Черный подснежник - Сергей Иванович Зверев
– Товарищ командир! – неожиданно раздался из леса отчаянный крик. Неверным шагом из-за почти черных старых елей вынырнул сбежавший прямо перед боем Кривоносов.
Он кособоко и неуверенно подошел поближе, бормоча на ходу извинения:
– Испугался я, товарищ командир. В танке не воевал никогда, только трактор водил. Я же не знал, что так грохнет. Само вышло, ноги сами понесли. Не наказывайте, товарищ лейтенант, не отправляйте в штрафную опять.
Черная жгучая злость накрыла Соколова, застучало в висках, перехватило дыхание. Он с размаху влепил кулаком прямо в ухо парню:
– Урод!
Второй удар! Алексей наконец выплеснул то, что засело внутри:
– Чтобы я не видел тебя больше. В кузов грузовика и потом убирайся, куда хочешь! Или пристрелю тебя прямо здесь!
В ответ Кривоносов сжался, прижал наливающееся красным цветом ухо и взвизгнул:
– Ответишь за это, лейтенант! За все ответишь, я на тебя политруку пожалуюсь! Не по-советски руки распускать! Если танкист, так все можно. Герой! Я таким героям…
Новый удар, теперь ударил Бабенко, заставил его замолчать. Сам Семен Михайлович с удивлением взглянул на свой окровавленный кулак и вдруг жестко, непривычно резко для себя процедил:
– Убирайся в кузов грузовика. Исчезни, гнида.
Сам же зашагал обратно к танку, удивляясь собственной жестокости. Пожилой водитель, всю жизнь проработавший инженером-испытателем, даже после нескольких лет на фронте отличался от своих товарищей кротким нравом, тихим голосом и невоенными манерами. Но сейчас он не смог удержаться и не ударить, понимая, что из-за Кривоносова чуть не провалилась вся операция и лишь чудом они остались живы после атаки немецких тяжелых танков.
Глава 2
Всю оставшуюся дорогу члены экипажа «семерки» ехали молча, лишь слушали подробный рассказ Омаева о нападении и бросали зоркие настороженные взгляды, каждый в сторону своего фланга. В небо – не кружат ли «юнкерсы», на озеро – не идет ли следом замаскированная немецкая пехота, на поле – не летят ли оттуда снаряды германской артиллерии.
– Я прислушивался к звукам пушечной стрельбы, – рассказывал Руслан, уставившись черными, горящими на бледном лице еще ярче глазами в темноту танка – считал, сколько выстрелов сделали наши «тэшки». Один выстрел на «тигра», я знаю, что у вас меткость стопроцентная. Чтобы было лучше слышно, вылез сначала из люка, потом на броню перешел. Даже не подумал, что на нас немецкая пехота может напасть. Да я сразу и не понял, что это немцы. Половина из них без формы в каких-то тулупах, в валенках, на голове тряпки намотаны. И на солдат непохожи, все заросшие, грязные. Повалили вдруг из-за деревьев, как мураши, с десяток человек. Мы ведь могли, могли их одолеть! Фрицы почти не стреляли, молча били прикладами, топорами. Поначалу даже не понял, что это фрицы, пока один по-немецки не начал выкрикивать – хенде хох, штиль. Один успел открыть дверь кабины у Прохорчука, по виску ему врезал и по газам. Я кинулся на помощь, но меня сзади ударили так, что в глазах потемнело. А когда в себя пришел, фашисты уже убегали, на ходу в кузов грузовика угнанного запрыгивали. Через дорогу перепрыгнули на «зилке» и в лес. Ребята, молодцы, сообразили – в ответ лопатами их стали рубить, защищая машины. Только вот товарищ капитан не успел. Это я виноват, я! Надо было их одной очередью автоматной уложить, я побоялся, что задену кого-нибудь из шоферов! Если бы… Я так виноват! Там ведь лекарства и товарищ капитан! Такой позор, я ведь мог, должен был, должен был защитить его! Вы ведь мне дали боевое задание!
Руслан опустил голову, не в силах преодолеть стыд. Ему было досадно, что он растерялся и не ответил напавшим фрицам, что провалил такое важное задание и что беззащитного инвалида Прохорчука забрали в плен.
Командир вдруг, не отрываясь от обзорной панорамы, уточнил:
– Грязные и без формы?
– Да! Если бы не это, то я бы сразу понял, что это немцы. Мне в первую секунду показалось, что это наши партизаны. Дурак, надо было сразу по ним из ДТ.
– Поэтому они и молчали, Руслан, чтобы не выдать себя. Это не немцы! – воскликнул ротный, осененный догадкой.
– А кто тогда? Кто это может быть?! Они же по-немецки крикнули, я эти слова знаю. Хенде хох – руки вверх и штиль – молчать, – недоуменно сказал танкист.
– Поэтому они такие грязные и практически без формы. Это мародеры немецкие, дезертиры! Сбежали от своих или из плена и теперь в лесу скрываются, нападают вот так по-тихому, чтобы добыть себе продуктов. А не стреляли, чтобы боеприпасы экономить или вообще у них автоматы не заряжены, от того и используют их просто как дубинки. Если бы это был немецкий отряд пехоты, то фашисты сразу бы по вам огонь открыли, а эти только отняли груз и наутек. – Алексей перечислял факты, которые отлично вписывались в его предположение. – И молчали, чтобы себя не выдавать. Понимают, что их ни русские, ни немцы теперь не пощадят. Они ждут, когда граница фронтов сдвинется уже в какую-нибудь сторону и тогда примкнут к победителям. У них должно быть укрытие в лесах… или… открой-ка карту, Руслан!
Омаев быстро вытащил карту и развернул ее на коленях.
– Какие рядом населенные пункты?
– Первый рабочий поселок!
– Это наша территория. – На секунду Соколов оторвался от прибора, глаза у него так же блестели от азарта, как и у повеселевшего от неожиданного открытия Омаева. – На обратном пути сделаем крюк и заедем туда, поговорим с местными. Если будут еще случаи нападения, то сообщим в штаб, чтобы отправили отряд изловить этих…
Он не успел закончить фразу, как горячий чеченец в сердцах воскликнул:
– Падальщики! У нас в горах птицы такие водятся, трупы поедают. И эти так же, на «дороге смерти» собирают продукты с разбитых обозов и питаются ими! На чужой смерти наживаются.
– Правильно ты их назвал, падальщики. – Голос Соколова стал строгим. – Сейчас полчаса отдыха, младший сержант. У тебя два часа времени. Пока будем сдавать груз и я буду докладывать о выполнении операции, ты за это время должен прийти в себя.
– Есть, – тихо выдохнул Руслан, он и сам чувствовал, как от слабости после удара по голове все тело бьет дрожь. Ему требовался короткий отдых.
Он прикрыл глаза и тут же задремал, чувствуя себя в безопасности среди привычного мерного гудения двигателя «семерки», лязга гусениц, запахов машинного масла, дизеля и пороха. Все эти запахи и ощущения стали для него за три года службы радистом в Т-34 родными, ведь для танкиста бронированная машина – это и боевой товарищ, и верное оружие против врага, и родной дом.
Пока Руслан набирался сил, грузовики и сопровождающий их танковый отряд уже прибыли на границу блокадного города. Здесь ящики с провизией и мешки бросились разгружать члены отряда добровольцев: женщины и старики с трудом перетаскивали тяжелую поклажу на телеги, в упряжь которых впряглись несколько человек вместо лошадей, чтобы протащить драгоценный груз по городу до пунктов выдачи продуктовых пайков. Круглолицый, с узкими щелочками глаз, крепыш, дежурный постовой офицер, вдруг схватил лейтенанта за руку и крепко сжал:
– Алексей, ты? Рад видеть, танкист!
Соколов всмотрелся в глубоких сумерках в знакомое лицо и тоже с радостью откликнулся:
– Боря! Ты здесь, вот это повезло! Как я рад встрече!
С капитаном Момашулой, командиром стрелкового батальона, ему довелось вместе участвовать в прорыве блокадного кольца. Два командира, батальона пехоты и танковой роты, сразу сошлись своими спокойными уравновешенными характерами, интересом к искусству войны. Короткая встреча оставила у обоих теплое воспоминание. Поэтому так рад был Алексей увидеть Бориса живым и здоровым на охране подступов к освобожденному городу.
Они крепко обнялись, и Борис увлек товарища в свою времянку, вырытую в земле и укрепленную накатом из бревен:
– Проходи, проходи! У меня тут чай крепкий, в дорогу раньше чем через полчаса не отправишься. Пока разгрузка, успеем с тобой посидеть немного. Ребятам твоим еще документы мой политрук отдаст, засекреченные документы. С грузовиками страшно вывозить.
Соколов не сильно сопротивлялся, хоть и было ему неловко, что тяжелые мешки таскают исхудавшие подростки, истощенные донельзя женщины. Но ведь и ему тоже надо немного восстановить силы перед дорогой обратно. Еще у Момашулы можно расспросить про нападения немецких мародеров без лишних вопросов с его стороны. Соколов даже ждать долго не стал, сразу перешел к важной теме:
– Первый рабочий поселок сейчас наша территория? Сколько дней назад его отбили?
Борис прищурил и без того узкие глаза, во взгляде промелькнуло
