Эльмира Нетесова - Месть фортуны. Дочь пахана
— Тебе Сивуч разве ничего не ботал про Задрыгу, что она отмочила?
— Вякнул! — усмехнулся Шакал одними губами и прошел к столу спокойно, уверенно:
— Ты, Дрезина, меня знаешь не первый день. Кто к моей
малине прикипался, давно уж в жмурах… Не давал никого наколоть на деле и положняке! В доле не облапошил. Слово держал. На халяву не бренчал на кентов. А уж клешни распускать ни с хрена считал западаю для любого фартового. За такое колганы откручивали лягавым. Своим — нарушившим закон — подавно перо воткну…
— Ты это о ком? — опешил Дрезина.
— О Тарантуле и Пузыре! Они Задрыгу трамбовали ни за хрен. Когда положняк сорвать хотела. Обещанный под клятву. Такое не спущу!
— В тюряге они! Кому грозишь? — усмехнулся Дрезина.
— Достану их оттуда. Для разборки в своей малине!
— С ними — валяй! А вот с Задрыгой — мы решим! И попробуй дернись! Распишу мигом! — пригрозил Дрезина.
— А ты меня не бери «на понял». Тарантул моей малине давнишний должник. За ходку на Печоре, из какой его кенты доставили. Так и не отбашлял. Тому уж много времени. Сам нигде не пофартил, не потрафил нам.
— А Задрыгу с мусориловки выдернули? Иль мозги посеял, иль Сивуч не трехал про то?
— Мусориловка не Печора!
— Завязывай тут бренчать! Что файно, а что — прокол! Вон паханы возникают. Им ботай! — указал Дрезина за окно.
Шакал оглянулся на входивших фартовых. Он знал почти всех. Иные приветливо здоровались, поздравляли с возвращением на волю, другие сдержанно кивали, угрюмо молчали, подпирали стены спинами. Без разрешения Дрезины никто не имел права присесть.
— Располагайтесь, кенты! — распорядился Дрезина и, оглядев фартовых, сразу сказал, почему собрал сход столь спешно:
— «Зелень» должна знать свое место. И соблюдать наш закон! А фраернувшихся — за душу! — сверкнул глазами в сторону Шакала.
Паханы переглянулись. Никто из них не рисковал сказать свое слово.
Известный всем фартовым — Медведь, и тот башку увернул. Будь кто другой — череп в пыль измял. Тут же — Черная сова… Не раз из рук ментов выдергивала, уводила от него погоню, беря на свои плечи лягавые «маслины», клыки овчарок.
Сколько раз, вернувшегося из ходки, принимала в долю, до возвращения своих кентов. Никогда не обижали при дележе. Вступались, как за своего, не попрекали.
Крутит башкой Медведь. Нет, он не лажанет Шакала…
Сивый Тоже молчит. Чёрная сова его малину «в гастролях» выручила, когда одесские законники взяли «на перья» за то, что чужаками влезли на их территорию. Не ожмурили, но попороли всех. Черная сова не дала ожмурить. Вступилась. Отняла. Отбила, помогла вернуться в Брянск. Навар Шакал не требовал. Дал оклематься. Разве такое забудешь?
Сапер вздыхает. Этот лажанулся перед Шакалом давно. Еще в Воркуте. В ходке. Зажилил хамовку, когда Шакал заболел. Думал, откидывается вовсе. И его пайку стянул. Тот с неделю без сознания канал. И все ж оклемался, одыбался, задышал. Помнил все. Но не вякнул на Сапера, не лажанул. Не высмеял слабину и голод. А уж за это кенты не пощадили б…
Жмот ногтями заинтересовался. Словно век свои клешни не видел. Никого вокруг не слышит.
Жмот свое помнит. По бухой в ресторан возник. Спутал шмару с официанткой. Забыл, где прикипел. Полез под юбку. Девка — в крик. Жмот с нее тряпки сорвал в гневе. Кто-то ментам засветил. Шакал с кентами выручили. Уволокли из- под носа у лягавых.
Маленький Карат чуть под стол не лезет. В ходке лажанулся. Нарушил фартовый закон. Наколол пацана в зоне, сделал подружкой. Силой взял. Шакал пронюхал. Но не забрызгал. Попробуй теперь вякни — разложит, как маму родную, и глазом не сморгнет.
Лысый Чита косится на Шакала. Черная сова у его малины все пенки сняла. А вякни, свои же разделают под шиш. Шакал — падла! От него не знаешь, что ждать. Вон, по молодости, полез Чита к шмаре. Она подружкой Шакала оказалась. Кто мог подумать? Так пахан Черной совы бухому Чите подсунул ночью баруху, втрое старше Читы. Тот утром увидел бабку, собственными яйцами чуть не подавился. А Шакал смеялся:
— Бабку тоже уважить надо. Кому, как не тебе согревать их по ночам, лечить от полового радикулита?
С тех пор целый год староебом звал. Едва не сменил Чите кликуху. Конечно, стоило б Шакала оттрамбовать за прошлое. Но не жмурить. Нет! — пыхтит Чита.
Подслеповатый Гнида задумчиво уставился на Шакала. Он не только его, всю Черную сову перекрошил бы, до единого кента. Не взяли в бега, когда слиняли с Печоры. Да и потом, все жирные, наваристые точки сами почистили. Малине Гниды оставили мелочь. Сам Шакал Гниду не уважает. Не кентуется. Брезгует, держит за падло. Высмеивает. Хотя Гнида стал фартовым много раньше. А Шакал все скалится:
— Смотри, Гнида, чтоб тобою ненароком по тяжкой не попользовались фартовые — в ходке!
Гнида рассвирепел. Но Шакал и того хуже отмочил. Взял его с кентами в дело, Дрезина велел. Все шло как по маслу. Банк тряхнули начисто. Но линяя, задел кто-то сигнализацию. Милиция тут же загоношилась. Одного пришлось по кентелю погладить. Пока «сидоры» с купюрами сбросили вниз кентам, тот милиционер очухиваться стал.
— Давай Гниду вместо кляпа затолкаем в пасть лягавую! — предложил Шакал кентам. Те, не подумав о шутке, ухватили Гниду за душу. Тот вырвался. Вылез из банка. И все мечтал отплатить Шакалу за ту шутку.
— Ну так что вякнете? — спросил Дрезина у паханов.
— Как ты, так и мы! — подал голос Гнида.
— Чего заткнулись? — не понимал пахан.
— А что трандеть на халяву? Лажанулся не Шакал, его зелень. Он за нее не отвечает. Да и кенты не в чести. Фаршманулись, как последние фраера! Если не думали давать долю, на хрен клялись, да еще и трамбовали? Нет! Тут поровну отмочено. Если Задрыгу наказывать, то и этих так же надо! — предложил Медведь.
— Ишь, шустрый! Итак кенты по ходкам канают. А ты раскидался! — возмутился Дрезина.
— Одну Задрыгу брать за душу? Это уже не по фартовому! Лажанулись все! Тут либо всем отпускать, либо каждого за жопу брать! — вставил Сапер.
— Они — фартовые! А Задрыга кто? Разве ровня законникам? С хрена одним разом? Если ей теперь спустить, что дальше отмочит? Чьи кентели покатятся? — подал голос Гнида.
— Твои! — твердо ответил Шакал.
— С хрена звереешь? Враждовать в моей хазе7-повысил голос Дрезина.
— Слово есть, — ответил Шакал, и оглядев всех, остановил взгляд на Гниде, заговорил веско:
— Гниду вы знаете все. Я тоже считал его честным вором. Но…
— Завязывай, Шакал! Лажать кента — западло! Почему до схода молчал? Теперь, когда он вякнул не по кайфу тебе, решил его фаршмануть? — наливались кровью глаза Дрезины.
Гнида осмелел, почувствовав поддержку, вприщур глянул па Шакала. Усмехался злобно.
— Почему Дрезина кенту хайло заткнул? Может, серьезное вякнет. Ведь вчера из ходки. Когда успел бы трехнуть? — вступился за Шакала Жмот
— Он здесь до сходки возник. Нет у меня веры в запоздалое слово, — осек Дрезина и спросил.
— Так что надумали, кенты?
Худосочный, желтолицый Пузо ерзал на стуле, поглядывал в окно. Ему плевать на все, лишь бы успели кенты тряхнуть меховой. Сегодня туда товар завезли. Пахану не терпится глянуть, что приволокут фартовые, какой навар возьмут? Что ж до Шакала, он мало знал его, их тропинки не пересекались. Ему хотелось скорее слинять отсюда — к своим. Только бы у них выгорело.
— Чего дергаешься, как на еже? Иль — вякнуть хочешь? Вали! — предложил Дрезина.
— Кончайте разборки! Жизнь и без них коротка. Решайте скорее!
— А и правда, чего резину тянем?
— Кенты? Я тоже за то! Коль сход решит — так уж по чести! Нет в деле вины одной Задрыги! И я так думаю, что старый Сивуч не сумел ей в мозги вложить дозволенное и запретное. Коль так, надо наказать Задрыгу и забрать ее от Сивуча!
— В малину ее! В Черную сову! В делах живо оботрется и допрет до всего сама!
— Верняк! Пускай Шакал от нее волком взвоет! — пожелал Гнида, испугавшийся попереть против всех.
— Ас кентами Князя как будем? — спросил Дрезина.
— Я же ботал до схода, берусь вместе с кентами достать их из тюряги! — перекрыл голоса всех Шакал.
— А для чего тебе их выручать? — удивился Дрезина.
— У нас свои счеты! — оборвал Шакал.
— Закон нарушать?!
— Не дергайся! К тебе их приведу! Всех троих! — пообещал Шакал и повернувшись к паханам, сказал:
— В этой ходке канал со мною в бараке один фартовый по кличке Тюря. Вряд ли кто из вас, кроме Гниды, знает его. Они отбывали в Сибири. В номерной. Три года назад. Вместе в бега намылились. Слиняли из зоны. Неделю в тайге блудили, в снегах. А когда нашли дорогу, Тюря уже ходули поморозил. Хилять не мог. Хамовки мало осталось. Но Гнида есть Гнида! Все забрал у кента до последнего сухаря. И бросил одного. В снегу… Живого. Но обмороженного! Тюря просил убить, чтоб не досталась душа зверю.
