Черный октябрь - Алексей Птица
Кем я хочу быть? Каким я хочу быть? Каких целей я хочу достичь? Что мне делать в стране своего духа, стоит ли попытаться заработать или нужно бросаться на помощь и спасать? Что важнее: личная власть и послушное воле диктатора государство или удовлетворение от того, что я должен сделать по факту рождения и долга перед родичами и землёй, сохранённой для меня несчётными поколениями предков?
Пройти равнодушно мимо или ринуться в самую гущу событий? Выбрать материальное начало или уделить внимание духовному искуплению? Погрузиться в пучину свободомыслия, отринув от себя религию и природную сущность предков, или остаться язычником, возглавив собственный культ? А может, наплевав на материальную выгоду, просто бросить все силы на спасение бессмертной души? И попытаться удержать на краю то, что вроде бы безнадёжно потеряно? То, что, возможно, и нет уже смысла спасать?
Сложный выбор! Что же я хочу? Обезьяна довольно осклабилась, поигрывая тяжёлой, словно та действительно была отлита из железа, дубинкой. Конечно же, я хочу власти, хочу успеха, хочу личного счастья, хочу обладать всем, до чего дотянутся мои загребущие лапы. Хочу получить все блага мира или хотя бы то, что могу реально получить. Хочу делать, что хочу, и чтобы мне ничего за это не было. Хочу, хочу, хочу! Грести всё себе, себе, себе!!!
Всё для себя решив, обезьяна поудобнее перехватила дубинку и медленно двинулась на напряжённо застывшего медведя.
А того накрыли воспоминания… Вот он первый раз пошёл в садик. А вот его коснулась ласковая, хоть и огрубевшая от постоянной работы в поле рука деда. Здесь любимая бабушка, заботливо укрывая его своей теплой кофтой, прижимает внучка́ к себе, сидя вечерком на лавочке у дома. Яркие картинки сменяли друг друга, напоминая, как он пошёл в школу и как помогал родителям. А вот и первая зарплата, с которой он купил матери духи. И первая любовь…
Всё это произошло с ним в этой стране! Стране, которой больше нет… Которую разграбили, разрушили, и народ которой впал в нищету. Вспомнил медведь и о том, как кража, совершённая однажды в трамвае каким-то воришкой, и так мизерной зарплаты матери едва не обернулась голодом. Грех смертоубийств и самоубийств он застал уже на излёте, и то ему хватило. А что чувствовали те, кто хлебнул его вдосталь? Страшное было время…
Разве можно это допустить, если есть хотя бы один, пусть маленький и призрачный шанс всё изменить? Надо сражаться! За себя, за других, за тех, кто сгинул тогда, и даже за тех, кто мог родиться, но так и не родился. За всех! Медведь вдруг вздрогнул, словно очнувшись, и громко, свирепо взревел. Его глаза грозно сверкнули, он сделал шаг вперёд и занёс вверх лапу. Когти выдвинулись и блеснули, отразив золотые искры, обезьяна отшатнулась.
Что-то неведомое, оставшееся видимо от первобытного огня и прародителей, всколыхнулось в душе косматого хищника. Что-то бессознательно-инстинктивное, неподдающееся анализу или осмыслению пробудилось в его звериной душе, сведя весь смысл его существования к защите. Он защищал свой род, свою кровь, своё потомство и своё будущее. Что после этого деньги? Зачем власть? Зачем все блага мира? Перед ним просто враг, а врага нужно уничтожить! Не надо жалеть себя, не надо жалеть врага. Его надо просто убить, убить и всё!
Не так думала обезьяна. Алчность блестела в её глазах и буквально толкала стать властелином мира. Ну, или хотя бы одной страны. Власть и деньги, деньги для власти, комфорта, могущества! Обладать красивыми самками, вкусно жрать, сладко спать, решать судьбы других. Да не по отдельности, а рулить судьбами целых народов.
Медведь же не хотел ничего, кроме спасения своего, родного. Того, что не передать словами, не пощупать лапами, не укусить и не съесть. Он сражался за собственную сущность. Вырасти и стать, а став однажды, оставаться таким навсегда! Не отступать, бороться и искать, найти и не сдаваться.
В воздухе словно пронёсся звон далёкого гонга. Миг, и оба зверя бросились друг на друга, схлестнувшись в смертельной битве.
Обезьяна подпрыгнула и, зажав обеими лапами дубинку, изо всех сил обрушила её на медведя. Тот вроде успел отмахнуться, но тут же взревел от дикой боли. Мощная лапа, покрытая толстой шкурой, чуть было не треснула от силы удара дубины. Прокрутившись на месте, медведь сделал резкий выпад и внезапно полоснул по обезьяне левой лапой. И хоть его удар оказался слабее, той его вполне хватило. И обезьяна моментально отпрянула, едва не выронив сжатое лапой оружие. А из её предплечья, из-под разорванной мощными когтями шкуры засочилась-закапала ярко-золотая, даже скорее, какая-то ржавая кровь.
Обезьяна вновь бросилась на медведя и нанесла ещё один удар, на что тут же получила ответную оплеуху. Оба противника закружились на месте. Ловкая обезьяна прыгала и уворачивалась, а не совсем поворотливый медведь больше походил на скалу и сражался, как мог, пользуясь природной силой и мощью.
Оба противника уже получили не по одному ранению и теперь изматывали друг друга неожиданными ударами и нападениями. Но обезьяна оказалась ловчее! Тем более она не чуралась подлых приёмов, постоянно делая ложные замахи и совершая хитрые финты, чтобы запутать противника и лишить его воли.
Медведь сначала шёл напролом. Однако вскоре понял, что его банально выматывают, выжимая все силы на бессмысленные действия, и так ему не победить. Поэтому он тоже закружил в пляске битвы, пытаясь предугадать ужимки обезьяны и нанести последний, решающий удар. Сражение было в самом разгаре. Противники дубасили друг друга ударами, но никто так и не мог одержать победу. Ни ярость, ни сила, ни хитрость не помогали! Однако игра на равных не могла долго продолжаться. Требовалось что-то ещё.
Как обычно жажда наживы оказалась сильнее. Обезьяна изловчилась и, сделав очередной ложный замах, дала медведю возможность приблизиться к себе. Затем вдруг резко ударила его дубиной в незащищённое брюхо, чтобы тут же, пока медведь застыл от боли, сунуть узкий конец палки ему в глаз.
Острая боль пронзила всё тело косматого лесного зверя. И он понял: либо сейчас, либо никогда! Можно, конечно, попытаться спастись или отступить, но тогда грош ему цена. Да и не в его привычках отступать. Позабыв и о себе, и о своей боли, медведь впал в подобие транса. Превратившись то ли в берсерка, то ли в волхва-воина и ничего больше не чувствуя, он яростно бросился на врага. Обезьяна отчаянно колошматила по нему палкой, доломав в итоге раненую лапу и сильно измочалив другую. Но навалившийся на неё всей тушей человек в образе зверя сумел добраться клыками до горла вертлявой обезьяны. Медведь вцепился в него намертво, разрывая артерии и ещё больше пьянея от запаха крови.
Обезьяна исступлённо вопила, била лапами, остервенело кусалась и пыталась сбросить с себя тело, но медвежьи объятия не так-то просто разомкнуть. Хватка у её противника оказалась мёртвой, и он не собирался отпускать добычу. Всё либо ничего! Выживет только один! И выживет сильнейший.
От кровопотери и разрыва внутренних органов, полученных от могучих ударов обезьяны, медведь почти проиграл. Однако врага не отпускал и смог, наконец, разорвать обезьянье горло. Через пару мгновений всё было кончено. Распластавшееся на арене тело золотой обезьяны почернело и медленно рассыпалось в невесомый прах, который практически тут же исчез.
Медведь несколько мгновений одиноко стоял посреди арены, испытывая лишь усталость и боль. Потом медленно опустился на лапы, а затем и вовсе завалился на спину, истекая чёрной, быстро испаряющейся кровью. Сил у него осталось совсем немного, но они ещё были. Стены арены опустились, можно идти. Третья часть моего сознания перестала нависать сверху и метнулась вниз, тут же слившись с сущностью выжившего «Я».
Победа далась слишком тяжело! Мне ничего не хотелось. Ведь потеряв три свои сущности, я остался всего лишь с одной. Простой, как пять копеек, но зато такой родной. Дурак, надо было болеть за обезьяну! Она же почти победила и, возможно, меня ждало блестящее будущее! А что сейчас? Видимо, ждут меня одни проблемы. Ну и ладно, зато (ха-ха!) я, кажется, остался человеком.
Вздрогнув, я неожиданно проснулся. Часы на руке показывали ровно три часа ночи. Время зверя. Перевернувшись на другой бок,
