Александр Афанасьев - Гильза в петлице
Условия были примерно те же самые, к тому же я помнил поправки для того выстрела – их подбирали на полигоне, и я все помнил. Когда снайперы говорят, что что-то не помнят, – они скорее всего врут. Все они помнят…
Винтовка глухо бухнула – и тут же успокоилась в руках. Генерал прильнул к подзорной трубе, а я почувствовал, как я промок. От пота – холодный и мерзкий пот на спине. Очень неприятный.
Смотреть на то, как через несколько секунд умрет бык, я не хотел. Я знаю, что ему дорога все равно – на бойню. Но все равно – смотреть я не хотел. Были на то причины…
Человек, который учил меня, – он тоже был снайпером. Там, где советских войск не могло быть по определению. Он был выходцем из деревни… в деревне режут скотину, рубят кур, гусей, уток – там это обыденность. Но вернувшись из армии – он не мог зарезать даже курицу…
– Попал… – удивленно сказал генерал, – надо же. Попал.
Это был тот же самый генерал, который отправлял меня на задание, который, скорее всего, выбрал меня для этого задания. Он каким-то образом знал моего отца, хотя я не знал, каким именно образом.
– Какая же вы мразь… – устало сказал я, поднимаясь со стрелкового мата. Генералу сказал.
– Лично я? – спокойно осведомился генерал.
– Нет. Вы все.
– И почему… интересно было бы узнать.
– Не поймете.
– А ты попробуй…
Я сплюнул.
– Вы когда-нибудь убивали?
– Приходилось. Первый раз – еще в Афганистане…
Я молчал.
– И что? – не выдержал генерал, – пацифистом, что ли, стал?
– Да какой там пацифизм. Знаете… есть разница между обычным солдатом и снайпером. Обычный солдат стреляет не по людям. По мишеням. В прицел – ты видишь не более чем фигурку, она так мала, что часто ты не воспринимаешь ее как человека. Ты ведешь огонь, и мишень падает. Снайпер – выбирает цель. Опознает ее. И стреляет. Мы видим, что мы стреляем в людей. Знаем это…
– Ну и?
– Чтобы стрелять в людей, нужна особенная мотивация. Когда я пошел в армию, я знал, что мне придется это делать. Я дал себе слово, что никогда не убью никого, кроме тех, кто угрожает мне, моим сослуживцам или моей стране.
– А бык-то тут при чем?
– В том-то и дело, что ни при чем. Я никогда не был на охоте. И никогда на нее не пойду.
Генерал покачал головой.
– Ты что, колбасу не любишь?
– Нет. Терпеть не могу.
Генерал некоторое время думал, потом – плюнул вниз, с вышки.
– Только не говори никому то, что сказал мне. Иначе угодишь в дурку. Или допуск снимут, потом будут в душе копаться… у нас кого только нет… психологическая разгрузка, ё…
– Смерть не повод для разговоров.
У генерала зазвонил телефон, он послушал, потом рыкнул:
– Ну, значит, с кровью будем жрать! Ты что, предлагаешь триста кило мяса списать? Каким, нах… собакам, давай, снимай шкуру, не выдумывай! Что, собрался налево говядину пустить, архаровец? Лично проверю.
Отбил звонок, сунул телефон в карман на рукаве.
– Сейчас отбивную пожарим. С кровью, на… Ты можешь не есть.
…
– Ты точно тогда попал?
– Да. Попал…
– Значит… остался кто-то еще, – заключил генерал.
Краков, Польша – Львов, Украина
27 мая 2021 года
Проложить постоянную тропу, способную работать в течение длительного времени, – это задача намного более сложная, чем проникнуть в страну один раз. Тем более, если предстоит провозить в страну некие незаконные грузы.
Из Казла-Руды – он, на арендованной машине (арендовать машину теперь можно было по Интернету, оплатить с карты, а машину открыть специальным кодовым сигналом, приходящим на мобильный) пересек польскую границу и прибыл в Краков – древнюю польскую столицу, имеющую для этой страны такое же значение, как для России, к примеру, Санкт-Петербург. Древний город, город польских королей – в девяностые годы он приобрел и другое значение. Краков стал столицей нелегальных экспортно-импортных операций, попросту говоря – контрабанды, а кроме того – здесь же открыл работу Чеченский информационный центр. Немалый вес в местном криминале приобрели и угонщики – здесь они отличались особенной отмороженностью, поскольку охотились на людей, кто перегонял иномарки из Европы в Россию, а самих перегонщиков – часто убивали.
Уже на польской стороне границы Керр купил местный стартовый комплект международного оператора «Оранж» и по нему набрал номер, который помнил наизусть. Номер этот принадлежал некоему Лешеку. С Лешеком он был знаком еще со времен Афганистана, когда Лешек находился там в оперативной группе «Белый орел» польской армии. И пусть группа отвечала в основном за восток Афганистана, а англичане – за юг, пару раз им все же пришлось пересечься. И жил Лешек как раз в Кракове…
Лешек оказался свободен и предложил встретиться там, на Главном рынке – основной торговой площади города.
Польша похорошела за то время, пока Керр в ней не был, но еще больше похорошел Краков, ставший едва ли не главным туристическим центром Польши, обогнав Варшаву. Польша представляла собой своеобразную витрину ЕС, в нее целенаправленно вкладывались деньги. Частично, потому что это было возможно – Германия, как основной донор ЕС, не могла отказать пострадавшей от нацистской оккупации Польше. Частично – Великобритания и США вели политику на создание в ЕС третьего центра силы, который мог бы уравновесить блок Германии и Франции и создать центр притяжения для всех восточноевропейских стран. В отличие от осторожной Германии и традиционно дружественной к России Франции – Великобритания открыто говорила о том, что границы Европы должны пролегать восточнее. А дружба Великобритании и Польши имела давнюю историю, существовал даже постоянный грант, на который польским студентам, решившим пойти в разведку, выделялись постоянные места на бесплатное обучение в Великобритании и прохождение стажировки в британской разведке.
Но простые поляки об этом ничего не знали, они радовались теплому летнему дню, туристам, отмахивались от наглых, жирных, совершенно не боящихся человека голубей – и продавали туристам китайские сувениры, польскую жареную колбасу и «пироги». То и дело звучала русская речь, туристов из России было очень много. Возможно, и из Украины – но украинцы за границей говорили на «мове Суворова».
С первого взгляда Керр заметил, что у его друга проблемы – это облегчало задачу. Но он не подал вида, а предложил прогуляться и заодно покушать. Он заказал польскую жирную, жареную колбасу, двойную порцию, и его друг с жадностью набросился на еду.
– Как дела, Лешек? – спросил Керр по-английски.
В Великобритании на этот вопрос следует отвечать fine, даже если у тебя обнаружили неоперабельный рак, но Лешек англичанином не был и покачал головой:
– Плохо, друг. Плохо…
Да, в Польше все и в самом деле было очень плохо. После того, как в строй вступила вторая ветка балтийского трубопровода – Польша и Украина потеряли все транзитные возможности и, следовательно, выплаты. Американцы продавили закупку Польшей американского сжиженного газа через балтийские порты – это стоило огромных вложений в инфраструктуру, а сам газ оказался намного дороже трубопроводного.
Треплющий ЕС экономический кризис до предела сократил выплаты из общего бюджета, зато статус страны – члена ЕС наложил обязательства по приему и размещению беженцев… причем в Польшу направляли беженцев в основном чернокожих, так как считалось, что в двадцать первом веке стыдно, когда в твоем государстве проживают жители одинакового цвета кожи… не по-европейски это. Начались и гонения на польскую церковь – точнее, на тех иерархов, что отказались венчать в храмах содомитов. Плюс еще такой нюанс – в ЕС есть правило, согласно которому беженец, который прибыл в ЕС должен оставаться на земле той страны, в которую он первично прибыл, потому что все страны ЕС одинаково демократичны, и там можно скрываться от тирании. Таким образом, Польша была вынуждена принять и основную часть беженцев с Украины, что добавило нагрузки на бюджет. При этом польская промышленность была окончательно добита еще в середине нулевых, а польские крестьяне были вынуждены продавать свою продукцию задешево белорусам, которые под своей торговой маркой перепродавали уже в Россию. Санкции, однако, благодаря которым гордые польские шляхтичи унижались перед белорусами, чтобы продать свои продукты хоть кому. На Гданьской судоверфи работал музей гданьской судоверфи и больше ничего, а польской косметики – больше не существовало. На этом фоне измученные валом беженцев, страны «первого мира» – Великобритания, Германия, Франция – закрывали границы и принимали все более и более жесткие законы по нелегальному пребыванию мигрантов, по наказанию за использование труда нелегальных мигрантов. Только вот били эти законы не по общинам беженцев из исламских стран, держащихся обособленно и представлявших из себя для принявших их государств terra incognita, а по менее сплоченным «заробитчанам» из Восточной Европы – полякам, словакам, венграм, болгарам, румынам. Все они были вынуждены возвращаться к себе домой, где работы не хватало, и для тех, кто оставался…
