Красный Герцог - Владислав Хохлов
Анна наблюдала странную картину: Генрих, после того, как услышал её заключение, неожиданно впал в какой-то ступор. Он просто сидел и смотрел куда-то сквозь неё, будто бы Анны просто не существовало. Это продолжалось минуту, две, и не остановилось бы, если бы девочка осторожно не коснулась рукой колена брата. Генрих вздрогнул от неожиданности и, неловким, но уже более живым взглядом, начал смотреть на свою сестру.
— Генрих, скажи, а вы с Вольфом смогли прогнать то чудище?
— Да…
— Как вы это сделали?! В книжках для этого нужна магия! — Предвкушая раскрытие тайны спасения от чудовищ, Анна почти что прокричала на весь дом, не в силах сдержать своё волнение.
— …Мы его прогнали. Навсегда. …У чудищ каменное и холодное сердце; им неведомы чувства других, поэтому они и творят зло. Зная, что это слабое место, мы ударили туда. И он исчез… — Генрих говорил эту фразу очень медленно, постепенно выхватывая все слова из воздуха. Он делал это неуклюже, но Анна всё же поверила всему, что сказали.
После этой фразы, они оба молча смотрели друг на друга. Затем, Генрих медленно закрыл книгу и положил её на пол. Он спокойно поцеловал Анну в лоб и начал покидать комнату. Его пожирало странное чувство, что он сказал что-то лишнее своей сестре, что-то что сыграет с ней злую шутку. На выходе в коридор, он так и не услышал то, что Анна собиралась идти спать, словно она дальше сидела и о чём-то усердно думала. Было слышно только удаляющиеся шаги Генриха. Он уходил, и Анна его отпустила. Она ощущала, что с братом что-то не так, что встреча с чудовищем в лесу не прошла для него незаметно. В таком сложном моменте, они оба решили об этом умолчать.
Этот день перевернул мировоззрение Генриха на окружающие его вещи: его кровать, что ранее была большой и мягкой, уже казалась ужасно грубой и маленькой — ноги свисали с её края и беспомощно повисали в воздухе. Генрих пытался уснуть дольше часа, — он лежал и на левом боку, и на правом, также пробовал уснуть лежа на животе и спине. Недавнее продолжительное чувство тревоги исчезло, но остался какой-то неприятный осадок, который будучи глубоко в подсознании, мешал юноше уснуть.
Спустя какое-то время, Генрих смог увидеть вдали холмов облака, которые становились всё светлее и светлее. Чем дольше Генрих смотрел на них, тем больше понимал, что наступает утро. Ночь была ужасно долгой, и было непонятно: спал ли Генрих, или же он всю ночь мучился, переворачиваясь в своей кровати в попытках найти заведомо удобную позу для сна. Пытаясь вспомнить определённые моменты мучительных и долгих попыток уснуть, ничего не лезло в голову, словно каждая минута этой ночи была нереальной. Без должного отдыха Генрих ощущал сильную слабость и вернувшееся к нему чувство тревоги. Только оно и успело выспаться этой ночью.
Новый день продолжал тянуться, Генрих не чувствовал себя его частью. Он находился где-то далеко отсюда. Работа в огороде была более медленной и неуклюжей. Материнская еда была не так вкусна, как раньше. В какой-то момент, сидя за столом с кружкой чая, Генрих видел, как к его отцу приходил Вольфганг и о чем-то говорил и смеялся. Было глупо надеяться, что у этого затейника что-то получится, и потеряв к этому событию интерес на пару минут, Генрих услышал, как хлопает дверь машины и заводится двигатель. В машине находился его отец и Вольфганг. Генрих был удивлен этому факту; он открыл в Вольфе черту, которую никогда не видел. Была ли она и ранее или же эта новая черта вышла вместе с ними из леса. По телу пробежалась новая волна морозного озноба.
Следующий рабочий день на поле не отличался от предыдущего, разве что в том, что за Генрихом никто не заходил, а вместо вышивки Анна и Петра занимались готовкой еды. Юноша всё также пахал поле, поливал овощи, проверял дом и забор. На закате он уже сидел на ступеньках крыльца, пил холодную воду и наслаждался видом: солнечные лучи отражались от капель воды и заставляли весь политый огород блестеть.
Как оказалось, Вольфганг крайне хитро подговорил Людвига: он сказал ему, что поймал кабана и готов поделиться полученной выручкой, если его подбросят до рынка. Также отец Генриха описывал, что когда они заехали за тушей, она уже была освежевана. В подвале у семьи Вольфганга стояли несколько набитых мешков, из некоторых даже просачивалась ещё свежая кровь. Людвиг за помощь получил хорошую сумму и стал теплее относиться к этому «сорванцу». Генриха посетило странное чувство, будто покинув лес, они вернулись в мир, который только на вид походил на родные места. С каждым прошедшим часом он замечал всё больше и больше каких-то странных и незнакомых вещей. Это усиливало чувство того, что он больше не принадлежит этому миру. Но в конечном счёте он ловил себя на том, что просто устал, и теряет последние силы, чтобы хоть как-то здраво соображать.
Всё остальное проходило так же, как и всегда. Ничего не менялось. Генрих даже почти не видел Вольфганга с того дня. Только мельком наблюдал его, когда тот уезжал с его отцом и иногда замечал его одинокий силуэт далеко в полях. С леса они так и не разговаривали, но так было и раньше, когда они встречались и говорили раз в пару недель.
Спустя месяц, в один пасмурный день к порогу их дома пришли незваные гости. Это были высокие люди в черных одеяниях. Они приехали из города и о чем-то долго разговаривали с Петрой и Людвигом. Генриха и Анну выставили на улицу, где они сидели у колодца и ждали, когда закончится конфиденциальный разговор взрослых. Спустя некоторое время, все разом вышли из дому; незнакомцы сели в свою машину, но не торопились уезжать. Родители подошли к своим детям, Петра тихо плакала, а Людвиг встал на одно колено и обнял своих детей.
— У меня появились неотложные дела. Когда я с ними закончу… я вернусь к вам. — Ничего больше не сказав, Людвиг сел в машину незнакомцев, и они уехали прочь.
Петра, плача, обнимала своих детей и долго не могла ничего им сказать. Только потом Генрих и Анна узнали, что отец отправился на войну. Анна из
