Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

Стоя на узких, слизистых от росы и тумана ступенях каменной лестницы, ссутулившись над пиалами, Рикки и Чудоч хлебали лапшевник, принесенный посыльным из ре­сторанчика у подножия горы.

Расселины затягивала темнота. Над ними курился туман, заволакивая лестницу и агентов оцепления. Кто-то из репор­теров блеснул там вспышкой.

Появился старший группы слежения. Сглотнул слюну, унюхав аромат специй. Его люди сидели в засаде с полудня напротив мондопа. Без них, один, он есть отказался.

Рикки и Чудоч переглянулись. Сержант протянул стар­шему пачку сигарет.

—   Спасибо, — сказал тот. Зажигалка у него оказалась са­мая дешевая, закопченная у фитиля и жирная от просачива­ющегося бензина.

Поднялся полицейский из нижнего оцепления. Он де­ржал за локоть тщедушного человечка в очках.

—  Господин лейтенант, тип утверждает, что кое-что знает по делу.

—  Имя? — спросил Рикки зло. Он и в армии злился перед боем. Потому что, в сущности, ничего глупее вооруженной драки на свете нет.

—   Журналист из Бангкока. Ват Ченгпрадит... Мне изве­стен иностранный заложник. Русский журналист. Зовут Бэ­зил Шемякин. Мой друг. Потому прошу, господин началь­ник, сказать мне, что там происходит. Русский живой?

—   Друг, значит, — сказал Рикки.

—  Ваш политический друг, вы хотите сказать? — спросил старший группы слежения.

—   Наше традиционное гостеприимство...

—  Вышвырните его отсюда, — сказал Рикки полицейско­му, не глядя на очкастого. — И никого больше не таскайте из-за оцепления. Когда понадобятся, позовем...

Радио, висевшее на груди старшего группы слежения, зазуммерило.

—   Слушаю, комиссар, — сказал он.

—   Где лейтенант из центра?

Можно было подумать, что голос раздается из тумана, поднимавшегося выше и загустевавшего почти у ног.

—  Здесь, слушаю, — ответил Рикки, отводя пиалу в сторо­ну и наклоняясь к микрофону.

Теперь с ним разговаривал пар над супом.

—   Обстановка? Ждете сумерек?

—   Нормально. Скоро начнем. Минут через семь.

—   Ладно. Я побуду в конторе. Удачи...

Чудоч проглотил свою порцию. Рикки не торопился. По­ставил пустую пиалу на ступеньку, вложил в нее, звякнув, ложку. Вытащил из кобуры солдатский «коль-45» и запихнул за брючный ремень.

—     Тебе приходилось убивать преступников, Чудоч? — спросил Рикки. Он готовил порцию бетеля.

—      Вам известно, начальник. Стрелять, захватывать... Убивать — нет.

—   Попробуешь теперь?

—   Это — приказ?

— Нет, Чудоч... Не приведи Будда получать такие прика­зы.

Они поднялись на подворье монастыря. Начали движе­ние к мондопу, очертания которого угадывались в фиолето­вых сумерках. Небо мерцало первыми звездами.

В черном прямоугольнике двери мондопа чуть светлела бесформенная масса фаранга-заложника. И сразу оба заме­тили силуэт человека, сторожко перешагнувшего через бедо­лагу. Заминка и прыжок вперед, к ограде ступы, снова замин­ка, легкое движение вперед...

Рикки Пхромчана, осев до пяток, нанизал человека на ту невидимую, но почти физически ощутимую прямую, кото­рая соединяет капсюль патрона, ствол кольта и цель. Задер­жав дыхание, не затягивая его и не передерживая рук, прове­рил свое ощущение.

Лейтенант не попал потому, что преступник, запутав­шись в брюках, которые, видно, обо что-то зацепил, спотк­нулся и упал одновременно с выстрелом. Чудоч, рассчиты­вая, что при неудаче начальника беглец рванется вперед, машинально сделал несколько выстрелов с упреждением.

Ясно, бандит не собирался сдаваться.

Привстав, опираясь руками о землю, он, однако, оставал­ся без движения.

Рикки понял, что не попадет, еще спуская курок. Стараясь опередить агентов, вырвавшихся из-за ограды ступы, бро­сился вперед. Прикончить, прикончить до того, как возьмут живым!

Усердный Чудоч броском, обогнав всех, с налета обру­шился корпусом, сокрушил преступника о каменные плиты двора. Крупнокалиберное ружье сержанта, вертясь, скользи­ло и ударилось об основание ограды, отрикошетило, ткну­лось в ноги агента из группы слежения. Агент, запутавшись ногами в неожиданном препятствии, рухнул лицом вперед. И тут же включил мощный фонарь. Преступник лежал ли­цом вниз. Чудоч с хрустом зажимал наручники на тонких запястьях, с силой выдернутых поверх спины.

Теперь светили несколько фонарей. Светил своим и лей­тенант Пхромчана. На лицо женщины. Мужская гуаябера разодрана на бедре и груди. Правая нога в слишком простор­ных брюках неестественно подвернута дважды.

Сержант Чудоч, задыхаясь, хватал широко открытым ртом воздух. Один из агентов, нервно посмеиваясь, беспри­чинно, как случается, едва минет риск, поднял ружье и сунул ему в руку. Никто, кроме лейтенанта и сержанта, не знал, в кого они старались попасть.

—   Баба, — сказал старший группы слежения.

—   Отвлекала...

—   Всем к мондопу! — крикнул зло Рикки.

—   Птичка упорхнула, лейтенант, — сказал старший груп­пы, когда они остались одни. — Не стоит и проверять...

Что-то произошло непредвиденное с этим мандарином от криминалистики из центра, он чувствовал. Будучи старой лисицей, решил: свое дело сделал, в чужое не суюсь. Он выдернул шнур питания радиопередатчика, висевшего на груди. Будем считать, что контакт нарушился в суматохе, случайно. Когда его попросит этот лейтенант, он восстановит связь с комиссаром.

Рикки Пхромчана опустился на колени. Перевернул на спину Типпарат. Он не мог проверить пульс. Скованные руки оказались теперь за спиной. Он приложился губами к сонной артерии на шее.

Старший группы слежения отвел взгляд на силуэт ступы и звездной небо.

—   Пойду посмотрю, что там, в мондопе, — сказал он.

Ботинки застучали по плитам.

Иностранец, кажется, пребывал в обмороке. Незадачли­вый шпион. Ставший заложником. Да и шпион ли?

Размышления не входили в компетенцию старшего груп­пы слежения. Его дело — беспристрастный отчет о бедняге. Доклад об ушедшем бандите — лейтенанта. Не хотел бы он теперь оказаться на его месте.

Снизу, из расселины, донеслись три выстрела, приглу­шенные туманом. Наверняка стреляли от страха или для очистки совести. Кому в оцеплении захочется, чтобы мате­рый рецидивист выскочил на него? А может?

«Может» никогда или почти никогда не оправдывалось на такого рода охоте.

—       Господин Пхромчана, — сказала Типпарат, открыв глаза, вы преследуете не того человека, вы преследуете жер­тву преступления...

—     О чем вы говорите, госпожа Типпарат? Как вы здесь оказались? Вы — заложница или соучастница? Этот бандит погнал вас под пули?

—    Господин Пхромчана, говорю: вы преследуете не пре­ступника, а жертву преступления... Я...

—  Вы оправдываете бандита. Он убил двух человек. Огра­бил магазин. Втянул вас в грязное дело. Подставил подло под наши выстрелы. Вы знаете, что я и Чудоч стреляли в вас? Почему вы в этой одежде? Как вы себя чувствуете? У вас страшный перелом...

—     О Будда, — сказал, присаживаясь на корточки рядом, Чудоч. Он стонал. — О Будда! О горе!

Бережно приподнял девушку, снял наручники. Снорови­сто наложил планки на сломанную ногу. Взял на руки хруп­кое тело. Типпарат потеряла сознание.

Сержант шагнул в сторону лестницы.

—      Господин лейтенант, — сказал он, — во имя нашей дружбы! Никаких журналистов... Никаких фотографий... По­нимаете? Бандит умрет, самое позднее, утром. Мертвее мер­твого умрет. Он погубил ее... Может, мы еще поможем ей...

В темноте он не стеснялся плакать.

Только теперь Рикки вспомнил про бетель за щекой. Вы­плюнул, хотя плеваться в монастыре и не полагалось бы.

—   Передай мне девушку. Сам — вниз!

—    Понял, начальник. Бегу за машиной. Подгоню легко­вую, помягче...

Сержант, освещая путь фонарем, поскакал вниз через три ступени.