Черный подснежник - Сергей Иванович Зверев
– Двенадцатый, ответь, двенадцатый!
Но приемник молчал, Омаев не выходил на связь. Неужели он просчитался, когда отправил обоз вперед основной бронетехники? От этой мысли лейтенант почувствовал холод, прошедший вдоль позвоночника. И Соколов стал еще яростнее бить по тугому спуску орудия:
– Держи, получай! Получай!
Он не ждал, пока дым рассеется, чтобы выбрать новую цель. Выбирал заранее, сам отдавая себе команды: «Тридцать градусов на север, ориентир – остов грузовика!» Орудие, маховик наводки словно срослись с его руками и глазами в одно целое. Пушка дергалась от отдачи и пружинила на цель почти без остановки, как только гремел затвор. Огонь, снова огонь! Заполыхал свечкой «тигр», которому подкалиберный попал в верхний лист бортовой брони. От снаряда загорелась боеукладка на борту машины и теперь она с жутким грохотом принялась взрываться внутри, превращая танк в раскаленный железный котел, в котором плавились фашисты. Соколов в который раз навел орудие, каждый выстрел выверен. Огонь! Снаряд ударил в крышу корпуса позади башни, где расположена решетка воздухопритока, оттуда огонь, пороховой газ, искры сразу растащило по металлическим внутренностям машины. В дыму и огне немецкие танкисты метались по башне отделения управления, пытаясь на ощупь найти люки. Огненный залп в подбашенную щель! Основание башни перекосило, крыша танка съехала вбок, и он задымил черным столбом в небо. Тяжелые, с неповоротливой башней, «тигры» попятились. Быстрее, пока не скрылись за возвышенностью! Лязг металла казенной части, спуск! Снаряд впился стальным кончиком прямо в длинный пятиметровый ствол PzKpfw VI. Металл дула пушки расщепило на части от разрыва стержня, пушка дернулась в сторону, потянула за собой по инерции башню, от чего танк стал похож на искривленного инвалида. За пригорком успела скрыться единственная германская машина. В воздухе повисла тишина, бой затих. Черные от копоти и гари дымились подбитые танки, устилая горизонт черной вуалью чада, громко стонали умирающие, обожженные танкисты, посылали в серое небо ругательства и молитвы своему богу. В машинах трещало догорающее пламя, масло и бензин быстро прогорали, превращая грозные машины в раскаленные металлические коробки с начинкой из смрада и трупов.
Бабенко трясущимися в напряжении руками утер пот, который крупными каплями стекал на лицо:
– Алексей Иванович, что дальше? Как теперь машину доставать из сугроба? Ведь сейчас немцы могут прислать подмогу.
– Могут, – соглашаясь, кивнул Соколов, а сам мягко взобрался наверх, приподнял люк и прислушался.
Как он и предположил, вражеская машина не ушла далеко, гул двигателя хоть и с трудом, но был различим. Панцер притаился за горкой и выжидал время для новой атаки. Соколов кивнул Бабенко на станину пулемета ДТ:
– Семен Михайлович, закладывай новый снаряд и за пулемет. Сейчас фашист не выдержит, обратно направит танк посмотреть, почему мы не уходим по дороге. С двух точек его ударим. Ваш ориентир смотровая щель, чтобы пулями по экипажу попасть, а я пропущу его чуть вперед и по бензобаку с движком ударю! Подождем, когда сам выйдет.
– Наши как? В порядке? Вышли на связь?
Алексей метнул тревожный взгляд на мехвода и отрицательно покачал головой, прильнул к прибору, параллельно плотнее прижимая ларингофон к шее:
– Двенадцатый, прием! Двенадцатый, ответь! Руслан! Омаев!
Вдруг эфир зашипел, и взволнованный голос Бочкина зачастил:
– Тут товарищ командир такое! Немцы напали на колонну! Ели отбили, уф, вовремя подошли! В рукопашном пришлось биться, места для боя не развернуться! Лопатами отбивались, они как прусаки из всех щелей! Так и прут, так и прут! И из пулемета не хлестанешь, а то шоферов можно задеть! Русю по голове задели! Кровища хлещет, но ничего намотали, как шапку, бинтов.
– Стоп, ефрейтор Бочкин, – строго прервал командир сумбурный рассказ. – Как положено докладывай. Что произошло, потери.
– Немцы, пехота с оружием вышли из леса и напали на автоколонну. Пришлось отбиваться подручными средствами, ранили младшего сержанта Омаева, получил легкое ранение. Развернуть танковый бой не представлялось возможным. И еще… – Николай помедлил. – Немцы угнали машину, в которой были лекарства для блокадников.
– А водитель? Прохорчук в ней был за рулем! – Лейтенанта тряхнуло от страшного известия.
– В кабине остался. – Николай снова замялся. – Наверное… Мы не видели как, они вихрем налетели. Я только увидел, как машину угнали.
– Отбой, ждите моего приказа для возвращения к пригорку. – Голос у командира вдруг стал глухим и ровным.
Лейтенант в этот момент сосредоточился на цели, что медленно вынырнула из-за округлой шапки холма. Вот показалось длинное дуло пушки 88-мм KwK 43 L/71, потом сам танк почти три метра шириной. Панцер замер, в панораму было не видно, но Соколов точно знал – немецкий башнер настороженно высматривает и пытается понять, что происходит в советском танке. Алексей даже дыхание затаил, будто на таком расстоянии танкисты могли услышать через толщу брони, как он дышит. Осторожно дернулась тяжелая машина и плавно пошла на подъем. Вот показалась башня, потом черные катки в обрамлении траков. В прицеле проплыли белый крест и череп – символ эсэс.
«Машинки непростые, элитная рота», – мелькнула в голове мысль.
«Тигр» снова замер, подождал и продолжил красться все ближе и ближе, по метру сокращая расстояние до советской, безжизненной на первый взгляд «тридцатьчетверки». Соколов мысленно про себя считал метры, наводить пушку сейчас будет опрометчиво. Танкисты в панцере заметят движение и могут успеть сделать выстрел первыми, а между ними осталось всего лишь пятьсот метров. Для танка это дуэльное расстояние, практически выстрел в упор. Поэтому он терпеливо ждал, когда машина сама достигнет перекрестия в прицеле, и он отправит в нее лежащий в казеннике снаряд. Вот мелькнул бронелист кормы…
– Бабенко, огонь!
Застрекотал пулемет, выплюнув длинную очередь из пуль прямо в прорезь, откуда с любопытством рассматривал вмятины на «тэшке» немецкий заряжающий. Он с криком упал на дно танка, но помочь ему никто не кинулся. Советский снаряд с грохотом впился в борт танка, высек искру в бензобаке и внутреннее пространство машины наполнилось едким дымом, от которого у немецкого экипажа перехватило дыхание, защипало в глазах и в носу. Кто-то дернул крышку люка, от чего хлынул поток воздуха и слабое пламя с ревом вытянулось по всему периметру железных внутренностей, на своем пути сжирая все подряд, людей и приборы, живое и уже мертвое.
– Готов! – удовлетворенно стукнул кулаком по стенке Алексей, тут же спохватился.
От немецких «тигров» они отбились, но немцы его все-таки обхитрили и захватили одну полуторку. К тому же не просто захватили машину, а еще взяли в плен капитана батальона материального обеспечения. И ведь Соколов ему лично обещал помочь дойти до Ленинграда, доставить важный груз. Теперь получалось, что он не сдержал обещание.
* * *
– Пятерки, на полных оборотах назад, надо нас выдернуть из сугроба. – По приказу ротного командира экипажи направились обратно. – Двенадцатый, остаетесь на прикрытии колонны, до моего приказа из укрытия не выходить.
Новенький Т-34 легко выдернул своего собрата из сугроба, протащив на металлическом тросе через снежные завалы. Уже через десять минут, не оглядываясь на все еще тлеющие остовы «тигров», две «тридцатьчетверки» спешили к грузовикам, что ждали на поляне под прикрытием раскидистых елей. Еле приметная, узкая в пару метров, припорошенная снегом, дорога вела к лесному пятачку, если бы не свежие следы гусениц и автомобильных колес, то ее невозможно было бы разглядеть среди бескрайней белизны сугробов.
При виде командира бледный Руслан с перевязанной головой с трудом сделал шаг, его качало во все стороны после того, как в рукопашном бою его ударили по голове прикладом автомата.
– Товарищ лейтенант, разрешите, я отправлюсь в лес! Я найду капитана и машину с лекарствами. Я уверен, что он жив, я видел, как немец его с места столкнул на пассажирское сиденье. Я виноват и я готов исправить! Загладить вину!
Соколов хоть и смотрел сурово, но понимал, что отпускать горячего чеченца сейчас преследовать немцев с угнанным грузовиком нет смысла. У них задача номер один – доставить груз в город и выполнить ее надо любой ценой, пускай даже ценой жизни капитана. Он лишь попросил:
– Временно передай командование Хвалову и идем в танк. Расскажешь, как все было.
Омаев молча кивнул и с трудом принялся подниматься на борт родной «семерки». Он безумно тяжело переживал свою неудачу,
