Дмитрий Осокин - Причём тут менты?!
— Хорошо, что мы попили в «Розе» красного! — авторитетно заявил Алферов. — Алкоголь — это антитоксин, антисептик и анестезин одновременно! И обычно — в одном флаконе! Триединство!
— Не кощунствуй!
— А-н-тон-Палыч-Чехов!! — чихнул Гаррик. — Сваливаем! У Михалыча скоро рабочий день закончится, а тут все же попахивает! Сваливаем!
— Сваливаем!
Вот так я и позабыл дома включенную плиту, деньги и проездной. Но даже и о своей забывчивости вспомнил гораздо позже.
Поскольку время действительно поджимало, мы добрались до Войнова-Шпалерной за двадцать минут: Гаррик пообещал таксисту рай на земле и почти не обманул, сунув ему пятнадцать баксов напротив Кикиных палат. Когда мы с Алферовым вылезли из тачки, то уже вполне прочихались. Предстояло пройти проходную с двойными турникетами и тройной вневедомственной охраной, но тут уже я смог блеснуть:
— В 97-й цех, к Ван Ванычу Агросееву! Нас ждут! — нагло заявил я.
— Кого это ты назвал? — полюбопытствовал Гаррик, когда мы уже перебегали от современного административного здания к огроменным и низким ангарам цехов по аккуратно выметенному внутреннему дворику.
— А я знаю? С тех пор еще, как я давным-давно здесь во время школьной практики работал, всегда помогало одно только это имя. Нечто вроде местного дикорастущего сим-сима на случай, если пропуск забудешь!
До технологического перерыва между пересменком оставалось пятнадцать минут, которые традиционно использовались здесь для перекура. Но Михалыча мы застали за дюже странным для советского токаря экстракласса занятием. Лет десять назад я б его понял. Но на десятом году перестройки, во времена «Красной шапочки» и иных дешевых алкогольных напитков?! Вот Алферов, он просто остолбенел. Ему не удалось ни понять, ни принять. Я — принял. И смирился:
— Здорово, Михалыч!
Тот отставил в сторону жестяную баночку «Ланы», удовлетворенно хмыкнул:
— Шипит еще, проклятущая… Здорово, орлы!
В воздухе присутствовал ощутимый запах антистатика.
— Михалыч, вы… вы это будете пить?
— Вот газ выйдет, видишь, дырочка ма-ленька вверху прокурочена? Вот, через нее все и выйдет, потом сольцой погашу, химия вся нейтрализуется, если подогреть, особо… И — можно принимать.
— Выпейте лучше водки, Михалыч! — ловким фокусником Гаррик извлек из кармана своей легкой куртяшки пластмассовую бутылочку с «Маккормиком». — Вот, это вам иностранный «малек», пинта называется.
— Да за кого меня держишь? Что я, бутылку себе купить не могу?
— А что ж вы…
— А нравится! Попривык я с горбатых времен-то!
О вкусах не спорят. Не стоило злить Михалыча. Я подмигнул Гаррику и попытался перейти к сути:
— Михалыч, мы к вам по делу…
Он даже не стал говорить о том, что не слишком-то это законно — растачивать дробовые револьверы под патрон. Впрочем, и требовалось-то всего лишь убрать небольшой Порожек в стволе, только аккуратно, на станке.
— И-ех! Это я, можно сказать, наловчил ся, наловчился. Раньше б сказал — завтра приходите за заказом, но, как понимаю, у вас заказ срочный, военный…
Сосредоточенно вертя в руках два револьвера, низенький лысый человечек подошел к громадному станку. Не таясь, отложил один ствол в сторону, начал прилаживать второй в тиски, забавно выпятив нижнюю губу и прищурясь. Сейчас он очень напоминал известного артиста Светина из какой-нибудь производственной комедии.
Все! Теперь мастеру лучше было не мешать, не стоять у него над душой. Мы с Гарриком пошли покурить.
На улице у самого цеха стояла скамеечка.
— Слушай, а что у него такой станок, без ЧПУ там?
— Видишь ли, Гаррик… Внимание!
Он тоже заметил. От административного здания летящей походкой поспешал аккуратно подстриженный мальчик в черной джинсе с ног до головы. Он нас даже и заметить-то не успел, но я уже смог различить, что левый рукав его джинсовой куртки расстегнут, да и вообще несколько толще правого. Как и полагается при забинтованной руке.
Это был Василиваныч! Герой пер прямо к цеху, но мы курили чуть в стороне, поэтому пара секунд для выработки оперативного решения у нас с Гарриком оказалась.
— Засветились!
— Ну! Завтра он выдаст пенку о мафиозных журналистах и преступных слесарях!
— Точно! Давай его тормознем! Заодно поболтаем…
— Василиваныч!
Мы выросли перед ним как из-под земли, перекрыв проход в цех.
— Как самочувствие?
— Хре-хре! Хреново, спасибо, ребята…
Это можно было заметить и невооруженным глазом. Даже око того ближнего, что всегда вооружено соломинкой, даже мое собственное, с сучком, возможно… словом, с Василиванычем произошло что-то невообразимо страшное. Должно быть, у него здорово схватило руку, когда он нас увидел.
Во всяком случае, лицо его сперва позеленело, затем в корчах приобрело ярко-красный оттенок, на лбу моментально проступили крупные капли холодного пота.
— Э, Василиваныч, ты что?
Не мог же он испугаться того, что мы сейчас начнем его метелить за сегодняшний печатный намек на «некоторых журналистов». Чушь! Что, мы с Гарриком — злобные мафиози, чтобы пугать-колотить из-за пары газетных строчек?
Василиваныч безумными глазами посмотрел на меня, на Гаррика, затем на дверь цеха. Отступил на шаг, промакнул пот рукой.
— Руку схватило, ох, — пояснил он, — что же еще? А… как вы? Читали меня, сегодня? А?
— Читали, читали! Орел!.
— Озверевший орел! — добавил я.
— Как, Василиваныч, не страшно тебе? Может, чем помочь? Как ты, на своей конспиративной квартире-то?
— Вот еще! — не к месту ответил он. — А вы тут что делаете?
Мы с Гарриком переглянулись. Я ему подмигнул — эдак шаловливо. Мне показалось, что у меня найдется достойный ответ.
— Уточняем некоторые технологические подробности! — с важным видом сообщил я Василиванычу.
Ответ оказался удачнее, чем я ожидал! Василиваныча вновь перекосило, а его глазки повторили разведпоиск. Не знаю, что уж он хотел прочесть на наших лицах! Мы с Гарриком просто олицетворяли собой многозначительность и мудрость.
— А вот ты что здесь делаешь, а? Неужто безжалостные «жмеринские», злобные «астратуровцы» и просто горячие южане затевают что-то против нашей оборонки? Против этого милого режимного предприятия? Э?
Василиванычу удалось совладать со своими судорогами. Он сместился еще на шаг в сторону.
— Я тоже, кхм, пришел сюда выяснить некоторые технологические подробности. Ладно, мужики, я опаздываю, мне еще нужно успеть заглянуть на слесарный участок, я, собственно, туда и собирался.
И он потопал к соседнему цеху. Только тут я сообразил, что мы так и не предостерегли бедолагу, не обрисовали ему положение дел.
— Василиваныч!
— Спешу! — грубо отказался он от контакта.
— Ты поосторожней, Василиваныч!
Мои слова ударили его в спину, как пуля.
Похоже, у бедняги опять стрельнуло в руке. Но он мужественно справился с болью и, запнувшись на мгновение, продолжил путь. И так и не обернулся.
— Завтра ты прочитаешь, что даже коллеги угрожают герою… — задумчиво пробормотал Гаррик.
— Думаешь, он действительно пошел на слесарный?
— Ты же видел! Но шел-то он сюда! Просто очень похоже на то, что он испугался нас больше, чем мы его.
— Знать, у него-то какая причина?
— Может, та же самая!
— Считаешь, он прикупил револьвер и пришел расточить? Не верится! Ему, кстати, менты могли и выдать ствол для самообороны, раз на него покушаются, так что ему и резона теперь нет дробовики растачивать.
— А что, Гаррик, ему действительно могли ПМ выдать?
— Говорят, теперь это практикуется. Когда угроза для жизни, а судимостей и психических заболеваний нет.
— Но почему же он тогда так испугался? И врать начал…
— Врет он всегда. А испугался… вспомни, кто тут с мафией «астратуровской» тусуется?
— Думаешь, только поэтому?
— Конечно! Да ему и для стройности версии необходимо, чтоб «некоторые журналисты» работали под мафией! Ничего, не грусти! Выпустим через три дня еженедельник — отмоемся в глазах общественности!
— Угу! А потом общественники обмоют наши трупы. Ладно, пошли. У Михалыча, на верное, все готово!
Все же роль случая чертовски велика в нашем мире броуновского движения за мир и права человека! Ведь что бы ни говорили почитатели рациональных методов познания, не думаю, чтоб это дело было раскручено, если б два напуганных журналиста не решили бы пойти против могущественного концерна. Но Гаррику слишком уж не хотелось оказаться «огорченным до безобразия» кастетами «астратуровских» боевиков, а меня все еще тянуло показать Корневу твердость своей жизненной позиции. Только поэтому мы и решили перевооружиться с дроби на пули. А Василиваныч… в конце концов, понятно, почему он испугался, у него тоже могли оказаться весомые причины опасаться теперь за свою жизнь, честь и достоинство. По крайней мере на девять граммов свинца — того, которым ему продырявило руку, — весомей наших. Однако, если б не эта случайная встреча, трупов бы после всей этой истории осталось бы поменьше. По крайней мере на одну штуку.
