Борис Кудаев - Пуле переводчик не нужен

Я стоял на ступеньках «Стрэнда» и вдруг увидел Обозревателя. Он был почти рядом, с ужасом и отвращением глядел на происходящее. Об этом он не напишет в Москву. И вчера, и сегодня с утра он уже направил на телевидение и в ТАСС благостные репортажи. Там наверняка было много интересного и почти все – правда. И о веротерпимости индусов, и о бурно развивающейся промышленности, и, конечно, об индийском Голливуде – Бомбее, и о Радже Капуре, владельце «Бомбей Студиос», который прославился в России после того, как сыграл роль вора-карманника в фильмах «Бродяга» и «Господин 420». Того карманника полюбили вся Индия и вся Россия. Женщины выходили из кинотеатров с заплаканными глазами, мужчины повторяли полюбившиеся слова злодея Джагги: «Сын вора будет вором, сын судьи будет судьей». Чем тот Авара отличался от этого парнишки – убей, не пойму. Те же напомаженные репейным маслом волосы, печальные глаза-маслины и неистребимая вера в возможность счастья в виде родинки или медальона, доказывающих родство с местным богачом или заезжим принцем. То же горькое сожаление о жестокости старых обычаев и осуждение кастового строя, который мешает любимым соединиться, а талантливому инженеру – занять подобающее место в компании. И та же полная и моментальная смена убеждений, как только эта родинка или заветный медальон докажут его собственную принадлежность к высшей касте.

Индира Ганди, выполняя волю своего отца Джавахарлала Неру и Махатмы Ганди, смогла‑таки добиться принятия закона о запрете кастовых отношений. И даже, в знак того, что первая из брахманов протягивает руку низшей касте, назначила министром обороны в своем правительстве политика из касты неприкасаемых. Неприкасаемого – над надменными офицерами, которые во всем подражали англичанам и по ночам видели сладкие сны о тщательно подметенном плаце из толченого красного кирпича, английском стеке, заученным движением заткнутом под левый локоть, и трепетно-угодническом ответе подчиненных на любой вопрос – «Йес, сэр, тиге, сагиб!» (в пехоте) или «Ай-ай, сэр, кэптэн!» (во флоте). Сколько раз я сходил по трапу вместе с капитанами ракетных катеров, пришвартованных у стенки в Бомбее! И ни один из них не произнес положенную по уставу формулу передачи корабля в командование старпому на родном хинди! Только «She is all yours!» («Она вся в вашем распоряжении!»). Потому, что так говорят на кораблях Британского Королевского флота, и потому, что боевой корабль по‑английски – она. Им пришлось подчиниться министру-неприкасаемому. Но, подчинившись, они не простили этого даже Шримати – «дорогой матери» Индире Ганди. Командир противолодочного корабля «Кхукри», торпедированного пакистанской подводной лодкой, приказал команде покинуть тонущий корабль, а себе вынести кресло на мостик. «Я пойду ко дну вместе с моим кораблем. И не только потому, что таков морской обычай. Зато мне, кшатрию, не надо будет выполнять волю министра из касты неприкасаемых!» Красиво сказано, но в советских газетах такое не напечатаешь! А индийские газеты? Каждый день в них можно прочесть десятки брачных объявлений: «Родители красивого и воспитанного выпускника технического колледжа ищут достойную спутницу жизни для своего сына. Дедушка и бабушка юноши были брахманы». То есть претендентов из низших каст просят не беспокоиться. Но закон не нарушен – ведь это дедушка и бабушка были брахманы, а родители и молодой человек свято блюдут законы Хинди Бхарат – всеиндийского братства!

Законы – законами, а обычаи очень живучи. Высшая варна – брахманы – голова нации, а кшатрии – военные – ее руки, держащие щит и меч. Вайшья – купцы и ремесленники высоких профессий – это тело нации. Шудра – рабочие и крестьяне – ноги нации, а антьяджа – неприкасаемые – ее потная стопа. Ни один индус из высших каст, прикоснувшись ненароком к неприкасаемому, не продолжит своих дел. Сначала он направится в храм, где пройдет весьма сложный процесс очищения от скверны. Ни один брахман не выпьет воды – да что там! – не примет стакан воды из рук человека низшей касты. Именно поэтому официантами в дорогих ресторанах и водителями такси часто можно увидеть либо сикхов, либо пуштунов – они вне кастового строя. На худой конец они будут из варны вайшья – купцов и высших ремесленников, а «у ремесленника руки чисты». Удобная формулировка, не правда ли? Весь ремесленник грязен, а вот руки его, что пекут хлеб, шьют одежду, подают на стол, – чисты!

Кстати, о чистых руках. Конечно, в потоке информации о дружественном народе в преддверии государственного визита будет много сказано о дружеских взаимоотношениях, которые возникают между русскими военными и гражданскими специалистами и их индийскими коллегами. Но не напишешь же, как быстро эти отношения переходят сначала в панибратство, потом в пренебрежение, а затем и в открытое хамство со стороны «обучаемых». Это я видел и в Бангладеш, и в Пакистане, и в Египте, и, конечно, в Индии. Здесь органически неспособны уважать людей, чьи жены с утра ходят по базару с сумками, затем подметают просторную, выделенную для двух или трех русских семей виллу, готовят обед, а в свободное время вяжут из мохера шарфы и кофты на тенистой веранде. А когда муж возвращается домой с работы, он здоровается за руку с чокидаром – привратником своей виллы, а то и со свипером – уборщиком из неприкасаемых (!) и, отдохнув пару часов, собирается с женой на прием в посольство или на кинопросмотр на посольской «даче». Все бы хорошо, но ведь, собираясь туда, он замечательным кремом «Киви» чистит свои туфли и бархоткой наводит на них блеск. То есть и сам он, и его жена совершили действия, низводящие их на уровень свипера, чистильщика обуви или чокидара. Для бенгальца и индуса они стали сродни неприкасаемым, для араба и пакистанца – «потеряли лицо».

Я приспособился к этой жизни, у меня за плечами был солидный багаж навыков выживания в тех условиях, в которые нас поставило наше руководство. Оно требовало от нас не пользоваться услугами рикши: «Товарищи, вдумайтесь, ну разве можно использовать чужую мускульную силу для своего передвижения!» (Если бы знать наперед и рассказать инструктору ЦК, готовившему меня к командировке, что с 2000 года в Анапе и Сочи наши студенты будут подрабатывать, катая на велорикше богатых российских и иностранных курортников! Нет, пожалуй, нельзя – он бы меня направил в психушку, а не за границу). От нас требовали брать билеты в ложи и на балконы кинотеатров, передвигаться на такси, нанимать слуг и пользоваться услугами прачек. От нас требовали безукоризненного внешнего вида и не разрешали посещать дешевые духаны или питаться хот-догами на улице. Но платили нам лишь четверть того, что получали наши коллеги из других стран. Да и «командированные» из ЦК или МИДа чиновники жили по каким‑то другим меркам… Американцы говорят про себя: мы не хуже и не лучше, мы просто разные. Хорошо так говорить американцам. А мы были настолько разные, что поневоле удивлялись одному цвету кожи…

Советник-посланник. Нью-Дели. Мальча Марг

Birds of a feather flock together.

Обозреватель сидел в прохладной, затененной балконными маркизами гостиной апартаментов советника-посланника, занимавшей весь первый этаж виллы на Мальча Марг, 12. Большие стеклянные двери выходили на безукоризненную английскую лужайку, являвшуюся естественным продолжением гостиной. Когда хозяин отмечал какое‑либо семейное событие «в узком кругу» (а для него это значило, что будет всего около тридцати гостей), то все мужчины предпочитали выйти с бокалами на травку. Женщины завидовали мужчинам, но лишь немногие дамы могли последовать за ними – модные «шпильки» безнадежно погружались в дерн, а долго стоять в напряженной позе на носках – удовольствие ниже среднего. Рядом – Мальча Марг, 14 – вилла посла государства Маврикий. Резиденция, она же посольство. Chancery, как здесь говорят.

Бондарев оторвался от бумаг и посмотрел на Обозревателя. Они уже пообедали – советник-посланник угостил Обозревателя жгучими пирожками самса, рисом с карри и с не менее жгучими пикулями манго и лимона, цыпленком «тикка», жаренным в тандуре – кувшине, вмазанном в особую печь. Пекут хлеб и запекают птицу и мясо в тандуре многие народы. Только пакистанцы не ощипывают курицу, а, ухватившись за перья еще теплой птицы, тянут изо всех сил. И сдирают всю кожицу вместе с перьями и пухом. Затем обваливают влажную тушку в сухих специях, половину объема которых занимает красный перец чили. Весьма диетическое блюдо! Похоже на пожар в курятнике… Пакистанская шутка: подавая это блюдо европейцу, они обязательно с невинным лицом спросят: «Не желаете ли соус «Табаско» к цыпленку, сэр?» «Табаско» – это почти эссенция перца чили…

Обед был смесью индийской и пакистанской кухни, но Вил Федорович хотел достичь именно этого эффекта. Они познакомились и подружились в Пакистане. Разговор неминуемо должен был повернуть в русло все более обостряющихся взаимоотношений между частями бывшей жемчужины британской короны. Со стаканами виски перешли в гостиную. Оба не разбавляли виски ни льдом, ни содовой, считая, что «neat» – чистый виски – вкуснее, да и для здоровья во влажном климате лучше. Обозреватель держал в руке тисненное золотом приглашение на посольский прием.