Стивен Хантер - Жарким кровавым летом
А потом он услышал звук. О, как же это было прекрасно!
Из далекого далека донеслось жужжание многомоторного самолета. Он должен был немного покружиться, дождаться, пока свет, который уже начал понемногу подсвечивать небо на западе, по-настоящему озарит долину, и тогда машина сядет. Самолет вел хороший парень (по крайней мере, так уверял Джонни), в прошлом пилот армейского бомбардировщика, который мог заставить самолет сделать все, на что он только способен, и который сажал самолеты на грунтовые полосы по всему Тихому океану. Но еще до войны этот парень возил выпивку и наркотики для кое-кого из детройтских шишек; именно тогда он так хорошо освоил свое ремесло.
Высоко вверху самолет попал в солнечный луч и на мгновение сверкнул, точно так же, как и будущее Оуни Мэддокса.
Оуни повернулся, и перед ним внезапно обрисовалась огромная и ужасающая фигура.
У него сразу перехватило дыхание.
«Не дай мне умереть!» — мысленно воззвал он, но то, что ему явилось, было не рукотворной вещью и даже не человеком. Это оказался какой-то гигантский красноватый олень с высокими разветвленными рогами; он походил на мифического или, по крайней мере, сказочного зверя. Животное, казалось, выросло прямо над ним. Горло Оуни сдавило от страха. В свете раннего утра он видел глаза оленя, которые с царственным величием рассматривали его, как будто он был неодушевленным предметом. Потом зверь фыркнул, топнул ногой и отвернул от Оуни свою гордую голову. Животное сделало два огромных, размашистых, на первый взгляд неторопливых шага и исчезло.
«Господи помилуй, — подумал Оуни. — Что, черт возьми, все это значило?»
Как бы там ни было, ему это не понравилось. Появление животного, его высокомерие, отсутствие у него всякого страха, его презрительный взгляд — все это походило на плохое предзнаменование. Оуни понял, что его пульс колотится, как в лихорадке, и что он весь покрылся обильным потом.
— Оуни, дружище, отойди с поля, а не то попадешь под пропеллеры нашего спасителя и тебя изрубит на части! — крикнул ему Джонни.
63
Приступы боли повторялись теперь каждые две минуты. Боль все нарастала, словно червяк, превращавшийся в змею, которая превращалась в питона, который превращался в морского змея или какое-то еще мистическое существо; боль красная, обжигающая, сверкающая, крик, звучащий по своей собственной воле, спазмы, конвульсии, обильный пот, покрывающий все тело, немыслимый жар, лишающий мускулы всякой подвижности. Кто-то кричат. Это была она сама. Она кричала, и кричала, и кричала.
Из этого положения Джун видела только глаза. Глаза молодого доктора, и они определенно были испуганными. Она знала: что-то идет не так.
— Позвольте мне дать вам анестезирующее средство, миссис Суэггер.
— Нет, — сказала она. — Никакого газа.
— Миссис Суэггер, у вас только-только началось раскрытие, все будет продолжаться еще несколько часов. Вам совершенно не нужно страдать.
— Никакого газа. Никакого газа! Все хорошо. Я хочу видеть моего мужа. Эрл здесь? Эрл, Эрл, где ты? Эрл?
— Мэм, — сказала медсестра, заглянув через плечо доктора, — мэм, мы не сумели связаться с вашим мужем.
— Я хочу видеть Эрла. Я хочу, чтобы Эрл был здесь. Он сказал, что будет здесь со мной.
— Мэм, у него еще есть время. Это продлится еще сколько-то. Когда вы раскроетесь до десяти сантиметров, мы перевезем вас в родильную палату. Он приедет сюда, и все будет хорошо. Я только думаю, что вам было бы удобнее, если...
Боль снова настигла ее. Змея прорывалась сквозь ее тело. Как могла такая маленькая, совсем крошечная штука причинять столько боли? Джун очень боялась подвести Эрла. Но между прочим, где же все-таки Эрл?
— Мэм, я хочу привести сюда вашу подругу. Она может побыть с вами. Вы не будете возражать, ведь правда?
— Да.
В поле зрения Джун вплыла Мэри.
— Милочка моя, — затараторила она, — я сейчас позвоню Филу в магазин. Он поедет прямиком домой, пойдет в ваш дом, сядет на ступеньках и будет ждать твоего мужа.
— Ключ, — сказала Джун.
— Что, моя дорогая?
— Ключ. Ключ лежит в цветочном горшке справа от двери, третий горшок. Пусть отвечает, если зазвонит телефон.
— Да. Я скажу ему. Он будет ждать внутри, и если Эрл позвонит, он расскажет ему, что с тобой и где ты, так что Эрл сможет приехать прямо сюда.
— Где Эрл?
— Я не знаю, деточка. Я уверена, что он приедет, как только сможет.
— Мне не хватит сил.
— Ах вот ты о чем, малышка. Да ты у нас сильнее всех. Ты сможешь сделать все это и без Эрла и сделаешь, если придется. Я знаю, что у тебя хватит силы на десятерых.
Боль снова пронзила ее.
— Что-то не так, Мэри? — спросила она.
— Да нет же, все так, — бодро ответила Мэри, но не удержалась и кинула тревожный взгляд на доктора. — У тебя рождается ребенок. Насколько мне известно, это всегда бывает довольно больно.
— Я чувствую, я уверена, что что-то не так. Не позволяй им погубить моего ребенка. Они не могут погубить моего ребенка. Я не хочу, чтобы мне давали газ. Если мне дадут газ, то они погубят ребенка.
— Нет, дорогая, ничего такого не будет.
Но при этом у Мэри снова сделался виноватый вид. Через некоторое время женщины остались вдвоем, потому что доктор, бывший в это время единственным врачом в почти пустой больнице Скотт-Каунти, отправился на обход, хотя было не совсем ясно, что он имел под этим в виду. Место, куда Мэри привезла Джун, вряд ли можно было с полным правом назвать больницей, скорее, это была амбулатория для бедноты с небольшой операционной, она же родильная, она же смотровая; больных с более серьезными случаями, которым трудно было оказать помощь на месте, обычно отправляли в Форт-Смит или Литл-Рок.
Мэри наклонилась к Джун с заговорщическим выражением на лице:
— Знаешь, малышка, они не хотят, чтобы ты знала, но они хотят дать тебе газ.
— Что случилось? О боже, что не так?
— Это называется ягодичное предлежание. Ребенок пытается выйти и никак не может.
— О боже!
— Если бы был еще один доктор, они могли бы повернуть его, когда твоя матка еще немного раскроется. Потом они разрезали бы тебя немножко, вынули бы ребенка и зашили бы тебя. Но для этого нужны два доктора. Один доктор просто не сможет это сделать.
— Не позволяй им погубить моего ребенка.
— Миленькая моя, ты сможешь иметь...
— Нет, нет, нет. Нет! — Ее рука взлетела вверх и с силой сдавила плечо Мэри. — Не позволяй им причинить вред моему ребенку.
— Дорогуша, если они не смогут повернуть ребенка, им, вероятно, придется сделать что-то, чтобы спасти твою...
— Нет. Нет! Нельзя вредить моему ребенку! Пусть зарежут меня, только пусть не причинят вред ребенку.
Мэри, крепко державшая белую, как бумага, руку Джун, вдруг расплакалась.
— Ты такая храбрая. Ты храбрее всех мужчин, которые когда-либо жили на свете, моя милая. Но ты не можешь отдать свою жизнь ради...
— Нет, — перебила ее Джун. — Эрл будет...
— Эрл сказал бы то же самое. Он хочет, чтобы ты была с ним. Вы сможете иметь других детей. Ты не должна отдавать свою жизнь ради этого ребенка. Что будет делать Эрл? Останется один с младенцем и даже не будет знать, как за ним ухаживать.
— Нет, — сказала Джун. — Я не хочу, чтобы они повредили моему ребенку. Они не посмеют погубить ребенка! Не позволяй им погубить ребенка. Эрл приедет сюда. Эрл спасет нас обоих.
— Дорогая, я...
Снова подступила боль, и Джун вскинулась, когда приступ пронзил ее тело.
«Эрл? Где ты, Эрл? Эрл, приди, пожалуйста».
64
Эрл лежал на спине. Его костюм промок от росы. Шляпа служила ему подушкой. Он мог видеть только небо, которое постепенно светлело по мере того, как поднималось солнце. По траве, скрывавшей его, пробежал прохладный ветерок. Его можно было принять за любого из множества мужчин, просыпавшихся на рассвете на парковой скамье или какой-нибудь импровизированной стоянке, мокрых, слегка окоченевших и немного раздраженных появлением рассвета, знаменующего начало нового дня.
Но ни один из этих людей не держал обеими руками на груди автомат «томми», и ни у одного из этих людей не было в карманах и за поясом — за неимением подсумка морского пехотинца — девяти коробчатых магазинов, заряженных трассирующими патронами.
Эрл лежал совершенно неподвижно, предоставляя сердцебиению возможность успокоиться, а телу — расслабиться. Он завершил продолжительную, отчаянную гонку через северо-западный угол округа Полк, во время которого руководствовался лишь старой крупномасштабной картой и собственными инстинктами. Он ехал на автомобиле по заросшим травой проселочным дорогам через бескрайний лес, а компас, годившийся разве что для того, чтобы служить игрушкой ребенку, указывал ему направление в ту часть округа, где только и могла располагаться долина Неудачной Сделки.
