Михаил Серегин - Колыма ты моя, Колыма
– Вы же сами сказали, что результаты анализов вам принести сразу, как только они будут готовы, – недовольно проговорил парень, уже поворачиваясь к Захаровичу спиной.
– А у тебя что, результаты экспертизы той породы? – Голос москвича моментально изменился, стал заинтересованным.
– Да.
– Так быстро? – удивленно поднял брови Захарович. – Я же тебе образец только вчера дал.
– Вы же сами просили побыстрее. Вот я и нашел толковых специалистов. Сделали без очереди.
– А результаты надежные? – недоверчиво поинтересовался москвич.
– Если не верите – поищите сами других экспертов, – огрызнулся парень.
Это, пожалуй, было уже слишком нагло, но Захарович не обратил внимания на резкий тон – очень уж его интересовала принесенная информация. Он принял у парня папку с несколькими листами бумаги и повернулся к двери кабинета. Уходить он, видимо, раздумал.
Видя, что от него больше ничего не надо, парень, принесший результаты экспертизы, тоже развернулся и зашагал к лестнице. Он понимал, что чем скорее отсюда уберется, тем меньше шансов, что москвич придумает ему еще какое-нибудь идиотское поручение.
Впрочем, торопился он зря. Захаровичу сейчас было не до новых поручений – он уже сидел за столом и жадно читал результаты экспертизы того куска породы, который недавно отобрал у Лопатникова-младшего.
«Предложенный для исследования образец содержит самородную платину... Содержание платины около семи процентов, чистота металла высокая... Примесей в зернах металла – около десяти процентов... Анализ состава породы показал...» Дальше следовал длинный список названий, половины из которых москвич не знал, против каждого названия были какие-то цифры, проценты, непонятные значки.
Захарович помотал головой. Главное он уже понял – старший брат Алексея Лопатникова где-то разыскал платиновое месторождение. Что ж, платина – это хорошо. Это значит, что его самые лучшие ожидания оправдываются. Но вот все эти примеси, проценты – он же не геолог, откуда ему знать, много это или мало? Перспективное месторождение или нет?
Конечно, платина – металл дорогой, она в два с половиной раза дороже золота, но все равно, бывают же и такие руды, где копаться без толку – потратишь при добыче денег больше, чем заработаешь. Как узнать, не из таких ли и найденное Лопатниковым месторождение? Эх, ну зачем они всю эту цифирь написали, он же просил, чтобы заключение было написано человеческим языком. Хотя, может, там дальше это есть?
Захарович перелистнул несколько страниц и в самом конце нашел то, что его интересовало – короткое заключение, написанное явно в расчете на непрофессионала.
«Руда довольно богатая. Если месторождение большое, то разрабатывать его экономически очень выгодно. Сам металл высокого качества, почти не требует очистки, примесей мало. Рекомендуется...»
Дальше шло еще полстраницы рекомендаций по очистке, но Захарович это уже не читал. Главное ясно. Есть месторождение платины, и оно богатое. Значит...
Захарович уселся поудобнее, подпер голову рукой и задумался.
В кабинете стояла мертвая тишина, нарушаемая только еле слышным тиканьем часов да дыханием следователя. Неожиданно стоящий на столе белый телефон резко зазвонил. Захарович вздрогнул, недовольно мотнул головой из стороны в сторону и, чуть помедлив, все же взял трубку.
– Да, слушаю, – недовольно сказал он. – А, узнал, конечно. – Голос москвича стал тише и уважительнее. – Хорошо... Да, я понял. Конечно, давай встретимся. Где и во сколько? – Несколько секунд Захарович молча слушал своего абонента, потом его брови недоуменно приподнялись, и он спросил:
– А почему так срочно? Нет, не проблема, конечно, но... Ладно... Понял... Ну, давай, до скорого.
В трубке послышались долгие гудки, и Захарович положил ее на телефон. После этого он быстро собрал со стола все бумаги и через пару минут торопливыми шагами вышел из кабинета.
8
Север Хабаровского края очень во многом напоминает Магаданскую область, с которой непосредственно и граничит. И природа здесь практически та же, и люди. Впрочем, людей на севере Хабаровского края живет очень мало – средняя плотность населения здесь около двух человек на десять квадратных километров. Как и в Колымском краю.
Население делится на две основные группы. Первая – это жители поселков городского типа, таких, как расположенный неподалеку Охотск, из восьми тысяч населения которого четверть составляют бичи. Жители таких поселков по большей части русские.
А вторая группа населения – якуты, исконные обитатели этих мест, жившие здесь еще задолго до того, как до них дотянулась Российская империя. Их образ жизни сильно отличается от того, что ведут жители поселков. Якуты и сейчас живут практически так же, как жили многие поколения их предков – в полном единении с природой. Оленеводством, правда, здесь не занимаются – места не подходящие. Для того чтобы разводить оленей, нужны пастбища, то есть тундра, а здесь лиственничная тайга. Поэтому основными занятиями якутов являются охота и рыболовство. Они ведут полуоседлую жизнь – их маленькие поселки могут довольно легко переехать с уже насиженного места на другое, а пожив там несколько лет, снова сняться и кочевать дальше.
В общем, якуты весьма симпатичный народ. И на самом деле они ничуть не напоминают жителей севера из анекдотов – с их «однако, здравствуйте» и «чукча в чуме ждет рассвета». Якуты не глупы, хотя, на взгляд русского, слегка наивны. Зато они добрый и очень гостеприимный народ. Несмотря на то, что Россия фактически сделала их родину чем-то типа мусорного ведра огромной империи, и на то, что ничего особенно хорошего они от России не видели, доброе отношение к русским якуты все же сохранили. Может быть, еще потому, что слишком суровая земля на севере. Захватить-то ее Россия захватила, а вот использовать толком не могла. Так и осталась местным жителям их земля в целости и сохранности – в отличие от земли американских индейцев, например.
Впрочем, многие беды, доставшиеся на долю индейцев, и северных их родственников не минули. И самые главные из них – это болезни и водка. Когда русские добрались до Якутии, Чукотки, до всех этих северных земель, они принесли с собой массу болезней, которых местные жители прежде никогда не знали и против которых у них не было иммунитета. А спиртное стало вообще настоящим проклятием русского севера. У каждого народа есть какой-то свой способ одурманивать себя, исторически сложившийся и относительно для этого народа безопасный.
На Ближнем Востоке, например, таким традиционным видом являются легкие наркотики типа анаши и гашиша. Тамошние люди прекрасно их переносят и наркоманами не становятся. У мексиканцев есть их кактус пейотль, от которого они сами очень хорошо расслабляются, но пробовать который приезжим не рекомендуется. А в России, да и вообще во всей Европе, таким традиционным наркотиком является алкоголь. Соответственно и сопротивляемость к нему в Европе высокая. Но для тех же якутов алкоголь – это страшная вещь. Здоровенный мужик совершенно пьянеет от одной-единственной рюмки, и это не исключение, а правило.
Спиваются якуты, чукчи, юкагиры, алеуты и прочие северяне очень быстро и совершенно безнадежно. Это не от слабости – просто национальная особенность обмена веществ в организме. Тот же чукча или юкагир зато легко может съесть мухомор и словить от него кайф – это их национальный наркотик. А русский от этого мухомора ноги в момент протянет. Плохо только то, что русские мухоморы есть особенно не пытались, а вот чукчи и якуты пить пробовали. Да еще как. Бывали случаи, что целыми селениями спивались и вымирали. Именно поэтому, кстати сказать, в советские времена наличных денег им в оленеводческих колхозах и лесхозах на руки не выдавали. Там царил безналичный расчет и натуральная меновая экономика, почти как во времена Дежнева и Пояркова.
Собственно говоря, и к нашему времени мало что изменилось – разве что следить за соблюдением «сухого закона» сверху перестали. Власти предержащие попросту махнули на местных жителей рукой – сопьются и вымрут, значит, туда им и дорога. Но, к счастью, большая часть старейшин якутских родов, уже наученных горьким опытом, взяли надзор за трезвостью соплеменников в свои руки, и поэтому катастрофы не случилось. Молодежи это, конечно, не нравилось, но власть старейшин в живущих по патриархальным законам обществах была непререкаема, и жизнь шла по накатанной колее.
Именно так и жил небольшой якутский поселок, расположенный на севере Хабаровского края в районе речки Ини до позапрошлого года. Названия у поселка не было, и ни на каких картах он не был отмечен, а населения в нем было чуть больше сотни человек, живущих охотой и рыболовством. Фактически это был небольшой род, как две капли воды похожий на те, что кочевали по этим местам исстари. Но два года назад уклад жизни якутов был нарушен. Рядом с их поселком обосновалась одна из «диких» артелей, добывающих золото на свой страх и риск, без разрешения государства. Поначалу якуты отнеслись к новым соседям вполне доброжелательно – тайга большая, места всем хватит. Даже приглашали старателей в гости. Но очень быстро отношения стали портиться, причем не по вине якутов.
