Чистилище. Побег - Пронин Игорь Евгеньевич
Валя промолчал. Спустя несколько минут напряженного молчания Максим вскочил и, обжигаясь, схватил кастрюлю.
– Не могу больше ждать, уже кислота живот разъела! Давай жрать! От пуза!
Рассмеявшись, приятель помог ему слить воду и выбросить дымящиеся куски мяса на заранее приготовленные лопухи. Они ели жадно, вгрызаясь в сочную плоть, и совершенно не думали о том, кому она принадлежала. Мутов в общине ели давно, почти с самого начала. Были те, кто брезговал, но давно уже перевелись. Люди не живут долго – кто не погиб от мутов, голода, болезней или несчастных случаев, обращаются сами. Только дети да беременные бабы могу чувствовать себя спокойно, но и баба не может беременеть бесконечно. А значит – ешь, если есть что поесть! Почти всю свою жизнь оба парня провели впроголодь.
– Присоединяйся, Алка! – неразборчиво, с набитым ртом, позвал девушку Максим. – Может, выздоровеешь!
Алла отвернулась. Она помнила, что так поступала ее мама. Кто был ее отцом, Алка не знала, но зато гордилась дедушкой. Никто уже и не помнил, кто ее дед. Но девушка была уверена: он бы тоже не стал есть мутов и сейчас гордился бы ей. Ведь муты – почти такие же, как люди, только однажды они тяжело заболели. И каждый может заболеть, потому что лекарства нет. От этой мысли по щекам Аллы покатились слезы: если она не может забеременеть, то жить будет совсем недолго. И, может быть, однажды попадет в кастрюлю к этому тупому Вале и его грубому, прожорливому другу.
Челюсти устали от жевания, они не привыкли к такой напряженной работе. Животы у обоих едоков надулись, лица залоснились, а на блестящих от жира губах расцвели улыбки. Еда – единственное настоящее удовольствие! Поспать вволю можно зимой, спи хоть до весны, если ничего не случится. Женщины сговорчивы, хоть старшие и ворчат. Какая им, женщинам, уже разница, от кого беременеть? Конечно, в общине были пары, точнее, еще остались. Но понятие «измена» как-то само собой утрачивало смысл. А еда, при их голодных зимах, когда приходится ограничивать себя во всем, и полуголодном теплом времени года, когда приходится постоянно думать о зиме, еда остается наслаждением. А уж если ее много, если она вкусна и никуда не надо спешить! Они просто опьянели, хотя никогда в жизни не пробовали спиртного.
– Что-то у меня громче обычного в животе бурчит, – заметил Валька, когда они уже с час просто валялись рядом и смотрели в небо. – Слышишь?
– Слышу, но я думал, это у меня.
Над ними встала Алла, голодная и сердитая.
– Если сейчас хоть один мут придет, то убьет и съест всех! – строго сказала она. – Топлива нет совсем, я весь овраг обобрала. Без огня нельзя тут оставаться. Вода близко, а Цитадель далеко!
– Как ты мне надоела… – начал было Максим, но понял, что сейчас не время для споров.
Выругавшись, он побежал по извивавшемуся оврагу, на ходу расстегивая штаны. Не успел устроиться за поворотом, как рядом оказался и Валька, с той же проблемой.
– Может, не доварилось мясо? – озабоченно спросил он, устраиваясь. – Алка-то права: вот сейчас придет мут, а мы и не пошевелимся!
Вместо ответа Максим засмеялся и остановиться смог только из-за рези в животе. Ему вторил Валька: на сытый желудок живется спокойнее и мир кажется совсем не страшным. Их веселье не разделяла только Алла, которая переместилась так, чтобы видеть хотя бы их ноги, и экономно жгла остатки хвороста. Она и заметила березовских.
– Подтирайтесь скорей! – грубо потребовала девушка. – Опять те парни идут! Стыдно за вас! Обожрались, да продристались, с пустыми животами остались…
– Много ты понимаешь! – прикрикнул на нее Валька и потянулся к лопухам. – Что им надо-то?
– Откуда я знаю? – Алка стояла на цыпочках, осторожно выглядывая из оврага. – Тот, разговорчивый, идет, и еще двое с ним.
– Мясо мы все съели, что волноваться? – разумно заметил Максим. – У нас с Березовым срубом ссор никогда не было. Вот озерские, те другое дело.
Кое-как приведя себя в порядок и все еще морщась от бурления в животах, они выбрались из овражка на луг и степенно дождались соседей. Тот, с русой бородкой, важно вышагивал первым, поигрывая кистенем с поблескивавшим стеклянными остриями грузом. Смотрелось красиво, особенно на солнце, но по сути затея пустая: мутам на эти осколки наплевать, да и валяется их вокруг сколько душе угодно! То ли дело целые бутылки или стекла оконные. Вроде бы озерские говорили, что умеют плавить стекло и бутылки выдувать, но, скорее всего, наврали по обыкновению. Болтливого сопровождали двое помоложе, оба при крепких рогатинах.
– Потерял что-нибудь? – издалека крикнул Максим вместо приветствия.
– По тебе соскучился! – отозвался гость. – Старейшины по зеркалам поговорили, решили торг делать, прямо тут. Вы там, мы слышали, без соли уже остались? Ну, значит, зимой снег жрать будете, если мы не выручим. Снег-то солить не надо, он сладенький. Верно я говорю, красавица?
Алла отвернулась и молча спустилась обратно в овраг. Парни переглянулись: день был солнечный, и старейшины действительно могли пообщаться, передавая сигналы «зайчиками». Способ старый, а код такой же, как и при ночных разговорах с помощью факелов. Русобородый хихикнул и протянул Максиму руку:
– Я Алекс. А это Егор и Длинный. Длинный, у тебя еще какое-то имя есть?
– Гриша, – хмуро отозвался Длинный, и Максим понял, что он даже моложе Аллы. – Все Длинным зовут. Давно.
Когда Максим и Валька представились, Алекс повел степенный, но нудный разговор о том, что урожаи все хуже, молодежь растет тупая, а бабы рожают и рожают, как не из себя. Макс все больше помалкивал, кивая, а Валька умело задавал наводящие вопросы, чтобы побольше узнать о соседях. Несмотря на то, что жили общины бок о бок, в гости друг друга звать было не принято.
– Да много мелких, – рассказывал Алекс. – Вот нас было немного, мы и росли не такими дурнями. А эти – они ведь даже машины на ходу не видели!
– А ты видел? – не удержался Максим.
– Ну… – Алекс поскреб подбородок. – Машину – не помню. А вот мопед у нас только лет десять назад так сломался, что уж не починили. А до того гоняли на самогоне.
– На чем? – не понял Валька.
– Ну, на горючке! Ах, у вас же аппарата нет! – Сосед торжествующе взглянул на свою свиту. – Вот буду старейшиной, угощу. Но немножко, потому что дорогая штука. Хотите больше – платите! У вас-то как урожай? Мы бы, может, и взяли немного зерна. Но в общем-то, нам хватает. Вот кастрюлю взяли бы…
Он кивнул на овраг. Оттуда донеслось ворчание Аллы.
– Кастрюля общинная, – строго сказал Валька. – Аппарат, значит, у вас есть… А сделать можно его?
– Нет, конечно! Как ты змеевик сделаешь? – Алекс посмотрел на него, как на несмышленыша. – Ну, вы сегодня животы набили, как я понимаю! И куда в вас влезло столько? Да самые лучшие куски, я все заметил… Нам пришлось мута в Сруб вести. Там уж старшие поделят, кому сколько полагается. А у вас, значит, не так?
– Вам разрешается есть тех, кто из ваших же обернулся? – Максим решил проигнорировать вопрос соседа. – У нас считается, что нельзя. Мы ведь с ним кровь и стол делили.
– И что делаете? – Алекс, кажется, искренне удивился. – Закапываете, что ли, или сжигаете просто так? Глупо. Он не человек уже, зачем же церемониться. Ладно, дело ваше, живите как хотите. А на мопеде том даже я катался, сзади, конечно. Мой братец старший, в живых его уже нет, хорошо ездил. Колеса только надо было корой обматывать, чтобы ход помягче был. На твердой земле, рассказывают, муты его догнать не могли!
– Куда тут ездить? – поинтересовался Валька.
– К югу, к Ведьминому холму. – Парень загрустил, будто что-то вспомнил. – Вы их и не знаете, наверное. Да наши тоже не знают, кто помоложе. Они далеко к югу, пешком дня три идти. На мопеде за день добирались, если что-то срочное. Тогда еще свадьбы играли, невест друг другу посылали… Дружили с ними. Потом из-за чего-то поссорились, и все, закончилась дружба. Они рассказывали о других соседях, только я не помню, как их общины назывались. Сам я Ведьмин холм не видел, конечно, меня не брали, но когда они к нам приходили, то рассказывали, что на холме камни огромные, вот на них и крепость.
