Код Бытия - Кейз Джон
Вторая половина звонков – в тех случаях, когда собеседники ничего не знали, – была гораздо хуже. Сообщение казалось им ударом грома с ясного неба в тихий погожий день. Люди бурно реагировали, и их эмоции снова выбивали Джо из колеи.
Сейчас он сидел у телевизора, переключая каналы, но смотреть ничего не мог. Ласситера не покидала тревога, ему казалось, что он забыл сделать нечто важное. Налив пива, он поднялся по винтовой лестнице на террасу третьего этажа. Дом стоял на холме, и Ласситер оказался на уровне верхушек деревьев. Облокотившись о перила, он взглянул сквозь черные ветви в бледное, затянутое дымкой небо. Звезд видно не было.
Зазвонил телефон. Джо решил не отвечать, но передумал:
– Алло.
Трубка взорвалась голосом Риордана:
– Алло? И это все, что ты можешь сказать? Да чтоб ты сдох!
Ласситер бросил удивленный взгляд на телефон:
– Простите?
– Какого хрена вам потребовалось в ожоговой палате?
– И из-за этого весь шум?
– Он пытался убить себя. Доктора говорят, что парень так накачан наркотиками, что не может сосчитать до единицы. Тем не менее он вытащил трубку из трахеи. Когда они вбежали, трубка была зажата в его руке. Им силой пришлось разгибать ему пальцы.
Ласситера охватил леденящий ужас, в груди образовался противный липкий комок, мешающий дыханию. Он не хотел, чтобы Джон Доу умер. У Ласситера имелось множество вопросов, ответы на которые знал только Джон Доу. Кроме того, Джону Доу предстояло заплатить за содеянное. Он являлся той точкой, в которой сосредоточивались все мстительные замыслы Ласситера.
– Как он сейчас? Он не…
– Да, да, он выкарабкается. Устроить короткое замыкание в мозгу он не успел. Но давайте-ка лучше потолкуем о вас! Что вы задумали? Для вашего сведения, у меня теперь новый партнер – типичный мелкий чиновник по складу ума и характера. И сейчас он предположил, что Джон Доу вовсе не собирался себя убивать. Парень был накачан лекарствами и без постороннего вмешательства прикончить себя не мог.
– Что? Разве кто-нибудь…
Риордан не дал ему закончить:
– И в этот момент доктор Хузи лопочет что-то о «другом детективе», которого он видел у ожоговой палаты. Юный чиновник его тут же спрашивает: «Что это за другой детектив?» Из описания врача получается, что это не наш парень. По словесному портрету выходит, что это – вы.
– Я хотел всего лишь взглянуть на него, – признался Ласситер.
Риордан пролаял в трубку – лай этот, по-видимому, изображал язвительный смех.
– Точно. Любуемся витринами. Не шибко умно, надо сказать!
– Я даже не успел дверь открыть. Доктор меня вышвырнул.
– Слышал.
– Ну так вы слышали правду. Когда это случилось? Я имею в виду инцидент с трубкой.
Детектив игнорировал его вопрос:
– Отвечайте-ка лучше вы. Куда вы направились потом?
– Постойте! Так вы все-таки считаете, что я там был? И наложил пальцы парня на трубку? Вы требуете, чтобы я предоставил алиби? – Ласситер в сердцах чуть было не бросил трубку. – Я направился домой и с тех пор сижу на телефоне.
– Мы это проверим.
– Валяйте действуйте.
– Я обязан. И только благодаря вам, – сказал Риордан. – А теперь я хочу вам кое-что сказать. Хорошо? Я не думаю, что вы входили в палату, и считаю, что парень сам попытался наложить на себя руки. Доктора навещают его каждые десять минут. Кроме него, в палате лежит ребенок. Неподалеку сидит сестра. Кругом люди. Одним словом, никто посторонний этого сделать не мог. Но вы ведете себя как сорвавшийся с привязи бешеный слон. Вы мчитесь в больницу, прикидываетесь детективом.
– Я не говорил, что я детектив. Это доктор…
– Во-первых, – продолжал, не слушая оправданий, Риордан, – меня вызывают на ковер и врезают по заднице за то, что я не выставил охрану у изголовья Доу. Вообще-то я отдал соответствующие указания, но копы в лечебницу не торопятся. А во-вторых, мне придется потратить время на проверку ваших вшивых звонков. Если этого не сделать, могут возникнуть серьезные подозрения, так как всем известно, что мы знакомы. И еще одно. Я не думаю, что вы просто смотрели через стекло. Держу пари, вас одолела полоумная идея потолковать с парнем.
В ответ Ласситер только вздохнул.
– Это было бы потрясающе! – не унимался Риордан. – Допустим, ваша мечта сбылась, вы сердечно побеседовали, и Доу вывернул все свои потроха наизнанку. Но что произойдет, когда парень предстанет перед судом? Вам хорошо известно, как все это преподнесет защита.
– Почему он пытался убить себя? – спросил Ласситер.
– Может быть, не выдержал угрызений совести, – устало ответил Риордан.
– Интересно…
– Сделайте одолжение, – прервал его Риордан, – не интересуйтесь. И вообще ничего не предпринимайте. Отойдите в сторону и позвольте мне разгребать дерьмо.
Гнев Риордана стал причиной новой вспышки боли в голове и глазах Ласситера.
– Хорошо, я отойду в сторону, – сказал он, – как только вы сообщите мне, кто убил мою сестру и…
– Джон Доу. Вонючий Джон Доу убил вашу сестру.
– Кто он? И почему это сделал?
Глава 9
В день похорон было почти 27 градусов по Цельсию – необычно высокая температура для ноября. Яркие, как самоцветы, листья, опадая, кружились в знойном, почти тропическом воздухе. Приближалась зима, а погода стояла почти июньская, многоцветье листвы казалось искусственным и неуместным. Те, кто приехал на похороны издалека, готовились к прохладной погоде и теперь, истекая потом, страдали в твидовых, кашемировых, шерстяных и вельветовых костюмах. Даже Ласситер чувствовал себя неуютно. Невероятная жара, мокрые лица участников похорон, кружащиеся листья – все это походило на киносъемку, идущую в неправильной последовательности и не соответствующую времени года.
Джо никак не мог стряхнуть с себя ощущение нереальности происходящего. Даже гробы напоминали театральный реквизит. Меньший из них словно специально сделали совсем крошечным, чтобы подчеркнуть всю жестокость убийства. Священник из унитарной церкви, которую Кэти начала посещать в прошлом году, походил на актера, играющего заученную роль. У него было серьезное печальное лицо, полностью соответствующее важности момента. Подчеркивая нахлынувшие на него чувства, священник театрально закатывал глаза и всплескивал руками.
Но эмоции эти были обращены не к Кэти. Священник сострадал всем – он просто утопал в сострадании, что делало его горе весьма расплывчатым. Вообще-то Ласситер претензий к нему не имел. Церковь была большая, и священник с сестрой так и не познакомились. Когда Джо по телефону договаривался о похоронной службе, священник попросил его помощи, чтобы, как он выразился, «персонифицировать церемонию». Он хотел знать, как обращались к покойной: Кэтлин или Кейт? Кэт или Кэти? Он интересовался трогательными и забавными событиями ее жизни, чтобы напомнить родным и друзьям о «живой женщине».
Но сейчас, стоя у края могилы, священник произносил скучные и, как положено, утешительные слова. Он говорил о безграничном пространстве, в котором обитают теперь Кэти и Брэндон, о бесконечности и безмерности духа. Ласситеру его речь казалась бесцветной, слова без промаха попадали на отведенные им места. Но его тетушка Лилиан, наверное, слышала что-то другое и испытывала иные чувства, поскольку то и дело прижималась к племяннику и стискивала его ладонь.
До сознания Джо вдруг дошло, что ощущение нереальности преследует его с той минуты, как он узнал о смерти Кэти. Поначалу он считал это нормальной реакцией на неожиданное несчастье – своего рода шоком. Но стоя здесь, на кладбище, он понял, что ощущение нереальности столь глубоко потому, что он, как, впрочем, и другие, много раз видел похороны в кино. И те похороны были гораздо более впечатляющими, чем обычный обряд. Сейчас Джо ждал появления крупного плана или медленного наползания камеры на поросший травой холмик с силуэтом таинственного зрителя на вершине – любовника, издалека оплакивающего смерть возлюбленной, или убийцы, наслаждающегося горем, которое он принес. Чтобы увидеть церемонию в нужном свете, Ласситеру не хватало музыкального фона или необычного ракурса камеры.
