Стивен Хантер - Сезон охоты на людей
– Причина того, что меня никогда и никто не подозревал, – сказал Бонсон после непродолжительного раздумья, – состоит в том, что это ЦРУ уговорило меня пойти к ним работать. Сам я никогда к ним не просился. Они предложили мне работу, когда я уволился из Военно-морского флота, но я сказал: нет. Я пошел в юридический колледж, я провел три года на Уолл-Стрит, они еще три раза обращались ко мне, и я каждый раз отказывался. В конце концов – видит бог, для этого нужна некоторая дисциплина, – в конце концов я дал согласие.
– Почему же они так хотели заполучить вас?
– Из-за моей работы в военно-морской разведке. Таков и был изначальный план. Я послал во Вьетнам пятьдесят семь парней, морских пехотинцев, военных моряков, даже пару младших офицеров состава. Я подавал рапорты о многих десятках провинившихся, которых нашел в других родах войск, и многие из них отправились туда же. Никогда и нигде не было лучшего работника тайной полиции, менее милосердного и более амбициозного. Они не могли не заметить, насколько я был жестоким. О, насколько же я был хорош! Я был изумительным! Они так хотели взять меня к себе, прямо-таки помирали от этого желания, а я все время прикидывался, что очень удивлен их предложениями. Но именно таков был наш план с самого начала.
Его лицо сияло от гордости и самодовольства. Это был его величайший триумф, смысл всей его жизни, так отличавший его от остальных людей, его произведение искусства.
– Но все-таки, Бонсон, кто вы есть? Черт возьми, кто?
– Единственный раз, когда мне пришлось засветиться, был в ту самую ночь, когда этот идиот Пашин не взял с собой водительских прав. Без водительских прав нигде не продадут такого количества азотной селитры, даже в Вирджинии! Безмозглый болван! ГРУ попросил помощи у комитета, а у меня были самые лучшие документы, так что я поехал в Лизберг и купил то, что требовалось. Я встретился с ним в ресторане, чтобы сообщить, где спрятан груз. Он был блестящим оперативником, но что касается разных практических мелочей вроде этой, он частенько прокалывался.
– И тут вам не повезло. За ним следил Триг, эта живая фотокамера.
– Все минувшие годы я тревожился из-за этого. Это был единственный мой уязвимый пункт. Но теперь вы позаботились об этом.
– Но кто же вы? – продолжал настаивать Боб. – Вы должны сказать мне.
– Я не обязан никому ничего говорить. Я могу убить вас, и моя безопасность будет навсегда обеспечена.
– В семьдесят первом году попадавшие к демонстрантам сведения о развертывании частей в Вашингтоне исходили от вас? Ведь так?
– Можете сделать на меня ставку, и выиграете, – ответил Бонсон. – Я сотворил хаос. Это было лучшее в истории нашей профессии внедрение, и насколько же гениально я организовал его!
– Вы убили молодую девушку на мосту, правильно? Эми Розенцвейг, семнадцати лет. Я посмотрел материалы и заметил, сколько неприятностей это повлекло за собой.
– О, Суэггер, черт вас возьми, какой же вы умница! Мы притащили ее к себе, сделали ей укольчик и кинули в толпу. Это была лошадиная доза ЛСД. Она так и не поняла, что же с нею случилось. Все это мастерски проделал присутствующий здесь мой друг Билл, – он указал на одного из людей своей команды. – У нее поехала крыша, и она спрыгнула с моста. Бог мой, какая же вонь пошла после этого! Из-за одной этой шутки американскому правительству чуть не пришлось уйти в отставку. Это вызвало такие затруднения!
– А вот эти парни, конечно, ваша служба безопасности? Кто же из них убил бедного Питера Фарриса?
Все пятеро мужчин в костюмах, выстроившиеся вокруг Бонсона, с одинаковой яростью уставились на него. У них были жесткие глаза, в которых сейчас светилась ничем не прикрытая агрессивность, и волевые – профессиональные! – лица. Все держали в руках пистолеты.
– Это сделал Ник.
– А кто сфотографировал Донни и мою жену?
– Это Майкл. Суэггер, вы должны оценить их по заслугам. Они все – бывшие сержанты из черноморской морской пехоты и спецназа. Они очень давно работают со мной.
– А кто же взорвал здание в Висконсине?
– Это была коллективная работа.
– Выходит, когда вы организовывали операцию против Соларатова, вы на самом деле боролись против «Памяти». Против Пашина, который теперь стал националистом и, если бы ему удалось оказаться президентом, отбросил бы всех вас далеко назад. Вы всегда знали, что Пашин был Фицпатриком, но вам необходимо было найти способ снабдить нас этой информацией так, чтобы никак не скомпрометировать себя и не поставить под угрозу свое положение. Вы перевернули все с ног на голову, и в итоге американское правительство действовало в интересах коммунистической стороны. «Холодная война» для вас так и не закончилась, верно?
– И никогда не закончится. История подчиняется циклическим законам. Сейчас мы отступили, в значительной степени ушли в подполье. Но нам уже приходилось вести подпольную работу. Мы с нее начинали. Мы должны устранить наших врагов в России. Сначала Россия, а потом весь мир; это прекрасно понимал великий Сталин. Мы вернемся. Ваша большая, богатая, жирная страна скоро развалится по швам; она уничтожит сама себя, и я буду помогать ей погибнуть. Скоро я стану директором ЦРУ. И, следовательно, политическим деятелем. Очень скоро начнется самая интересная часть моего плана.
– Кто вы такой? – рявкнул Боб.
«Почему он говорит так громко?»
– Ладно, я скажу вам. Но сначала вы удовлетворите мое любопытство. Когда вы догадались?
– Я начал подозревать вас во время совещания, когда один из ваших юнцов предложил позволить Соларатову разделаться с Джулией и повязать его, когда он будет выбираться после выполнения задания. Даже я понимал, что это был бы сильный ход. Но вы отказались наотрез, сказав, что не можете так поступить со мной. Черт возьми, это было совершенно не в вашем стиле. Вы всегда были готовы наплевать на чью угодно жизнь. Я помнил, как вы поступили с Донни. Поэтому когда вы сказали, что ни за что не согласитесь с таким планом, я понял, что вы лжете. Вам необходимо было остановить Соларатова. Именно это было вашей основной целью.
– Блестяще, – одобрил Бонсон. – Блестяще, блестяще.
– Это навело меня на размышления. В семьдесят втором году вам, парни, пришлось приложиться мордами об стол, потому что вы позволили улизнуть самому главному свидетелю встреч Пашина и Трига. Вы не смогли выследить его, так как порядочный офицер, которому понравился поступок его капрала, дал ему отпуск, после которого тот сразу же отправился во Вьетнам. Его необходимо было убить, и не только для того, чтобы подстраховать Пашина, но в первую очередь чтобы обезопасить вас. Что же дальше? Каким образом проклятые русские могли узнать, где он находится и что он делает во Вьетнаме? Как они могли выследить его? Такие сведения очень трудно раздобыть, а ведь на них строился весь их план. У них обязательно должен был иметься кто-то внутри. Кто-то должен был иметь доступ к спискам личного состава – иначе нельзя было узнать, где находится мальчишка. Кто-то должен был навести на него убийцу. Соларатов был только исполнителем. Настоящим стрелком были вы.
Бонсон молча смотрел на него.
– Забавно, что каждый раз, когда вы достигаете крупных успехов, все это работает в одну сторону, – продолжал Боб. – Все имеет определенный смысл. Могу сказать о вашей последней ошибке: слишком уж быстро информация попала в Москву и достигла высших лидеров «Памяти», слишком уж быстро был уничтожен Пашин вместе со всеми его президентскими амбициями. Дружище, это было очень, очень быстро сделано. Ведь не станете же вы уверять меня в том, что Управление способно провернуть все это с такой немыслимой скоростью! Никоим образом. Должен быть человек внутри, кто-то такой, кто мог бы просто-напросто сообщить все это по телефону. Проклятье! И теперь все говорят: разве не забавно, что настоящий выигрыш от всего этого получила только коммунистическая партия! Да уж, а по-настоящему забавно то, что коммунистическая сторона вашими руками все это организовала. Кто же вы такой?
– Вы очень, очень умны, – сказал Бонсон. – Вы просто копались немного дольше, чем надо, не так ли?
– Кто вы такой? – повторил Боб.
– Вы никогда не поверили бы в это, но я – история. Я – будущее. Я – человечество. Я – надежда. Я – мессия того, что должно свершиться.
Он снова улыбнулся – истовый подвижник своего собственного безумия.
– Даже Соларатов не мог верить в такое дерьмо, – сказал Боб.
– Ладно, я скажу вам, – заявил Бонсон, – и только потом убью вас. Вы должны расценивать это как проявление большой симпатии.
– Кто вы такой?
– Вы должны были слышать мою настоящую фамилию или где-нибудь откопать ее. Она упоминается в некоторых книгах. Мои родители были американцами из рабочего класса и преданными членами американской Коммунистической партии. В тысяча девятьсот тридцать восьмом году, в тот самый год, когда я родился, их попросили выйти из партии и готовиться к серьезнейшей работе. Конечно, они согласились. Это была величайшая честь для них. Поэтому они объявили о своем разрыве с партией, отказались от всех своих друзей и прожили следующие пятнадцать лет, работая курьерами, связными для разведчиков, внедрившихся в разработку атомной бомбы. Они передавали информацию Розенбергов, Элджера Хисса, Клауса Фукса – это была самая великолепная работа из всех, которые мы когда-либо проводили в этой стране. Они были героями. Мой отец был великим человеком. Он был куда более великим, чем ваш отец, Суэггер. Он был храбрее, сильнее, жестче, жизнеспособнее, чем ваш отец. Он был лучшим из лучших, а моя мать была святой.
