Илья Рясной - Бугор
В руководящих документах по оперативно-розыскной деятельности ясно записано, что оперативники обязаны защищать людей, оказывающих содействие правоохранительным органам на конфиденциальной основе. Дружить с нашей конторой — это значит иметь «крышу», которая выручит в определенной ситуации…
— Дорогой, мое мартини. Твои — свинячьи отбивные, — проинформировала меня Кира, потягиваясь. — У тебя завалялась вырезка.
— Да? — спросил я.
— Сама видела ее в холодильнике.
— Я должен ее жарить?
— Ну не я же, — возмутилась она. — Я в гостях.
— М-да…
— Хотя можно и подождать, — она протянула ко мне руки…
Когда все закончилось, «мартини» в морозилке превратилось в лед…
Стружевский два дня просидел на даче. Опера из наружки сообщали, что он отмокает в водке. На третий день он двинул на Москву.
Бригада наружки вышла со мной на связь.
— Сейчас он на Главпочтамте, — сообщил опер по телефону.
— Что делает?
— Телеграмму посылает. Кажется, международную.
— Надо б разузнать, что, куда.
— Не маленькие. Знаем…
Потом объект направился в Клуб нумизматов. О чем-то беседовал с председателем клуба с глазу на глаз. Оттуда отчалил злой и уставший.
На улице он приклеился к телефону-автомату и начал делать звонки. Номера оперативники срисовать не могли. Слышали только обрывки разговоров, преимущественно типа:
— Где он? Я сколько жду уже! Я ему покажу кузькину мать!.. Завтра, да? Хорошо! Последний раз!
Едва не расколотив телефонную трубку о рычаг, он отправился в магазин. Вышел оттуда с двумя бутылками джина и поехал к себе на квартиру.
Там он засел накрепко и вылезать, кажется, никуда не собирался. Две бутылки джина — на вечерочек ему хватит.
— Запил мужик, — сказал я.
— Видать, хорошо его обули, — Железняков отвлекся от изучения изъятой вчера в Измайлово ворованной иконы. — Жалко даже бедолагу.
— Интересно только, кто ж его так, — задумчиво произнес я. — Завтра ясно станет. Он с кем-то очень хочет встретиться… Я, пожалуй, его с полудня с наружкой потаскаю. У тебя какие планы на завтра?
— Буду бумаги отписывать.
— Тогда с Женькой будь на проводе. Можете понадобиться…
Следующее утро я провел на заслушивании у заместителя
Начальника МУРа по раскрытию убийства Тарлаева. Прошло уже достаточно времени, но шум вокруг дела не утихал.
К группе наружного наблюдения удалось присоединиться только во втором часу. Я словил их около метро «Бауманская». Оперативная машина стояла за трамвайной остановкой.
— Привет, — сказал я старшему.
— Здорово, — он пожал мне руку.
— Как клиент?
— Вон, — старший показал на продовольственный магазин. — Там.
— Затоваривается водкой?
— Пивом. Две бутылки уже выхлебал.
— Звонил куда?
— Полчаса назад.
— По какому телефону?
— Рассмотрели немного. Первые две цифры неизвестны. Потом две тройки, четверка, единица. Последняя — неизвестна.
— Негусто.
— Хоть что-то… Он встречу назначил.
— Гдe?
— Около площади Борьбы. Вход в сквер. Знаешь?
— Представляю примерно. Метро «Новослободская». На сколько?
— Не знаю, — пожал старший плечами. — Ну, где он… — он взял рацию — Четвертый, ответь…
Шуршание, голос;
— Объект начал движение.
— Вижу.
В толпе я с трудом разглядел, как Стружевский вышел из магазина.
— Возьми рацию, — сказал старший, открывая дверцу машины. Он нашарил в бардачке портативную многоканальную рацию и протянул мне. — Она на нашей волне. С шифратором. Особо не приближайся. Твои темные очки его не обманут. Ты ему примелькался. Сорвешь наблюдение.
— Знаю. Не дурной.
— Вот, садится в тачку, — кивнул старший и сел в машину на переднее сиденье рядом с шофером. — Двинули. Мы за ним — ты за нами.
— Понял.
Их «жигуль» с форсированным двигателем — такие делали раньше специально для правоохранительных органов, двинулся вперед.
Стружевский держал курс на назначенное место и вскоре добрался до района метро «Новослободская», свернул на Палиху. Вон и площадь Борьбы.
Он остановил машину рядом с длинным желтым сталинским домом, внизу которого был магазин запчастей. В этом доме жили какие-то шишки, поскольку двор был перекрыт цепью и его стерег цербер в комбинезоне.
Стружевский вылез из салона. Постоял минутку. Прислонился к крыше своей «Ауди».
— Ну, чего волнуешься? — прошептал я, припарковывая машину в отдалении, рядом с оградой сквера. — Давай.
Будто услышав меня, он оторвался от машины, с размаху захлопнул дверь и направился по улице.
С моей позиции я мог видеть остановившийся около ста-' реньких приземистых домишек «жигуль» наружки. Вторую их машину я не видел.
Ну, и кто же тебе, проводник международного поезда, назначил здесь встречу?
Стружевский запер машину, поставил нажатием кнопки на брелоке на сигнализацию и неторопливо пошел по улице.
Народу было немного. Редкие прохожие не заслоняли объект, так что я мог его видеть.
Он шел, не особо замечая, куда идет. Налетел на тетку, которая с готовностью облаяла его. Потом в задумчивости пнул ногой пакет из-под сока. И вдруг остановился.
Что-то было не в порядке. Я увидел, что навстречу Стружевскому идет парень в спортивном костюме, держащий руки под курткой, будто от холода, хотя на улице двадцать два градуса и ежиться смысла нет.
В этот миг что-то произошло между двумя приближающимися другу к другу людьми. Стружевский что-то понял. Сначала он сбавил шаг. Потом резко повернулся и побежал.
«Спортивный костюм» кинулся за ним, на ходу выдергивая руку из-под куртки. Рука эта мне показалась длиннее, чем у нормальных людей. И все потому, что в руке этой был пистолет.
Хлоп. Выстрел, как будто от лопнувшего баллона.
Стружевский упал, как подкошенный сноп. И даже не дернулся.
Киллер подскочил к нему. Прозвучали еще два хлопка. Он сунул пистолет на ходу за пояс и побежал по улице. Прямо в мою сторону.
Опер из наружки, который был ближе к нему, бросился следом.
— Стой, сука! — крикнул он, выдергивая из сумки на поясе пистолет.
Киллер обернулся и выстрелил навскидку. Опер схватился за ногу и присел на асфальт.
— Мать вашу, — прошептал я, передергивая затвор пистолета.
Я выскочил из машины. Весь мир поблек. Для меня сейчас, как для хорошей борзой, был объект и была задача догнать, схватить, если не получится, уничтожить. Страх того, что одна из пуль может достаться мне, возник лишь на миг, но я его нокаутировал, и он остался лежать где-то в глубине сознания. Его место заняли другие страхи. Главный — задеть в перестрелке кого-нибудь из посторонних. Второй — упустить объект.
До киллера было метров восемьдесят. Я видел, куда он бежал. Между нами стояла красная замызганная «Нива», водитель которой уже завел мотор и готовился сорваться с места.
Я бросился навстречу. Попасть в киллера с такого расстояния, да еще на бегу — не пройдет. Я выстрелил в воздух.
Тут случилось неожиданное. От красной «Нивы» киллера отделяло метров тридцать, когда у водителя не выдержали нервы. Я выстрелил второй раз, и красная машина сорвалась с места. Водитель отчаянно давил на газ и вертел руль. «Нива» развернулась. Ее занесло. На асфальте остался след от паленой резины шин и неприятный запах. По ушам ударил мерзкий скрежет колодок.
«Нива» устремилась в переулок.
«Жигуль» наружки тоже сорвался с места и мчался к нам. Опера прилично задело пулей. Он сидел, прислонившись к урне и держался за ногу.
Киллер выстрелил в меня. Промахнулся. И дернул через дорогу.
Я двинул за ним.
Визг тормозов. Стук! «Москвичек» — каблучок едва не сбил киллера и проскрежетал бортом о спокойно едущий микроавтобус. Киллер споткнулся, упал, поднялся и двинул дальше.
Я прилип к нему, как учат прилипать в московском милицейском отряде спецназа. И плевать на все. Я прыгнул на капот застывшего «Москвича». Рванулся вперед. Тишина. Даже никто не выматерился мне вслед.
Киллер дернул во двор сталинского дома. Ему попалась навстречу женщина — он снес ее, как игрок в регби. Парню было лет двадцать пять, двигался он легко.
Один дворик. Дети в песочнице. Только бы этот гад не вздумал взять заложника!..
Нет, бежит дальше…
Постепенно он начинал выдыхаться. Мы выскочили на улицу. Потом еще один двор. Я оглянулся на ходу и понял, что опера из наружки нас потеряли. И мы остались одни — ствол на ствол.
Мы очутились в небольшом дворике, окаймленном трехэтажными домами, к счастью, почти пустом, если не считать бомжа, пригревшегося у помойки, да какого-то бедолагу, валяющегося под ржавым четыреста двенадцатым «Москвичом». Нас разделяло уже метров пятнадцать, Когда киллер снова споткнулся и пропахал, коленом асфальт.
Приземлился киллер на асфальт так, что пистолет из рук не выпустил. Он перекатился на спину и с такого положения послал мне пулю.
