Александр Тамоников - Возмездие придет в камуфляже
– Сейчас, Саша, и на селе ничем никого особо не удивишь. Но поедем в Воробьево не на «Мерседесе», а на обычной «Волге».
– Лучше еще что-нибудь проще.
– Что именно?
– Я бы посоветовал обычную «Ниву».
– «Ниву»? Хорошо, поедем на «Ниве».
– И вдвоем.
– Согласен! За рулем ты.
– Ну, не вы же...
Феофанов вызвал Ларинова:
– Вася! Обед на две персоны, и подготовить «Ниву» к выезду.
– С водителем?
– Нет. Без водителя и без сопровождения, но с полным баком бензина.
...В 16-30 белая «Нива» остановилась у сельского магазина. Тимохин вышел из машины, прошел в местный мини-маркет, купил сигарет и бутылку минеральной воды. Вернулся. Заняв место водителя, спросил Феофанова:
– Дальше куда, Сергей Леонидович?
– Прямо до церкви, там вправо пойдет спуск к реке. У старой пристани остановишься.
– У пристани? – удивился Тимохин.
– Да. Наш майор, по сообщению наблюдателей, вышел порыбачить. И обустроился недалеко от пристани, в кустах. Самое место и для рыбной ловли, и для серьезного разговора.
Александр остановил «Ниву» у самой воды – точнее, у трапа, ведущего на пристань. По идее, здесь должно было быть много ребятишек – место для купания лучше не придумаешь, – но сегодня прохладно, не до водных процедур. Оттого на пристани никого не было, а обрыв скрывал «Ниву» от глаз сельчан. Офицеры прошли до кустарника, отступавшего от воды на метр песчаной полосы. Удочку увидели издали. Подошли к рыбаку с тыла. Тот сидел на складном стуле, рядом сумка со всевозможными снастями; слева кол, к нему привязан садок, наполовину погруженный в реку.
– Добрый вечер, Матвей Викторович.
Рыбак резко обернулся. Это был плечистый мужчина лет тридцати восьми—сорока с хитрыми, узкими глазками.
– Добрый, – ответил он. – С кем имею честь?
Феофанов представился. Горбун заметно побледнел.
– Как рыбалка, майор?
– Да я недавно пришел... вот, только закинул удочку... а, извините, вы тоже сюда на отдых приехали?
– У вас клюет, Матвей Викторович!
Горбун вытащил плотвичку размером с ладонь. Отцепив, бросил ее в садок, отложил удочку, поднялся:
– Вы ко мне?
– Точно так! И не будем попусту тратить время. Нам известно о ваших с господином Кардопольским делах. О нелегальных полетах в Пакистан, о переправке талибам вооружения, в частности секретных переносных зенитно-ракетных комплексов. Нам, Матвей Викторович, известно все о вашей преступной деятельности.
– Вы... вы приехали арестовать меня?
– Если вы не согласитесь помочь нам в одном деле, связанном с вашей профессиональной деятельностью и делами господина Кардопольского. Предупреждаю сразу: отвечать за последнее вам придется в любом случае, как и Кардопольскому, Аладьеву, Рашидову и всем тем, кто участвовал в незаконной продаже оружия. А вот какое наказание вам будет определено судом военного трибунала, зависит всецело от вас. Откажетесь от сотрудничества – получите на полную катушку, лет этак двадцать строгого режима. Согласитесь – суд учтет данное обстоятельство, и в зависимости от того, насколько эффективным будет наше сотрудничество, вам дадут лет пять, не исключено, что условно. Ведь вы вынуждены были выполнять приказы вышестоящего командования и не знать, что именно перевозите за кордон. Если вы сомневаетесь в том, что мы знаем все о ваших деяниях в составе преступной группы, возглавляемой Кардопольским и Аладьевым, то позвоните генералу. Он все доходчиво вам объяснит.
Горбун опустился на стул, сжал голову обеими руками:
– Я знал, что все это плохо кончится. Знал! Но деньги... Мне нужны были деньги! Я не мог отказаться, согласившись на первый полет, я...
– Горбун! – прервал летчика Феофанов. – У меня нет никакого желания подтирать вам сопли. Раньше надо было думать о будущем, когда вам только предложили продать за бабки Родину и честь офицера. Сейчас ныть бесполезно. Мне нужен конкретный ответ на конкретно поставленный вопрос.
– Да, да, конечно, я готов к сотрудничеству и сделаю для вас все что угодно!
– Не для нас, Горбун, а во искупление прежних грехов и решения собственной участи.
– Но вы вправду обещаете, что приговор будет условным?
– Я не исключаю этого.
– Что я должен делать?
– Ничего особенного. Послезавтра, как положено, по истечении срока отпуска вернуться в часть. На девятое число у вас запланирован рейс в Дерхан. Туда, куда вы перевозили ПЗРК и другое вооружение. Особенности данного рейса обсудим позже.
– Я понял!
– Ну и хорошо... Мы не будем мешать вам наслаждаться последними сутками отпуска, в частности рыбалкой. Одно предупреждение: о нашем разговоре ни здесь, в селе, ни в гарнизоне никому ни слова. Кроме, естественно, Кардопольского. И не пытайтесь скрыться, Горбун. Вы под контролем спецов Главного управления по борьбе с терроризмом. У них задача предельно простая: не допустить вашего бегства. И им предоставлены особые полномочия. Объяснить, что означает статус особых полномочий?
– Не надо, – проговорил Горбун, – это право на уничтожение субъекта при его попытке выхода из-под контроля.
– Вы все верно понимаете.
– Но мне нужны гарантии...
– Вы их уже получили. Удачной рыбалки, господин Горбун. До встречи на полигоне.
– До свидания, – подавленно проговорил предатель.
Феофанов с Тимохиным вернулись к «Ниве» и в 18-10 прибыли в загородную резиденцию ГУБТ.
В приемной Ларинов доложил, что звонил бригадный генерал Вайринк и просил перезвонить ему по возвращении начальника Управления. Так же прапорщик сообщил, что Шепель выходил по связи на Крымова, у него все идет по графику и без проблем.
– Хорошо, – выслушав доклад помощника, сказал Феофанов, – соедини меня с Вайринком.
Феофанов и Тимохин прошли в кабинет начальника Управления. Ларинов доложил, что связь с главным координатором проекта установлена. Феофанов поднял трубку спутниковой связи:
– Вайринк? Это Феофанов! Добрый вечер.
– Добрый! Я звонил вам, чтобы сообщить, что группа полковника Дака прибыла на базу Хуми, откуда, завтра, 9-го числа, с рассветом вылетит для отработки задачи отвлекающего маневра в Гирузгане.
– Вы уточнили, сколько боевиков может оказаться в кишлаке?
– Конечно! Около пятнадцати, не считая раненых.
– У Дака сколько человек?
– С усилением из состава резерва командующего – десять.
– Это нормально. Я могу поговорить с Даком?
– Считаете, что я не в состоянии поставить задачу по афганскому кишлаку?
– Ну что вы, генерал! Я так не считаю. Просто хотел переговорить с полковником, а еще больше с ним желает пообщаться полковник Тимохин. Они работали вместе, и лишним разговор не станет.
– О’кей, согласен. Полковник Дак свяжется с вами. Как ему выйти непосредственно на командира отряда, полковника Тимохина?
– Пусть звонит мне. А мы тут разберемся.
– На какое число назначена основная акция?
– На 9 сентября.
– На девятое? – удивился Вайринк. – Помнится, речь шла о завтрашнем дне...
– По ряду причин, связанных с действиями Темирзая, мы вынуждены перенести дату основной акции.
– Но даже сутки могут создать весьма невыгодную для нас ситуацию!
– Наши спецы сделают все возможное, чтобы не допустить этого.
– Ол райт! Держите, пожалуйста, меня в курсе ваших дел. До связи, господин генерал-лейтенант!
Феофанов отложил трубку спутниковой системы и присел в кресло руководителя. Тимохин устроился на своем обычном месте у стола совещаний.
– Вайринк недоволен, что мы не можем атаковать усадьбу Чаранди завтра.
– Это понятно. Американцам ой как не в кайф будет, если талибы раструбят на весь мир о секретных операциях ЦРУ! Да еще живого свидетеля представят...
– Меня меньше всего заботит репутация Центрального разведывательного управления США, я думаю о здоровье Крофт. Это в первую очередь. Мы должны ее вытащить, иначе сержанта ждет страшная участь.
– Но мы и делаем все возможное.
– Кто знает, Саша, все или не все... Может быть, что-то очень важное упустили. Почему Темирзай отказался от досрочной переброски настолько нужного талибам груза? По техническим причинам, вызвавшим какие-то проблемы на аэродроме? Ерунда. Что там могло произойти такого, из-за чего не может сесть наш военно-транспортный «Ил»? Отказали дальномеры, высотомеры? Так «семьдесят шестой» и без их помощи свободно сядет.
– Ревунов говорил о проблемах с «коридором» в воздушном пространстве Пакистана, – напомнил Феофанову Тимохин.
– Тоже ерунда. Как говорится, над всем Пакистаном чистое небо. Это не Европа, где все забито. Помешать приему борта может только повреждение взлетно-посадочной полосы. Но если ВПП повреждена до того, что не может принять самолет завтра, то и девятого числа она будет непригодна к использованию. Нет, что-то темнит Темирзай... А вот почему, непонятно.
Тимохин, с молчаливого разрешения генерала прикурив сигарету, проговорил:
