Сергей Зверев - Морской охотник
— Но ведь один-два дня все равно ничего не решат!
— Этого никогда нельзя знать наверняка, — покачал головой Яманиси.
— Это опасно! А если снова начнется шторм? Я что же вам зря про Меллинга рассказал? А если вы потонете? Джейку еще повезло, его накрыло совсем недалеко от Медного. А если вы начнете тонуть где-нибудь посередине между Атту и Медным? Тогда ведь и наши парни, и русские могут не успеть к вам на помощь!
— Наше судно — это не рыбацкий сейнер, — не без гордости в голосе сказал Яманиси. — Помните, я рассказывал вам вчера про наш корабль? Он имеет повышенную живучесть, практически непотопляем. Честно говоря, мы могли выйти в море даже в разгар шторма. А уж теперь, когда он почти закончился, лишняя осторожность совсем ни к чему.
Мэр еще некоторое время пытался отговорить упрямого японца. Ему совершенно не нравилась мысль о том, что эти чертовы макаки будут подвергаться нешуточной опасности. Ведь если с ними что-нибудь случится, на его репутацию тоже ляжет пятно. Не отговорил, не предостерег, и поди потом докажи, что сделал все, что мог. Морингстон призвал на помощь все свои ораторские способности, живописуя опасности, подстерегавшие японцев в неспокойном море, но все его усилия были тщетны. Все попытки мэра отговорить его от выхода в море Савада Яманиси отверг. Вежливо, но решительно. Поиски стеллеровой коровы превыше всего — это высказывание можно было смело писать несмываемой краской на борту разрекламированного японского научного судна.
"Что-то он все-таки темнит, — думал мэр, пожимая гостям руки на прощанье, — Не верю я, чтобы из-за какой-то морской твари люди жизнью рисковали.
Хотя… С другой стороны, я плохо знаю этих япошек.
Может, для них и в самом деле так важен этот приоритет. Да и риск невелик — буря все-таки в самом деле кончается. А если их кораблик такой крутой, как они говорят, то риска почти совсем нет. Так что, может быть, и в самом деле им так важна эта корова?"
Спускаясь по лестнице к выходу из мэрии, Яманиси обменялся со своим помощником несколькими фразами на японском языке. Единственным понятным для провожавшего их американского служащего словом из этого разговора было несколько раз повторившееся имя Окубо. Именно так, как совершенно случайно запомнил сидевший вчера на дальнем конце стола американец, звали японского штурмана, с которым болтал старик Джейк Меллинг.
Глава 8
Борис Михайлович Кравцов, главный врач госпиталя, расположенного на окраине Прибрежного, относился к своим обязанностям очень серьезно. Конечно, он прекрасно понимал, что в больнице, где кроме него работает всего один врач, медсестра да санитар, обход главного — это совсем не то, что в крупном медицинском центре. Здесь он был остальным врачам не столько начальником, сколько самым обыкновенным коллегой — пусть и с громкой должностью. Да и больных у них обычно было совсем мало.
Кравцов не помнил ни одного случая, чтобы в его госпитале лежало одновременно больше пяти человек.
В общем-то это и понятно. С более-менее серьезными болезнями людей с острова везут на материк, в Петропавловск, а по мелочам рыбаки и военные в больницу не очень-то обращаются, предпочитая традиционное русское средство — пол-литра водки внутрь.
Все болячки как рукой снимает. Поэтому-то больница и пустовала. Но все равно — порядок есть порядок.
И каждое утро в девять часов Борис Михайлович добросовестно обходил свои небольшие владения, выясняя, как у кого дела.
Сегодня больных в госпитале было совсем мало.
Одна алеутка с язвой желудка — вечером ее должны были выписать — и два рыбака — один со сломанной ногой, уже уверенно шедший на поправку, а второй с тяжелым воспалением легких, которое, впрочем, тоже уже проходило. С ними Кравцов управился быстро — зашел, задал пару обычных вопросов о самочувствии и удалился. Теперь предстояло самое интересное — вчерашний гость.
— Как там американец? — спросил главврач у сопровождавшей его медсестры, подходя к двери третьей палаты. — Оклемался?
— Нет еще, Борис Михайлович, — жалобным голосом, словно она была в этом виновата, отозвалась девушка. — Но ему уже лучше. Температуру мы сбили, сотрясение мозга тоже пока ничем страшным не грозит. В любую минуту может в сознание прийти.
— Ясно, — кивнул врач, распахивая дверь палаты.
Маленькая комнатка была бедно обставлена, но выглядела опрятно. Пол был чисто вымыт, стены и потолок недавно побелены, потемневшие от времени тумбочки стояли прямо, никуда не накренившись, а на двух свободных койках были чистые матрацы, хотя это и в больших городских больницах редкость.
На третьей койке, прикрытый одеялом до подбородка, лежал старик с закрытыми глазами.
— Даша, нам уже сообщили, сколько ему лет? — спросил Кравцов, внимательно посмотрев на пациента. Вчера, когда этого старика привезли, врачу сказали только одно — что он чуть не погиб б шторм, да еще что он американец.
— Да, Борис Михайлович. Ему восемьдесят.
Главврач слегка поморщился. На вид старик казался моложе, Кравцов никак не дал бы ему и семидесяти. Да, тогда дело плохо. Восемьдесят — это немало. В таком возрасте можно от простуды обыкновенной помереть, не то что от сильного переохлаждения организма. Надо с этим дедушкой быть повнимательнее, а то ему только иностранного подданного не хватало, умершего в его госпитале.
— Нам все его данные сообщили американцы, — продолжила тем временем медсестра. — Показать вам?
— Не сейчас, — отрицательно покачал головой Борис Михайлович. — Потом в кабинет занесешь.
Он шагнул к старику, взял его за руку, пытаясь прощупать пульс. Удары были редкими, но довольно сильными и размеренными.
«Может, и пронесет, — подумал Кравцов. — Такому пульсу некоторые молодые позавидовать могут. Глядишь, и не будет у меня особых хлопот из-за этого деда».
Но уже в следующие полчаса Кравцов понял, как сильно он ошибался. Хлопоты ему с американцем предстояли нешуточные. Правда, совсем не такие, каких он ожидал.
Дверь палаты неожиданно распахнулась, и на пороге появились двое высоких мужчин — один в морской форме, со звездочками капитан-лейтенанта, а второй в цивильной одежде, но с такой выправкой, что перевидавший за свою жизнь массу военных Кравцов тут же понял — моряк. И притом не из рядовых — офицер не ниже кавторанга.
Кравцов ошибался, но только наполовину. Спутником каплея Селезнева был Сергей Павлов, до сих пор ходивший в чине старшего лейтенанта. Но эта ошибка была простительна — в конце концов, если бы не прямота характера, честность и привычка говорить любому правду в глаза, Полундра уже и каперангом давным-давно бы стал.
— Кто вы такие? Что вам здесь надо? — довольно резко спросил Кравцов, разворачиваясь лицом к нежданным визитерам. — Сюда без разрешения входить нельзя!
— Да мы бы и спросили разрешения, — широко и открыто улыбнувшись, ответил тот, что был в цивильном. — Но не у кого. Пока сюда шли — хоть бы кошка навстречу попалась.
Кравцову стало немного неловко. Это был непорядок. Но не объяснять же незнакомым парням, что у него весь штат — семь человек и что, когда он делает обход, медсестра, обычно дежурящая в вестибюльчике рядом со входом, сопровождает его.
— Кто вы такие? — еще раз спросил врач, но на этот раз уже тоном пониже. Вошедшие явно не намеревались идти на конфликт, вели себя вполне мирно.
— Я — капитан-лейтенант Селезнев, а это — Сергей Павлов, — вступил в разговор моряк в форме. — Мы пришли навестить американца, которого к вам вчера привезли. Если можно, конечно.
— Он еще не пришел в сознание, — сказал Кравцов. — А зачем он вам понадобился?
— Ну, как-никак это я его вчера из моря вытаскивал, — отозвался Селезнев. — Так что чувствую что-то вроде ответственности за него.
Каплей слегка кривил душой. То, что он сказал, было правдой, но не всей. Главной причиной их с Полундрой визита в госпиталь было то, что Павлов, услышав рассказ о спасении американца и особенно о его произнесенных в бреду словах «провокэйшн» и «джэпс», очень всем этим заинтересовался и захотел поговорить со спасенным.
— А вы сюда зачем пришли? — спросил Кравцов у Павлова.
— Да просто так, с другом за компанию, — отозвался Полундра. — Да и вообще — интересно с американцем настоящим поговорить, Кравцов хотел было сказать, что здесь больница, а не зоопарк, но неожиданно передумал. В самом деле, зачем ему из себя цербера корчить? Ребята вроде бы неплохие, жалко ему, что ли?
— Ну, сейчас вы с ним поговорить никак не сможете, — сказал врач. — Видите, — он кивнул в сторону койки, — старик пока еще в себя не пришел.
— И долго он еще так пролежит? Как он вообще? — в голосе Селезнева слышалось искреннее беспокойство, что окончательно расположило главврача к визитерам. Не всякий способен так искренне переживать за совершенно незнакомого человека.
