Фридрих Незнанский - Чеченский след
В десятом классе он похоронил мать — с некоторым облегчением даже: ее пьянство и, скажем так, не самый достойный образ жизни портили Александру Ковалеву репутацию в комитете комсомола. Сестер он пристроил в швейное училище, так как никаких особых надежд они не подавали.
На мехмат в МГУ он поступил с первого раза — и золотая медаль помогла, и рекомендации от райкома комсомола. Но, проучившись один курс, вдруг понял, что ничего особенного из него не выйдет: одной старательности и аккуратности без каких-либо сногсшибательных способностей не хватит, чтобы стать кем-то в математике. Он отслужил в армии — по счастью, попал в ГДР. В Германии он почувствовал запах денег — но только почувствовал: по-настоящему прикоснуться к более или менее крупным суммам ему не довелось. Вернувшись в Москву, Ковалев перевелся с мехмата на юрфак и благополучно его закончил. Он, однако, так и не успел добиться хоть какой-то ощутимой власти — началась перестройка, и кому-то из его бывших одногруппников, державших на него зуб, вспомнились его комсомольские заслуги.
Да и самому Ковалеву расхотелось стремиться куда-то, ловить журавлей в небе. Он понял, что при умелом ведении игры, будучи и обыкновенным следователем, он сможет заработать достаточно. Так что хоть уважения со стороны коллег он не добился, но расположение начальства завоевать сумел.
— Значит, Аслан Магомадов отрицает свое участие в операциях бандформирований?
— Естественно, — усмехнулся Ковалев, — это его единственный шанс — отрицать все подряд.
— А если это правда?
Ковалев покачал головой:
— Нет, это неправда. Магомадов был активным участником банды Бараева.
— У вас есть доказательства?
— Я представлю доказательства этого, не волнуйтесь.
— Значит, вы считаете, что дело моего подзащитного практически заранее проиграно? — Я решил косить под дурачка.
— Абсолютно, — с непоколебимой уверенностью кивнул Ковалев. — За одно только участие Магомадова в банде полевого командира Бараева ему не поздоровится.
— А если все-таки Магомадов будет оправдан? — зачем-то продолжал настаивать я, хотя давно было пора заканчивать эту бессодержательную беседу, больше похожую на бессмысленное переливание из пустого в порожнее.
— Это слишком невыгодно всем остальным, тому же Марченко. Никто не захочет вместо Магомадова оказаться на скамье подсудимых. Так что забудьте и думать об этом, — сухо и высокомерно ответил Ковалев, давая понять, что этот разговор надоел не только мне, но и ему тоже.
Что ж, думал я по дороге домой, в принципе наш разговор бесполезным назвать никак нельзя. Я еще раз взвесил в уме все, что мне удалось узнать.
Во-первых, я подтвердил свою версию, что во всем этом замешан Марченко, муж Елены. Вот до чего может довести ревность высокопоставленных мужей! Будем надеяться, я не перейду дорогу подобному ревнивцу, хотя, конечно, вероятность, наверное, велика.
Вторая важная вещь, которую удалось узнать, — они могут сфабриковать доказательства того, что Магомадов служил у полевого командира Бараева. Значит, они как-то связаны с этим человеком.
Честно говоря, я не слишком много о нем слышал — не хватает времени следить за событиями в Чечне. Мне было известно, что Мамед Бараев — довольно известный бывший полевой командир. Значит, надо узнать о нем побольше.
Я проехал еще пару кварталов, и глаза мои наткнулись на киоск «Крошки-картошки» — один из тех, что появились в Москве года два назад. Я их, правда, открыл для себя совсем недавно, но с тех пор пристрастился.
Припарковавшись возле тротуара, выстоял небольшую очередь (не только у меня это блюдо, оказывается, пользуется популярностью), заказал себе две, нет, кивнул я продавщицам, лучше три штуки, с грибами, с сыром и с сосисками, чуть поболтал с девушками, ожидая, пока картошка будет готова, и с удовольствием принялся за еду.
Небо вокруг незаметно приобрело сине-фиолетовый оттенок. В московском небе опять сгущались тучи.
10
Сокамерники стали заметно лучше относиться к Аслану. И поговорят приветливо, и угостят с каждой передачи.
Больше всего Аслана печалило то, что Елена не приносила передач. Дело даже не в продуктах, которые составляли тут для всех основную часть ежедневного рациона. Аслан рассуждал так: если она не носит передачи и не ходит на свидания, значит, не хочет с ним иметь никаких дел. Значит, забыла. Значит, зря он ехал в Москву…
Собственно говоря, не только Аслану — и старику никогда не приносили передач. Таких в камере было около трети. То есть человек двадцать. Те, кто входил в какую-то группу, занимал там какое-то важное место, те получали от щедрот, а прочие…
Рассказы Аслана как-то смягчили тюремные нравы. Продуктами стали делиться все. Естественно, никто из криминалитета не превратился в розовых мотыльков, но агрессивности и напряженности заметно поубавилось.
Каждый вечер, как на мексиканский сериал, все собирались слушать Аслана. До этого главным рассказчиком в камере был изобретательный и остроумный Баклан. За что его и подкармливали. Сперва он довольно-таки ревниво отнесся к возрастающей популярности Аслана, но потом роли их как-то удобно распределились, и все успокоилось. Баклан развлекал всех днем, а Аслану выделялся час вечером.
— Учился я в пединституте на инязе, — в очередной вечер рассказывал Аслан. — Хотел поступать, естественно, в самый престижный институт — в МИМО, но, как говорится, мимо прошел… Пролетел! Как фанера над Парижем. Случайно пошел в пединститут имени Ленина на консультацию по языку — и обомлел от удивления! Одни девчонки! Да еще какие!
— Сейчас начнется, — хихикал от предвкушения подробностей писклявый. — Ничего не пропускай! Не отвлекайся!
— Самые красивые девочки со всей страны! А парней всего несколько человек. Во всех пединститутах парни на вес золота! Сразу приняли! И стал я там круглым отличником!
— Ясный пень, — пожал плечами амбал, — с твоей золотой медалью!
— Задавали нам чертову пропасть всяких заданий! И письменно, и устно! Продохнуть некогда! Обязательную для чтения литературу мы мерили рулеткой! Стопку в библиотеке выкладывали и мерили. Ну, например, по английской литературе — два метра! Представляете себе стопочку? А по диалектологии — полтора метра! По русской литературе — три с половиной! Каждый год! Ни минуты свободного времени не должно оставаться! А мы? Вечером обязательно на танцы! Или собираемся у кого-нибудь из москвичей дома, когда родителей нет. Винца возьмем, музыка, девчата! А какая у нас была общественная жизнь! Всякие там экскурсии по музеям, поездки в разные исторические города. По Золотому кольцу! Так интересно! Столько спортивных секций! Соревнования каждое воскресенье! Я занимался фехтованием, стрельбой из лука, греблей, плаванием… И еще спортивным ориентированием!
— Это я знаю, — вставил Баклан, — надо бегать в лесу с компасом.
— Точно, — кивнул Аслан. — Правда вот, на дельтаплан меня не взяли… А еще был у нас в институте КВН! Ну вы, наверное, по телевизору видели? Так вот мы все время всех побеждали! И несколько раз подбирались к финальным отборочным играм, чтоб в эфир попасть. Но… Интриги, козни завистников, взятки на продажном телевидении… Вот мы и не прославились. Увы.
— Ты про девок хотел поподробнее рассказать, — напомнил писклявый. — Вступление окончено! Приступай к главной теме!
— Да… Каждую осень мы всем курсом ездили в подмосковный колхоз на картошку. Жили в деревне в большом таком сарае, переоборудованном под общую спальню. Нам, пацанам, только уголок занавеской отгородили, там мы и прозябали вчетвером. А вокруг — бабье царство!
— Во дает! — амбал от восхищения выпучил глаза. — Молодец!
— Какая была жизнь! — причмокивал от восхищения писклявый.
— Девки нас совершенно за живых людей не считали. Нахально переодевались прямо при нас, будто мы и не мужчины, — рассказывал Аслан.
— А вы? — заволновался седой.
— Ты не поверишь, — разочарованно махнул рукой рассказчик, — мы с ними… совсем и не мужчины. Ну как с сестрами чувствуешь себя. Никак не интересно. Вот они только что прямо перед тобой лифчиками менялись, сиськами трясли, колготки примеряли… Ну и что? А ты к ней подходишь — и что? Давай в кусты полезем? Засмеют. Они все такие нахальные, когда кучей соберутся. Когда одна — сердце останавливается! А когда их сотня — ноль эмоций!
— Это точно! — взвился писклявый. — Клянусь, это правда! Так и есть! Когда они соберутся кучей, то могут любого мужика задолбать!
— Ясный пень! Похожий случай был у нас во Владимирском централе, — перебил его амбал, — один жулик пробрался на бабскую сторону! Так они его провели в барак, затолкали под нары! И трахали по очереди каждую ночь! Пока он, горемыка, не умер!
