Сергей Самаров - Краповые рабы
– Конечно, здесь мочой не пахнет… – заметил рядовой Крюков.
На эту пикировку сержанты, занятые своим делом, не обратили внимания.
Вася Васнецов продолжал вербальную наводку.
– Чуть красноватый валун… Формой яйцо на боку напоминает. Понизу порос мхом. Посмотри внимательно. Нашел его?
– Нашел. Ничего интересного не вижу. Камушек как камушек. Хорошо такой бы нашему эмиру на шею повесить, и в реку. Других ассоциаций у меня нет.
– Дай сюда бинокль…
Младший сержант стал сам смотреть.
– Ничего нет. Значит… Тем более, как я мыслю, это подозрительно. Там что-то над камнем торчало. Словно к нему автомат прислонили и ствол высовывался. Правда, из-за расстояния разобрать трудно, автомат это или коряга торчала. Но, если и коряга, кто-то ведь убрал ее…
– Понял. Мы здесь, как в телевизоре. За нами наблюдают. Подойди ближе. Устроим театр. Будем «дезу» гнать. Стрижаков, присматривай за эмиром.
Младший сержант встал рядом со старшим сержантом, и тот стал показывать ему пальцем маршрут, которым еще недавно намеревался передвигаться. С правой стороны огибая валуны и потухший костер, и дальше, все правее и правее – туда, куда спецназовцам идти вообще не было необходимости. Потом сержанты повернулись друг к другу лицом и стояли так, словно бы что-то обсуждая, раскрывали рот и жестикулировали, но слов не произносили. С близкого расстояния это выглядело забавно, и рядовой Крюков заулыбался.
– Циркачи… Рыжие…
– А что, я издали подумал бы, что обсуждают что-то, – заметил рядовой Стрижаков. – Нормально, если кто-то смотрит.
– Смотрят, – сказал Серафим Львович. – Там сейчас блеснуло что-то. В бинокль смотрят. Окуляры блеснули.
– И отлично, – решил Семисилов. – Значит, хватит с них. Спускаемся…
При спуске глаза Бабаджана Ашуровича начали поблескивать. Он понимал, что спецназовцы обнаружили засаду и нарываются на бой. Их, однако, всего четверо. И едва ли они надеются встретиться с джамаатом из десяти моджахедов. Слишком в себе уверены, и это их погубит, не сомневался в своих расчетах эмир Дагиров. Их погубит, а его освободит. Четверо не потянут против десятерых. Трех бомжей, один из которых даже автоматом вооружился, Бабаджан Ашурович вообще в счет не брал. Он считал, что один, даже раненый, сумеет с ними справиться. Автомат в руках Егорыча, конечно, представлял угрозу. И потому к Егорычу следует держаться поближе, поскольку автомат особо опасен на дистанции. А на короткой дистанции его даже как дубинку использовать трудно – размахнуться требуется. А пока размахиваешься, тебя могут три раза ударить, и каждый удар способен хилого изможденного бомжа надолго уложить на землю. И тогда автомат окажется в руках Бабаджана Ашуровича. И соотношение станет не десять против четверых, а одиннадцать против четверых. Это почти втрое больше. Вот тогда можно разбираться, кто кому задницу прострелит…
* * *Спуск с холма в сторону того самого скопления камней внешне выглядел неторопливым и деловитым. И, только оказавшись в низинке между двумя холмами на половине дороги к третьему, на склоне которого и располагались те пресловутые камни, где спецназовцев предположительно ждала засада, старший сержант Семисилов вдруг проявил повышенную активность.
– Серафим Львович. Там, среди камней, засада. Скоро стемнеет, мы не имеем приборов ночного видения, и потому бандитов необходимо уничтожить в светлое время суток, иначе они будут очень опасны для нас в дальнейшем. Засаду в темноте не обязательно устраивать среди скал, можно и на ровном месте. К вам вопрос и просьба. Вы сможете втроем обеспечить охрану эмира Дагирова? Если сможете, мы вчетвером постараемся справиться с бандитами. Если не гарантируете, придется оставить с вами одного солдата. Но я думаю, вы сами справитесь.
– Справимся, – за Серафима Львовича ответил Егорыч и погладил ствольную коробку своего автомата. – Найдем управу…
Бомж поднял свой немаленький мосластый кулак и посмотрел на него.
– Утихомирим, в случае чего. Не смотри, что я худой. Ты – семисильный, я – семижильный…
– В крайней ситуации я разрешаю пристрелить эмира.
– Это я с великим удовольствием. Попрошу напоследок анекдот тот самый рассказать и в благодарность за это всю обойму в него выпущу…
У самого Бабаджана Ашуровича только глаза при этих словах блестели, но по его лицу невозможно было ничего прочитать.
– Делайте свое дело. И мы свое постараемся сделать, – пообещал Серафим Львович.
Он все же казался старшему сержанту Семисилову самым авторитетным из этой троицы. И именно его слово хотелось услышать Родиону.
– Сделаем, не сомневайся, – подтвердил Егорыч.
Спецназовцы ушли, еще не таясь, не сгибаясь за пригорками и камнями, как это делали обычно, а просто ушли быстрым шагом по низинке вокруг холма.
– Ну что, рассказывать тебе анекдот? – спросил Бабаджан Ашурович Егорыча.
Но бомж вдруг проявил совершенно неожиданную для эмира агрессивность и резким ударом приклада в лоб усадил Дагирова на землю.
– Сиди, сосунок, и не рыпайся. Я не граф Лев Толстой и могу позволить себе противление злу насилием. Еще раз попытаешься подняться, схлопочешь пулю…
Складной приклад автомата бомжа заканчивался металлическим наплечным упором, который, кажется, если судить по следам клея, имел когда-то, скорее всего, резиновый амортизатор, предохраняющий плечо при стрельбе от отдачи. Но амортизатор давно отвалился. И удар железякой рассек эмиру лоб, и кровь сразу залила ему глаза. Бабаджан Ашурович, для начала промокнув кровь рукавом, отнесся к этому спокойно, понимая, что временно безвластен, и не попытался в ответ даже слово сказать. И потом только просто вытащил из кармана бушлата не слишком чистый и сильно измятый носовой платок и принялся основательнее со лба стирать кровь. Но она никак не хотела останавливаться. Видимо, кожа была рассечена глубоко. Наверное, до самого черепа, как обычно бывает на лбу.
– Дайте тампон и бинт, – потребовал эмир Дагиров тоном, не терпящим возражений.
– Не имеем такого дерьма. Приложи второй рукав, как мы всегда делали, – ответил Егорыч, не воспринимая права эмира командовать собой, несмотря на безапелляционность тона сказанного. – Мне твои козлы дважды пробивали голову. Без причины.
– К солдатам сбегайте, попросите…
Просьба была рассчитана, конечно, на дураков. Побежит кто-то туда, где спецназовцы уже ползком передвигаются. И своим присутствием предупредит засаду об идущих сзади спецназовцах. Сам получит очередь, это не страшно. Главное, засада будет предупреждена, отобьется от солдат, а потом и с оставшимися бомжами разберется. И эмир будет свободен.
– Кормил ты нас хреново, – сказал бомж Бородино, – сил нет, чтобы бегать.
– А поил еще хуже, – поддержал товарища Егорыч.
– Сиди спокойно, эмир, – авторитетно потребовал Серафим Львович. – Тебя же предупредили. Тебе же хуже будет. Начнешь суетиться, тебя Егорыч пулей успокоит…
Бабаджан Ашурович рыком выразил свое неудовольствие общим неуважением со стороны людей, хозяином которых он совсем недавно себя считал, послушался совета опытного человека и стал промокать кровь со лба вторым, пока еще чистым рукавом бушлата. Ткань хорошо впитывала кровь. Поток крови быстро сократился. Уже глаза можно было держать открытыми. А уши эмиру кровью и не заливало. И потому он слушал, ожидая активную автоматную стрельбу. То, что автоматы спецназовцев он не услышит, это Бабаджан Ашурович хорошо понимал. Но он хотел услышать стрельбу автоматов своих моджахедов. Однако время шло, у эмира уже и ушные мышцы от напряжения устали и заныли, а стрельбы все не было. И на душе от этого становилось нехорошо. Да еще действовал на нервы этот бомж Егорыч, вышагивающий за спиной как заправский «вертухай», с автоматом в руках, и готовый прикладом, как в лоб, ударить в затылок…
* * *Спецназовцы были хорошо обучены скрытному передвижению. Это тот элемент подготовки солдат, который в первое время службы вызывает раздражение и недовольство. Солдатам хотелось как можно меньше ползать и как можно больше заниматься рукопашным боем. Но уже после первой командировки на Северный Кавказ, после первого участия в боевых действиях мнение меняется. К тому времени обычно уже и опыт скрытного передвижения появляется, и сами занятия не кажутся такими нудными. А вернувшись из командировки, солдаты, так ни разу и не применив в бою навыки «рукопашки», зато вдосталь наползавшись, с удовольствием ползают на занятиях по-любому – в обычном положении, на спине, на боку, с грузом и без груза, тягая за собой условно раненого товарища или составляющие от миномета «Поднос». Все это потом может сгодиться, и, обычно, так и бывает.
Группа Семисилова состояла только из контрактников, которые уже не в первый раз на Северном Кавказе. И ползать без звука и незаметно для постороннего глаза все умели в совершенстве. Правда, ползти они начали не сразу. Сначала долго шли «гусиным шагом», огибая холм, отделяющий их от каменной россыпи. Ходить «гусиным шагом» – занятие еще более неприятное, чем передвижение ползком. Сильно устают от такого шага ноги. Но есть ли время думать об усталости у того, кто подкрадывается к противнику! И только тогда, когда усталость стала уже сказываться на всех, идущий первым старший сержант, чуть приподнявшись и выглянув за скос холма, встал сначала на колени, а потом и полностью лег, переходя с «гусиного шага» на передвижение ползком. Но ползать солдаты спецназа ГРУ были обучены с такой же скоростью, с какой обычный человек идет по улице. То есть не слишком и медленно. Тем более спецназовцы спешили. Родион рассчитывал вместо бандитов время своего предполагаемого появления там, в месте засады. Группа спустилась с холма. Ну, предположим, сильно хромал эмир Дагиров и сдерживал скорость движения. Могли остановиться на две-три минуты, чтобы дать эмиру отдохнуть перед подъемом на следующий холм. После этого подъема группа спецназовцев должна быть видна бандитам при спуске. А могли солдаты и избежать утомительного подъема, и двинуться по низине, вокруг холма. И тогда им пришлось бы сделать большой круг и выйти в ту же самую точку, где их и ждали бандиты.
