Андрей Воронин - Между жизнью и смертью

— Да я ничего и не подумал, Степан Петрович, — отозвался Банда и по-дружески протянул руку новому напарнику:

— Александр Бондарович Можно звать меня и просто Бандой, не обижусь.

— Сергей, — скромно улыбнулся тот в ответ, и Сашке понравилась его открытая улыбка.

— Ну вот и ладно, — по привычке довольно потер руки полковник Котляров, — вот и познакомились. Сергею в операции поручено обеспечивать связь с центром, анализировать ситуацию и использовать специальные средства и аппаратуру, о которой вы, может, и не слыхали никогда, но которая вам может весьма пригодиться. Кстати, вам, Николай, доступ к этим средствам будет ограничен, но вы, надеюсь, не обидитесь — ведь у нас могут оставаться какие-то секреты от журналистов. Верно я говорю?

— Конечно.

— Так, — Котляров достал из ящика стола пачку каких-то документов и протянул их Банде. — Садись и расписывайся. Во-первых, вот тебе паспорт на имя гражданина Украины Бондаренко Александра Сергеевича. Улавливаешь — Банда, Сашка… Все сходится. Так, расписывайся… Во-вторых, вот тебе свидетельство об окончании — только не смейся! — Сарненского медучилища. Там его сроду не было, поэтому однокурсников можешь не бояться встретить. Могли бы тебя и врачом оформить, но ты у нас больше костолом, чем костоправ, а? — он рассмеялся, и всех развеселила удачная шутка полковника. Ребята ободряюще похлопали Банду по плечу.

— Ладно, буду медбратом, — согласился и Сашка, выводя свою подпись в ведомости.

— Теперь следующее, — полковник. Котляров внимательно посмотрел на Банду и приказал. — А ну-ка, сдать оружие, которое висит у тебя под левой подмышкой!

— А что, заметно? — недоуменно отозвался Банда, вытаскивая пистолет Макарова.

— Не очень. Вот, ставь подпись в ведомости сдачи ПМ… Так, а теперь расписывайся в ведомости на получение, здесь за наш ПМ, здесь — за МП-5 и…

— А это что такое?

— Сейчас увидишь, — с этими словами Степан Петрович вытащил из нижнего ящика стола пистолет-пулемет, каких прежде Банда ни разу не видел, — маленький, короткий, он тем не менее даже внешне, казалось, демонстрировал свою мощь, ничуть не меньшую, чем у того же «Узи», которым Банда имел честь когда-то пользоваться.

— Здорово, — невольно вырвалось у парня. Он с удовольствием крутил в руках эту страшную игрушку, рассматривая ее со всех сторон.

— Не то слово. Лучшее оружие всех спецслужб мира. Специалисты считают, что он превосходит и «Узи», и «Беретту», и уж, конечно, наши системы, — Котляров тем временем вытащил из стола боеприпасы к обоим видам оружия. — Тем более, что действовать вам, возможно, придется на территориях других государств, и пусть вас лучше не узнают по вашему оружию. Так… Вот тебе патроны. Магазин к этой игрушке — на тридцать патронов. Даю четыре магазина и три коробки по сто патронов. И коробку — к «Макарову». Расписывайся в получении боеприпасов.

— Есть.

— Вот эта штука — глушитель к автомату. За нее тоже расписывайся, ценная штучка.

— Хорошо.

— Так, теперь — диппаспорт. Ты — советник Министерства иностранных дел Российской Федерации. Это даст тебе возможность пройти с кейсом мимо любых погранпостов без таможенного досмотра. В кейсе, сам понимаешь, возможно, будет лежать вот эта твоя игрушка, а также некоторые вещи из арсенала лейтенанта Бобровского. Он, кстати, свое оборудование уже получил, так что завтра приступаете к занятиям по его изучению. Ты, Александр, хоть поверхностно, но должен будешь с ним ознакомиться, понять, зачем и в каких случаях чем пользоваться.

— Так точно, — Банда отвечал по-военному. Он был очень сосредоточен и серьезен, хорошо понимая важность задания, на которое в очередной раз посылала его страна.

Котляров заметил это и, желая слегка разрядить серьезность момента, весело сообщил:

— Вам на работу с аппаратурой и спецсредствами даю сутки. Затем двое суток — на игры.

— Какие игры, Степан Петрович? — не в силах оторваться от своего автомата, не поднимая глаз спросил Банда.

— Бобровский тебе расскажет. С ним и поиграешь с целью сыграться, чтобы действовать потом, как в одной связке, — несколько туманно пояснил Котляров. — И наконец, через трое суток — выезд. Так что прощайся пока с Алиной. Неизвестно, сколько времени продлится твоя командировка.

— Ясно. Разрешите идти?..

— Александр, неужели вы теперь будете работать с этими подонками, которые хотели убить вас, готовы были оставить поиски Алины, пытались всячески шантажировать Владимира Александровича? — Настасья Тимофеевна не могла прийти в себя от того, что услышала этим вечером. Она не могла себе представить, что может заставить человека подать руку бывшему врагу, как можно простить, забыть подлость.

— Настенька, подожди, не спеши с оценками, — Владимир Александрович был более рассудителен и спокоен. Он внимательно выслушал рассказ Банды обо всех злоключениях его, Алины и Олега Вострякова и понял, что согласие Александр дал неспроста. — Сначала надо во всем разобраться, а уж потом судить, кто прав, кто нет.

— Конечно, папа! — горячо поддержала отца Алина. — Пусть он расскажет… Расскажи, Саша, почему так получилось. Пусть мама знает, что это ради дела.

— Сейчас постараюсь, — Банда тяжело вздохнул.

Ему было нелегко объяснять ситуацию — ведь хотелось быть максимально откровенным с этими очень близкими ему людьми, но при этом он не мог позволить себе нарушить обещание держать цель и задачи операции в секрете от кого бы то ни было. Банда в первую очередь был солдатом. Он почти всю свою сознательную жизнь проносил погоны, никогда не расставался с оружием и никогда не забывал о служебном долге, а значит, хорошо понимал, что такое тайна. — Дело в том, что на заключительном этапе наших с Алиной приключений, точнее, злоключений обстановка сложилась экстремальная. Пришлось выбирать между сотрудничеством с ними, с одной стороны, и… сами знаете, что было — с другой.

— Сашенька, но неужели они могли вот так, запросто, вас убить? — все еще ужасалась Настасья Тимофеевна, не в силах поверить в то, что рассказывал Банда.

— Могли, Настасья Тимофеевна. Могли, — Банда замолчал, подыскивая слова, которые бы наиболее точно передали Большаковым причину именно такого его решения. — Но не только из-за страха смерти я согласился на предложение ФСБ. И не столько. Как вы знаете, с нами приехал один парень, тоже бывший офицер-«афганец», с которым мы когда-то вместе воевали. Он сейчас журналист в одном довольно большом городе и вместе со своими коллегами занялся интересным делом — темными махинациями, которые затрагивают интересы большого количества людей. Очень сильно затрагивают, поверьте.

— Ты говори, говори, мы все поймем, — подбодрил его Большаков, более чем кто-либо из присутствовавших понимавший, что такое государственные или служебные тайны.

— Так вот. Оказалось, что подобные дела волнуют и российскую службу безопасности, и они предложили мне заняться разработкой именно этого дела, заодно помогая нашему общему с Олежкой Востряковым другу. Я согласился.

— А что, ему надо было отказаться? — снова вставила Алина, но ее остановил отец:

— Подожди, дочь. Ты, Александр, хотел рассказать что-то еще? Или мне показалось?

— Да, — Банда уже давно понял, что в его быстром согласии на предложение Котлярова было и еще что-то, о чем он ранее и не подозревал. И теперь, уже успев сформулировать для себя эту причину, не посчитал нужным скрыть ее от самых близких для него людей. — Был и еще один повод пойти на работу в службу безопасности. Понимаете, единственное, чему я научился в жизни, — это служить, воевать и, как это ни страшно звучит, — убивать. Да-да! — горячо воскликнул Банда, заметив, что Настасья Тимофеевна хотела что-то возразить. — Да, к сожалению, это правда. И когда я, профессионал, занимался охраной вашей дочери, я не чувствовал удовлетворения. То есть я хочу сказать, что всегда был способен на гораздо большее, чем работа телохранителя, хотя и про этот труд не хочу сказать ничего плохого…

Банда внезапно прервался, испугавшись, что никто его не понимает, да и не хочет разбираться в его побуждениях и чувствах, но, встретившись с внимательными и участливыми взглядами своих собеседников, постарался закончить мысль, высказав ее как можно более лаконично:

— Короче, я хотел сказать, что я уже не очень молод, мне целых двадцать девять лет, почти тридцать. А кто я? Что я? Я хочу снова просить у вас руки вашей дочери и хочу при этом быть уверен, что твердо стою на ногах, понимаете?

— Да, Сашенька, мы все понимаем, и ты не сомневайся… — начала было Настасья Тимофеевна, но снова отец прервал ее, поставив в разговоре точку:

— Александр, мы действительно поняли тебя. И мы все, — он обвел взглядом свою семью, — мы все одобряем твой выбор своего собственного пути. И хочу добавить вот еще что: я всю жизнь был не только ученым, специалистом в своей области, но и военным. И как военный я скажу тебе так — твоя новая работа поможет тебе послужить Родине. А это все же, что бы ни говорили в наши смутные времена, — большая честь и великая миссия для мужчины. Единственное, о чем прошу тебя, прошу, как сына, — думай, когда выполняешь приказ. В вашей работе это особенно важно, как заповедь врачей, — главное, не навреди… Ну а теперь, я думаю, всем пора спать. Уже слишком поздно.