Александр Золотько - Под кровью — грязь
И эта правота делала его одиноким.
Палач обошел высматривающих новый троллейбус людей и быстрым шагом двинулся к автостоянке. Лучше всего, если он приедет на место немного раньше.
Ему предстоит быть только зрителем. Все, что должно произойти через час, спланировал он, но выполнять это будут люди. Его люди, как ни абсурдно это звучит. Он, оружие, отдал приказ людям, и они выполнят его приказ.
Палач всегда точно выполнял приказы, он не представлял себе, что можно приказа не выполнить. Он был оружием, а оружие не сомневается. Он не сомневался, но он и не представлял себе, как легко управлять людьми, как легко заставить их выполнять его работу. Убивать людей.
Они готовы вцепиться в глотку друг другу, Палач вспомнил, как Бес и Жук смотрели друг на друга. Солдат и Наташка… тут даже он не мог до конца представить себе, что может произойти после того, как он перестанет их сдерживать.
Остальные… Как поведут себя остальные, он сможет узнать меньше чем через час. У него еще много времени для того, чтобы занять место в первом ряду и насладиться зрелищем.
Хотя ничего кроме отвращения это у него вызвать не могло.
Дождь почти стих. Или это уже был не дождь, а просто туман оседал мелкой пылью. Вдалеке послышалась милицейская сирена. Где-то что-то случилось.
Город большой, в нем всегда что-то случается. За всем не уследишь.
Возле своей машины Палач остановился, посмотрел на тучи, взглянул на часы. Все в порядке. Все будет так, как он спланировал. И через час, и через месяц, и…
И когда настанет его момент.
НаблюдательИнтересно, что сейчас делает Палач? Гаврилин положил постельное белье в тумбочку и захлопнул дверцу. Я бы на его месте спал. Гаврилин с ненавистью посмотрел на стену, отделявшую его квартиру от соседской.
Естественно, крики уже прекратились, и за стеной царил мир да покой. Но рассчитывать на сон уже не приходилось, Гаврилин великолепно знал себя. Теперь всякая попытка уснуть будет обречена на провал после того, как он несколько часов проворочается на диване.
Нет уж спасибо. Лучше подождать до вечера и тогда…
Раз уж спать все равно не получается, можно предаться греху чревоугодия. Вот обожрусь и помру молодым, пропел вслух Гаврилин. И никто мне не указ. Ни Артем Олегович, ни Палач.
Гаврилин двинулся было на кухню, но решил, что в квартире слишком тихо. Он всегда разрывался между двумя прямо противоположными желаниями. С одной стороны – как приятно посидеть одному, в тишине, когда никто к тебе не пристает, не теребит, не заставляет бежать куда попало, или ночами сидеть над допотопным пультом связи, тупо пытаясь не уснуть.
Закрыв же за собой дверь квартиры, Гаврилин уже через пару часов начинал тяготиться и одиночеством и тишиной. Тут у него выбор был небольшой: магнитофон, телевизор или собственный монолог.
Утром лучше всего помогает просто музыка, лучше громкая и иностранная. Не хватало еще вслушиваться в текст. Гаврилин порылся в кассетах, выбрал «Скорпов», сунул их в кассетник и щелкнул клавишей. Потом оглянулся на стену и сделал музыку погромче. Мелочно, конечно, и пошло, но некоторое удовлетворение от этого он получил. Тем более что, насколько он знал, в ближайших окрестностях его квартиры маленьких детей не было.
Так о чем это мы? О планах на счет пожрать. Путь к сердцу мужчины, ясное дело, лежит через его желудок. Гаврилин открыл холодильник и присел перед ним на корточки.
М-да, теперь понятно, почему он так себя не любит. Если бы он был женат… Ну, предположим, что он был бы женат, то сразу после такой ревизии семейного холодильника наступил бы развод.
Более – менее сносно выглядели четыре сосиски в мутной целлофановой оболочке. Маргарин в пластиковой банке сохранился только в виде тонкого слоя на стенках. Кастрюлька с макаронами. Вчерашними. Гаврилин задумчиво посмотрел на бледный комок теста. Позавчерашними. Вчера он позавтракал остатками хлеба и молока. Остатки макарон он варил позавчера. На завтрак.
Банка килек в томате. Гаврилин выдвинул пластмассовый ящик внизу холодильника и обнаружил там скукоженное яблоко.
Убивать таких хозяев надо. Расстреливать из рогатки двадцатимиллиметровыми гайками. Макаронам, не смотря на голод, прямая дорога в мусоропровод.
Джеймс Бонд позавтракал холодной телятиной, рыбой и фруктами. Фиг вам, сосиски не телятина, и есть их холодными никто не собирается.
Гаврилин вытащил из печки сковороду. Материальное воплощение старого тезиса о том, что нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Что ему мешало сразу помыть сковороду еще неделю назад?
Гаврилин сунул сковороду в мойку и включил горячую воду. Ага, он потому не помыл сковороду сразу, что накануне выбросил тряпку в мусор. Как называется жизненный уровень человека, который даже тряпки для мытья грязной посуды не имеет? А как называется сам этот человек?
Гаврилин потер остатки подгорелого жира на сковороде пальцами. Ничего, получится. И вообще, если не удалось найти чистую посуду, есть придется с мытой.
А вы трус, господин Гаврилин. Сколько ухищрений и стараний только для того, чтобы не думать о неприятных вещах! Ведь все просто и ясно. Сегодня твоя жизнь сделает очередной выверт, и, будь твоя воля, ты бы постарался оттянуть это на как можно более поздний срок.
На год, два. До морковкина заговения. Ладненько, ладненько. Чего прицепился? Хочешь порассуждать о сложных проблемах – сколько угодно. Сколько угодно.
Итак, Палач. Возраст, биография – особой роли не играют. Профессия – убийца. И еще какой. Гаврилин вспомнил свои ощущения после того, как впервые познакомился с послужным списком Палача и его первой группы.
Не знаю как он мыл посуду, но людей он отправлял на тот свет профессионально. Действия его были, как правило, точными и стремительными. Из всех возможных вариантов он выбирал наиболее простые и действенные. И его никогда не останавливала необходимость пролить лишнюю кровь.
Гаврилин скептически посмотрел на мокрую сковороду. Третий сорт – не брак. Не от дерьма же он, в конце концов, ее отмывал, а от еды. Можно жарить сосиски. Вот будет хохма, если в доме кончились спички.
Есть. Не все еще потеряно для хозяина этого дома, если в кухонном столе еще есть почти полный коробок спичек.
Если есть на свете талант к убийствам, то Палач им обладал в полной мере. Талантище, глыба. Такое не может не вызывать душевного трепета. Благоговейного ужаса и банального страха. И вызывало. Даже у Конторы закончилось терпение.
Гаврилин соскоблил маргарин со стенок банки и сунул эти ошметки на разогревшуюся сковороду. Маргарин зашипел и поплыл к краю сковороды, оставляя за собой след из трескающихся пузырьков.
Палачу дали последнее задание с таким расчетом, чтобы оно стало действительно последним. В бумагах этого, естественно, не было. Как не было в бумагах и цели последней операции. Была зафиксирована необходимость убить конкретного человека, еще лучше двоих. Зачем это нужно было сделать – вынесено за скобки. И укрыто мраком. Гаврилин об этом узнал случайно.
Вообще Палач занимал странное положение в конторе. Он выполнял приказы на уничтожение без объяснений, однако часто ему просто указывалась цель, и он сам находил методы ее достижения.
Для того чтобы убить тех двоих, Палач уничтожил девять человек, причем двое из них – случайные свидетели. Странно, что он не убил вообще всех свидетелей. Тогда наблюдатель Гаврилин не маялся бы сегодня от недосыпания над печкой.
Гаврилин вспомнил июльский зной, залитое солнцем кафе и падающего навзничь человека с кровавым месивом вместо затылка.
Очень аппетитные воспоминания. Как раз к завтраку. Приятного аппетита и поехали дальше.
Так или иначе, но обоих членов своей группы Палач потерял. И перед ним была поставлена задача создать новую группу.
В эту страшную тайну Гаврилин был посвящен. И даже производил предварительный отбор кандидатур. Наблюдатель он, в конце концов, или не наблюдатель? В конце концов, с конца на конец и концом по концу. Наблюдатель. Только вся его работа по отбору свелась к ознакомлению со списком возможных кандидатур. Сам список готовился, как понимал Гаврилин, аналитиками, а право окончательного выбора оставалось за Палачом.
Практически все кандидаты имели реализованную склонность к насилию, к суду и следствию не привлекались, в преступные группировки не входили.
Логику, которой при отборе руководствовался Палач, Гаврилин постичь не смог. Попытался несколько раз предположить, но всякий раз ошибался. Кроме одного случая. Гаврилин обратил внимание на двадцатилетнего парня, который попал в список кандидатов из-за своей любви к меткой стрельбе. По живым мишеням.
