Евгений Сартинов - "В алмазную пыль..."
— Нет, вдвоём поедем.
— И не боишься гаишников, — Шалимов кивнул на пустой фужер.
— Нет, — усмехнулся тот, — пусть меня боятся.
— Вот, всегда вы так! Ментяры! Сами хлещут, а другим и стакан пива нельзя за рулём выпить! — прорвало Михаила давно наболевшее.
— "То, что положено Юпитеру, то не положено быку", — процитировал майор, вызывающе вертя перед носом Михаила своими антикварными чётки. — Поехали.
Пока Шалимов зашнуровывал ботинки и надевал полушубок, между хозяйкой дома и незваным гостем произошёл заинтересовавший Михаила разговор.
— Как у тёти Люды здоровье? — спросила Ирина.
— Ничего, позавчера первый день как на работу вышла.
— Привет передавайте ей.
— Ладно, — улыбнулся Семён, и, оглядев с головы до ног журналиста, удовлетворённо кивнул головой.
— Годится. Поехали! Ирин, пусть вещи его пока у тебя побудут.
— Хорошо.
Они уже спустились на один лестничный пролёт, когда Иринка выскочила на площадку с тростью Михаила в руках.
— Миш, — закричала она. — Палку то возьми!
Шалимов только отмахнулся.
— Пусть у тебя лежит, не нужна она мне уже.
Эта сцена напомнила журналисту о не очень приятных моментах вчерашнего вечера. Уже усевшись в служебный «Уазик» он обратился с претензиями к Семёну.
— Слушай, а какого хрена ты обещал избавить меня от Лалька, а он со всей своей бандой преспокойно бухает в ресторане? Я думал, что они меня вчера живым оттуда не выпустят.
— Ну, а ты чего хочешь? Ты же знаешь нашу прокуратуру! Они бы и Гитлера оправдали за недостатком улик. Семёнова просто взяла у него подписку о невыезде, — развёл руки майор, трогая с места машину.
— Ну и что ж мне теперь делать? Сидеть у Иринки и не высовываться? Она меня тогда точно до смерти замучит. Выходит что так смерть, что этак.
— Зассал? Но тебя ведь ни кто вчера не тронул? — засмеялся майор.
— Ну и что?
— Вот видишь. Это я с ним провёл разъяснительную работу. Так что спокойно можешь крутить роман хоть с бывшей женой Лалька, хоть с нынешней, Наташкой. Тебя никто не тронет.
— Кстати, ты то откуда знаешь Ирку?
— Её мать троюродная сестра моей жены. Так что мы даже немного родственники.
— А, ну да! Я ж забыл, это же Ангарка! Восемнадцатая вода на Пепси-коле, ближе родства нет. И вообще, как ты меня нашёл?!
Бабич откровенно, в голос заржал.
— Милый, ты забыл Ангарку. Это же большой аквариум, и ты в нём сейчас самый большой карась. Ты ещё в ресторане сидел, а полгорода знали, что Ирка Домбровская, в замужестве Авдонкина, закадрила самого Шалимова.
Журналист обескуражено покачал головой.
— Да, я, признаться, отвык от этой провинциальной специфики. В Москве, помнится лет пять назад, промелькнул такой случай, не помнишь? Один ара завёл две семьи на разных концах города. Всё по закону, под роспись…
— Как это под роспись? — не понял майор.
— Ну, он просто завёл два паспорта на своё имя. Лет семь так жил, детей наплодил штук пять в обоих семьях. Всё он якобы по командировкам ездил. Месяц там жил, месяц здесь. Случайно все обнаружилось — паспорта перепутал при прописке, не тот дал одной из жен.
Монотонная дорога быстро сморила журналиста, и он проснулся лишь когда первые колдобины просёлочной дороги начали раскачивать машину, мотая тело Михаила из стороны в сторону, и норовя при этом посильней ударить его головой о дверь. Со вздохом расставшись со сном, Шалимов осмотрелся по сторонам и спросил:
- Долго ещё трюхать?
— Нет, километров двадцать.
Эти двадцать километров стоили всего предыдущего пути. Два раза застревал даже полноприводной «Уазик», и Шалимову с проклятьями приходилось покидать кабину и по колено в грязи выталкивать её из лужи.
— Ты вот это называешь полнокровным отдыхом? — Саркастично спросил он своего «Сусанина», вытирая с лица попавшую из под буксующего колеса грязь.
— А чем тебе не нравится? — ухмыльнулся тот, выглядывая из кабины. — Романтика.
Конечной целью столь долгого пути оказался лесничий кордон, уютно притулившийся на склоне одной из сопок. Встречал их невысокий, полностью седой старик, явно обрадовавшийся приезду гостей. После короткого приветствия и знакомства майор достал из машины и отдал леснику пятилитровую канистру. Михаил не сомневался, что в ней находился не бензин и не ацетон, а знаменитый на всю Сибирь своим качеством и степенью очистки спирт Ангарки.
Эти два дня в тайге для Шалимова прошли стремительно и в каком-то угаре, сравнимом разве что с той ночью в Иринкиной постели. У майора всё действительно оказалось «схвачено» и в тот же день, засевший у солонцов Михаил завалил громадного рогача изюбря. Следующий день начался с великолепной рыбалки на сибирскую форель — хариуса, продолжился охотой с манком на рябчика, а закончился грандиозной баней и не менее грандиозной попойкой. Иссиня черная настойка на чернике и спирте, хотя и пилась как морс, но незаметно сумела свалить с ног не только чахлого столичного гостя, но и закалённого гиганта майора Бабича.
На следующее утро, в понедельник, ещё трясущиеся с перепоя гости покинули кордон и отбыли в обратный путь. Кроме доброй порции мяса, лесник всучил им и красивейшие рога убитого Михаилом оленя. За эти дни дорога немного подсохла, выталкивать машину не пришлось, и когда «Уазик» выбрался на шоссе, то Шалимов мирно задремал под ровную колыбельную песню автомобильного мотора.
Просыпаться он начал постепенно. К его удивлению снова начало мотать, и, не открывая глаз, Михаил спросил своего шофёра:
— Мы что, снова возвращаемся на кордон?
Бабич засмеялся.
— Нет. Просто я хочу показать тебе одно место. Так сказать — местную достопримечательность.
Он остановил «Уазик» не доехав до голой вершины одной из сопок метров двадцать.
— Вылазь, приехали, — скомандовал он Шалимову.
Выбравшись из машины, тот огляделся по сторонам и недовольно хмыкнул.
— И вот это ты мне хотел показать? — спросил он, ткнув пальцем в пустынный степной пейзаж. Более унылого места казалось, не было во всей вселенной. До горизонта шли серые от осеннего неба сопки, покрытые пожухлой, грубой травой. Но усмехнувшийся Семён, как всегда не расстававшийся со своими чётками, поманил пальцем дорогого гостя и начал карабкаться на вершину сопки. Михаил, поёживаясь под северным ветром, нехотя пошёл вслед за ним. Лишь на самом верху он глянул вниз, понял, в чём дело и невольно ахнул. Огромная спиральная воронка врезалась вглубь земли на добрых полкилометра. По ярусной дороге медленно ползли вверх и вниз казавшиеся игрушечными с такой высоты «Белазы». Своё восхождение по спиральным террасам они заканчивали на противоположном, более низком конце котлована, и дальше двигались к большому белому зданию с полосатой трубой и наклонной линией копра.
— Обогатительная фабрика, — кивнул головой на строение Семён, и протянул журналисту бинокль. Разглядывая этот фантастический пейзаж, Шалимов сказал майору: — Я только слышал про это, а вижу впервые.
— Десять лет уже землю ковыряют. Алмазы, говорят, ни чуть не хуже чем в Намибии. Дай-ка бинокль.
Пару минут Семён наблюдал за фабрикой, потом вернул бинокль Шалимову и заспешил к машине.
— Пойду, кофе принесу, что-то горло пересохло.
Шалимов же не мог оторваться от потрясающей своей масштабностью картины. Переведя бинокль на здание фабрики он заметил среди громадных «Белазов» два милицейских «Жигулёнка», сопровождающих небольшой, армейских форм броневичок, с бело-зелёной раскраской «Росинкасса». Подробно рассмотреть этот кортеж Шалимов не успел, машины уже скрылись из виду за конусом отвала. Он не знал, что ему ещё предстоит увидеть весь этот небольшой караван.
8. ПО КОЛЕНО В КРОВИ
По просёлочному шоссе не торопясь двигался небольшой кортеж из двух милицейских машин и небольшого, специализированного броневичка, сооруженного по конверсии на одном из оборонных заводов. Разогнаться побыстрей не позволяла дорога, изрядно разбитая за десять лет эксплуатации. В своё время её проложили специально для комбината «Алмаз-Сибирь», и встречные или попутные машины попадались в этой глуши очень редко. До выезда на магистральное шоссе оставалось всего три километра, когда на встречном курсе показался бортовой «Зил». Никто из охраны не придал этому особого значения. Трое из четырёх охранников уже пять лет ездили этим маршрутом, лишь молодой, симпатичный парень ехал с ними в первый раз и немного нервничал. До встречи с грузовиком оставалось не больше двадцати метров, когда громоздкая машина неожиданно развернулась поперёк дороги и из кузова «Зилка» по «Жигулям» ударила автоматная очередь.
Первым погиб шофёр. Заваливаясь набок, он крутанул баранку вправо, и автомобиль юзом сполз в кювет. В ту же самую секунду по замыкающей машине со стороны леса открыли огонь. Очередь пришлась по бензобаку, и автомобиль сразу взорвался, осветив серый осенний день ослепительной вспышкой. По бронированной машине инкассации взрывная волна ударила словно кувалдой. Водитель рванул броневик вперёд, намереваясь сшибить «Зилок» и прорваться по шоссе. Но из кузова грузовика с шипящим грохотом ударил гранатомёт. Взрыв тяжёлой гранаты разворотил двигатель. Все три охранника побросали автоматы, и несколько секунд сидели, зажимая уши руками. Когда же они, немного оправившись от контузии, и разобрав оружие, вернулись к округлым бойницам, снаружи доносилась тишина. Последний из милиционеров находившихся в первой машине, выбравшийся из «Жигулей» успел послать в сторону нападавших всего одну очередь и погиб изрешечённый пулями сразу с двух сторон.
