Леонид Влодавец - Гастроль без антракта
Я тоже слышал о том, что выходы есть, но подозревал, что к нынешней ситуации это уже не относится. И пятисотметровая шахта на кукурузном поле, заваленная и затопленная, и тот третий выход, который искали Сорокин и Браун, — все они при здешней автоматике уже давно могли быть залиты бетоном и задвинуты броневыми щитами. Так что, если Танечка с мамочкой рассчитывали захапать свой любимый компьютер с секретами, а потом благополучно смыться, то они жестоко ошибались. В общем, к посмертному приветствию товарища Педро Лопеса надо было прислушаться и сделать соответствующие оргвыводы.
Милые дамы поволокли меня по лестнице, подцепив за скованные руки и не развязывая ног. Здесь до первой площадки было ступенек сорок, и у меня было несколько минут, чтобы подумать над складывающейся ситуацией. Итак, семейка Мэллори — не камикадзе. Уже за это открытие я, как бывший юный пионер, мог бы сказать свое пионерское спасибо бывшему хайдийскому диктатору, если бы, конечно, по совместительству не был борцом против его диктатуры.
Из того, что мама с дочкой рассчитывали на благополучное бегство, логически следовало, что меня они должны были бросить в лифтовой шахте если и не расстрелянным, то уж по крайней мере залитым в бетон. Однако они, не жалея своего здоровья и слабых женских сил, зачем-то тащили меня дальше. При этом обе — особенно Таня! — хорошо сознавали, что я очень не люблю такого неаккуратного обращения и наверняка при первой возможности постараюсь доставить им неприятности. Либо они были жуткими альтруистками, во что после девяти трупов на лифтовой площадке с трудом верилось, либо во мне им виделся какой-то практический интерес.
В принципе, у них должно было быть все, что позволяло им добраться до сейфа. Их руки с пальцами, коды с пультом, ключи-крестики, которые они вытащили у меня из кармана. У них были даже перстни Аль-Мохадов, которые не имели прямого отношения к фонду О'Брайенов и вообще неизвестно что собой представляли… А Таня об этих перстеньках кое-что знала, могла знать во всяком случае, ведь «выпуклый плюс» я обнаружил у ее знакомого цыгана Степаныча, а «вогнутый» — у нежно любимого ею Толяна.
Речь шла о Тане-реальной, но была еще и Таня-виртуальная, которая по ходу дурацкого сна ј 3 прямо заявила, что «джикеи» отказались от мысли пройти через затопленную шахту на кукурузном поле, когда узнали, что там не обойтись без перстней Аль-Мохадов. Поскольку для меня уже давно не было сомнений, что за всеми дурацкими снами для Димы и Тани просматривалась волосатая лапа Чудо-юда, это могло быть прямой подсказкой на тот случай, который сейчас имел место… Стоп!
Таня-реальная тоже все это видела во сне. И живым я ей нужен, потому что она знает о тех невероятных свойствах перстней, которые вроде бы проявлялись. А ведь тогда, на даче у Белогорского, когда я — и сейчас это четко помню! — не только прошел через щель накрепко закрытой стальной двери, но и переместился за сорок километров из одного закрытого и охраняемого
поселка в другой, тоже закрытый и охраняемый, что-то все-таки было… ХотяЧудо-юдо со свойственным ему красноречием легко убедил меня в том, что наяву события протекали совсем не так, а все фантастические детали он для меня сам придумал из экспериментальных соображений. Если Таня верит в то, что перстни Аль-Мохадов дают такие невероятные возможности, то, может быть, считает, будто я знаю, как ими управлять… И тогда выходит, что я для нее — надежда на благополучный выход из «Бронированного трупа».
Бетти и Таня втащили меня на лестничную площадку. Тут возвышалась скульптурная композиция из розового мрамора, изображавшая трех ангелочков, то есть трех очень довольных жизнью пупсов с крылышками. Пупсы были сработаны из цельной глыбы, но так ловко, что казалось, будто и впрямь летают.
Дальше лестница раздваивалась. «Шпаргалка», находившаяся у меня в голове, утверждала, что идти надо направо. Именно туда меня и потащили, передохнув, Бетти и Таня.
Лестница вышла к двери, покрытой белым лаком и отделанной позолоченными резными украшениями. Она была не заперта, и, открыв обе створки, мы прошли в длинную анфиладу комнат, тянувшуюся только по прямой минимум на сто метров.
— Боже мой! — воскликнула, не сдержавшись, Бетти. — Какая красота!
И правда, было на что посмотреть. Меня, помнится, детдом возил и в Кусково, и в Архангельское, но тут, конечно, было пошикарнее. В целом, конечно, создавалось впечатление, что находишься в музее. Все было уж очень парадное, нежилое. А ведь Лопес тут собирался лет двадцать прожить. Паркет был настолько гладкий, что казалось, будто поверх дерева настелено оргстекло. В каждой из комнат стены были обиты шелком своего цвета, оттенка и рисунка. На каждой стене висело по одной большой или по нескольку малых картин в позолоченных багетах. Резные стулья, кресла, диваны, комоды — все это было сделано под XVIII век.
Дамы вполне могли бы, наверно, остановиться и посмотреть получше, так как теперь им некуда было спешить. Заодно и мне дали бы отдохнуть какое-то время. Но они все-таки спешили, будто боясь, что кто-то их может опередить. Мне лично казалось, что сейчас, пока еще ничего не нашли, бояться нечего.
Мы прошли одну комнату, другую, третью, четвертую… В пятой должен был находиться некий «ларец с трубой».
— Вот он! — Первой ларец, стоявший на столе в углу комнаты, увидела Таня. Меня временно посадили в кресло — большое им спасибо! — а сами подошли к ларцу.
— А где же труба? — спросила Бетти.
— Вот, — Таня указала на чеканное изображение почтового рожка на торцевой стенке ларца.
Я знал — опять же из чудо-юдовской «шпаргалки», — что за кольцо на крышке ларца браться нельзя ни в коем случае. Штырь, через который было продето кольцо, служил чекой. При попытке поднять крышку ларца чека выдергивалась, освобождала ударник, и взрыв с гарантией уничтожал всех, кто находился в комнате.
Но Таня знала, что можно, а что нельзя. Она осторожно осмотрела ларец, нашла в его боковой стенке небольшое отверстие и сунула в него указательный палец правой руки.
— Набери «2881», — попросила Таня, и Бетти набрала код на пульте. Едва эта просьба была исполнена, как где-то заурчал электромотор, и огромное зеркало в раме из черного дерева плавно ушло в сторону, открыв проем, в который мы не замедлили войти. Точнее, вошли Бетти и Таня, а меня потащили волоком.
За проемом оказалась еще одна анфилада комнат. Большинство из них было заставлено книжными шкафами. То ли диктатор решил посвятить остаток жизни самообразованию, то ли очень любил красивые обложки. В одном из шкафов должна была стоять старинная книга, которую я видел только глазами негритенка Мануэля. Читать Мануэль не умел, но название книги прочла донья Мерседес: «Приключения и жизнь плута Гусмана де Альфараче, дозорная башня человеческой жизни…» Эту книгу должна была найти Бетти. Собственно, книга ей не требовалась. Она только обозначала нужную полку.
Я знал, что полка, где стоит плутовской роман, находится в третьей (считая от зеркала) комнате. Здесь должна была работать мама Бетти.
Она справилась с задачей блестяще. В толще стенки шкафа было отверстие для мизинца левой руки, куда Бетти свой мизинец и всунула.
— «3490», — сказала она Кармеле, и та набрала код. Лишь после этого можно было открывать дверцу шкафа и снимать с полки книгу.
Под этой книгой на полке располагалась кнопка. Теперь ее можно было нажимать безбоязненно: она замыкала только цепь, включающую механизм открывания очередной потайной двери, а не механизм подрыва фугаса.
Шкаф медленно ушел под пол, а мы очутились в очередной анфиладе. Тут надо было пройти аж десять комнат, прежде чем мы оказались у портрета Сан-Мартина, где в дело опять вступила Таня.
Прибор, сканирующий отпечатки пальцев, был вмонтирован в массивный багет огромного портрета национального героя Аргентины. Самое главное было не качнуть портрет вбок. Железный угольник, укреплявший багет с тыльной стороны, мог сработать как замыкатель для двух контактов-шурупчиков, невинно торчавших из стены всего в сантиметре от края портрета. Но Таня прочно придавила портрет к стене, вставила палец в прибор, не шелохнув раму, а Бетти набрала код «1298». Портрет остался на месте, но на противоположной от него стене, отделанной панелями из красного дерева, открылся проход.
— Давай оставим его здесь, — предложила Бетти. — Дьявольски тяжелый парень. По-моему, он не похож на Гарри Гудини, чтобы суметь распутать ноги и вынуть руки из наручников.
— Ты так думаешь? — с сомнением произнесла Кармела. Ей тоже, видимо, надоело таскать меня туда-сюда. Они почему-то очень торопились, а я мешал им передвигаться быстро.
После этого я опять потерял сознание. Танечка вырубила меня для того, чтобы пристегнуть наручниками к стояку водопроводной трубы в небольшой ванной комнате. Как я там очутился — не помню.
