Степан Мазур - Цена слова
— И сколько вас там человек в вашем клане?
— Клан? — Очкарик вскинул бровь. — Какой клан? Только я и отец. Вот и вся семья. — Глаза за толстыми стёклами погрустнели, погружаясь в прошлое, голос чуть притих. — Мать умерла, когда мне не было ещё двух лет, а братом или сестрой обзавестись не успел. Меня отец воспитывал. Няньки, пелёнки, всё такое. Родитель-одиночка. — Антон чуть повеселел. — Только честный он у меня какой-то. Как ещё не застрелили? Так новую женщину и не завёл. Есть какие-то мимолётные встречи, но я их не замечаю.
К входу в больницу подкатил джип. Лысый прокачанный охранник выпрыгнул с переднего сиденья, и распахнул двери в задний салон.
— Ну, вот и карета, — буркнул Антоха и первым запихал меня в салон.
Напряжённый водитель кивнул вместо приветствия, вдавил педаль газа и автомобиль вскоре вырулил на трассу. Внедорожник покатил вдаль, унося прочь от лечебного заведения.
Охранники какие-то напряжённые, челюсти сведены, словно вот-вот поймают ими пулю или покусают возможного киллера. Вены на лысых черепах вздутые, словно гадают кроссворд. Молчаливые с пассажирами. Только постоянные доклады по рациям.
— Что с ними? — Прошептал я Антону.
— А что не так?
— Да какие-то… напряжённые.
— Тебя ж везут.
— А я что?
— Ты меня спас, — обронил Антон и чуть погодя добавил. — Не они.
— Ты ж их сам со школы отпустил.
— Ага, без ведома отца только.
— Подставил их и себя?
— Надоели. Ты не представляешь, что значит ежедневно наблюдать эти качковые рожи возле себя.
Охранник нахмурился, услыхав часть фразы, но тут же сориентировался и включил радио. Лучше так, чем выслушивать о себе от хозяев.
Я кивнул очкарику. Не стал спорить. Я простой рыжий деревенский паренёк, который понятия не имеет, что значит ходить в сортир с охраной. Лучше не лезть не в своё дело. Вроде и охранники нормальные ребята и Антон парень ничего так. Это их проблемы. Пусть сами меж собой разбираются. Мне бы только прозреть, что сказать в детдоме, если я там не появлялся почти три недели. Вот это моё. И денег надо где-то достать, чтобы расплатиться с ипотекой, с которой должен был расплатиться отец, как только выйду из детдома. Это тоже моё. А у кого какая харя, и кто кому не нравиться, это такие мелочи на самом деле. Об этих мелочах так легко рассуждать, будучи в тёплом салоне дорогого автомобиля, а не на улице в мороз и голодным.
У каждого свои жизни.
— Приехали, — довольно сообщил Антон, выводя из размышлений.
Я посмотрел в тонированное окно: высотка-новостройка. Красивая, выделяющаяся на фоне серых панелек своей индивидуальностью. Словно кричит, что этот дом не такой, как все, лучше. Намного лучше! Элитные квартиры и такая же округа.
Автомобиль минул пропускной пункт и заехал на подземную парковку.
— Антон Денисович, Денис Львович ждёт вас дома, — сообщил охранник и добавил. — Проводить до лифта?
— Остроумно. Как-нибудь сами, — буркнул Антон и выскочил из салона.
Я последовал за ним, попрощавшись с охранниками. Те немного растерялись, не ожидали подобного и протормозили, невразумительно пробурчав. Но мой жест не остался незамеченным. Я понял, что Антоха с ними никогда не здоровался и не прощался, принимая за элемент обстановки, декорации или фон.
Один из лифтов распахнул двери и быстро покатил нас вверх. О, как же он отличался от лифта в доме, где родители купили квартиру. Светло, чисто, эффектный дизайн, пара зеркал. Я бы здесь остался жить. Честно. Зимой самое то.
Лифт принёс на площадку и на входе в одну из квартир нас встречал сухощавый мужичок с начинающейся сединой. Встречал сам, без прислуги. То ли простой, то ли сына слишком любит. Нормальный вроде мужичок: интеллигентные очки, рукопожатие крепкое, бережливое. Его лицо говорило, что может быть, и злым, и добрым. В зависимости от условий и обстоятельств. Голос был мягким, но уверенным. Просто человек, который много работал, и которому в жизни повезло. Таково было первое впечатление.
Мы познакомились, и глава семейства потащил нас на кухню. Стол давно ждал гостей и возвращения сына. Полный заварник доносил запахи мяты и чего-то сладкого, экзотического. Старался мужичок. Домработницы, как я заметил, дома не было. Или наготовила и ушла пораньше?
Пока обедали, особых разговоров не было, Денис Львович интеллигентно отмалчивался, предоставляя мне право насытиться и расслабиться. Просто присматривался, как я пытаюсь изображать этикет и как мои попытки, раз за разом терпят крах.
Разговоры начались ближе к чаю.
— Игорь, Антоха мне немного рассказал о тебе, но я хочу всё услышать сам. Как ты оказался в детдоме?
Я не хотел изливать душу незнакомому мне человеку с грустным лицом и такими же глазами, но вспомнился директор Аркашка, и в голове кое-что назрело. Сам не заметил, как за кружкой ароматного чая рассказал всё. Без утайки. Сам от себя подобного не ожидал. Наверное, накипело. Хотелось кому-то излить душу, больше не держать всё в себе. И очень хотелось, чтобы директору влетело по первое число.
Денис Львович прервал только раз, исчезнув в соседней комнате и вернувшись с телефонной трубкой и блокнотиком.
— Как говоришь, Аркадий Петрович?
— Он самый.
Денис Львович сделал пометку в блокноте, что-то расчертил и пообещал:
— Им займутся. Это дело чести. Дети будут в безопасности. И с квартирой твоей проблемы решаться.
— Спасибо, — я, наверное, сразу и не понял, что он обещал решить все мои проблемы, дошло немного позже.
— За такое не благодарят. Дети — самое дорогое, что у нас есть. — В его словах я услышал какую-то непонятную мне грусть. Столько печали и тоски, словно горечь разрывала изнутри.
— Всё равно спасибо. За всё вам спасибо.
Денис Львович приблизился, обнял за плечи и кивнул в сторону Антона:
— Это за него тебе спасибо. Он сейчас сидит рядом и улыбается, а мог бы лежать в больнице или… Не хочу об этом думать.
— Пап, так мы и приехали с больницы, — хихикнул Антоха. — А завтра в школу вместе пойдём.
«Пап». Я никогда так не называл отца. Считал, что это слишком по-детски. Всё как-то батя, батя… Дурак.
— Антоха, принеси мой сотовый, — обратился папа к сыну.
Даже в этой обычной просьбе столько тепла, заботы, любви. Невольно вспомнил мать с отцом, сердце сдавило, но сдержался, концентрируясь на дыхании.
Всё случилось, как случилось. Прошлого не вернуть, не изменить. Так что смирись и живи. В конце концов, ты в гостях. Улыбайся.
— Зачем он тебе сейчас понадобился? — Для приличия возмутился очкарик, но уже выползал из-за стола.
— Ну, принеси, прошу тебя, — добавил Денис Львович.
— Хорошо. В какой он комнате?
— Ой, даже не знаю. Посмотри-ка в спальне, или зале, а может в детской, или всё-таки гостиной? Точно не знаю.
Очкарик, бурча, ушёл в соседние комнаты «найти то, не зная что». А я уже понял, что Денис Львович просто хочет со мной поговорить наедине. Поднял вопросительный взгляд. Разговаривать, когда сыт, и в тепле, можно сколько угодно. С меня не убудет. Да и от своих мыслей отвлечёт.
— Игорь, а теперь что делать собираешься?
— Антоха мне уже задавал подобный вопрос. И не раз…
— Я понимаю, — отец Антона отстранился, расплываясь по мягкой стенке стула. — Заботиться он о тебе. Что-то в тебе разглядел.
— Я и сам не пойму что. Ну, помог немного, но это не повод меня превозносить, к тому же он… вы… многое уже сделали для меня. Этого вполне хватит.
— Говорят, что перед смертью, людям многое открывается…
Эти слова обдали холодом. Чьи-то злые когти схватили за грудь. Я непонимающе поднял глаза.
— Ну, конечно, он тебе ничего не говорил, — вздохнул Денис Львович. — Он никогда никому об этом не говорит. Да и некому говорить. Нет у него друзей. Одинокий. Никого не хочет обременять своей смертью.
— О чём вы, Денис Львович? К чему про смерть?
— Рак у него, Игорь. Рак. — Выдохнул отец Антона. — Клетки в головном мозге вдруг начали работать на себя. Никто не знает, сколько осталось.
Я сидел застывший и поражённый. Зрачки расширились. Дыхание сбилось, и в голове дикий бедлам. Антоха потратил две с лишним недели жизни на меня. Драгоценное время. Время — самое драгоценное, что есть у человека. Особенно у обречённого.
Разве я достоин времени умирающего?
— Лекарства и облучение немного затормозили процесс, но не остановили. И ведь ходит в школу, даже перевёлся в обычную, живёт простой жизнью. Я зову его на курорты, в другие страны, в путешествия, а он отказывается. Хочет прожить свои последние дни простой жизнью. Хочет окончить школу, и единственная его мечта — дожить до выпускного вечера.
В словах Дениса Львовича слышались слёзы. Говорил чётко, ясно, а душа ревела. Эти незримые слёзы текли по щекам и капали в кружку с недопитым чаем.
