Дон Пендлтон - Новая война (Ураган над Колумбией)
Действительно, мужчины в хижине оживленно беседовали, но... на арабском языке! Болан разочарованно хмыкнул: а чего он еще ожидал? Чтобы они разговаривали по-английски?
Во всяком случае, и в этой хижине Лаконии не было. Для того чтобы в этом убедиться, Болану хватило одного беглого взгляда.
Оставалась погруженная во мрак хижина.
Времени оставалось в обрез, тем более что вскоре должны были хватиться отсутствующего часового.
Болан в третий раз внимательно осмотрел центральную часть лагеря. Неосвещенная хижина находилась на противоположной стороне. Значит, ему снова придется перебегать в открытое, пространство уповая на то, что его никто не заметит.
Но Мак не хотел бессмысленно рисковать. Сначала он убедился, что тело часового по-прежнему лежит там, где он его оставил, и только после этого, сделав глубокий вдох, со всех ног бросился в сторону хижины, надеясь, что завывания разбушевавшегося ветра заглушат топот ног.
Добравшись до маленького строения из гофрированного железа, Мак присел на корточки, чтобы перевести дыхание. Внутри было абсолютно темно, в окно даже не стоило заглядывать, но у Болана имелся другой способ получить интересующую его информацию: третий жучок немедленно занял свое место на стекле, а мини-наушник — в ухе высокого человека в черном.
Бормотание... Мягкий, нежный голос... Легкое позвякивание ложки в стакане воды. Голос принадлежал женщине, и она говорила по-английски:
— ...Я их ненавижу... Ни за что... я бы ни за что не поверила, что они так поступят... Успокойтесь... Отдыхайте... Я обмою вам лицо.
Болан услышал едва слышное бульканье воды. Послышался хриплый и слабый мужской голос:
— ...А что же вы думали?..
Говоривший чуть слышно застонал от боли, потом продолжил:
— Думали, все будет по-другому?..
— Не знаю. У меня голова была забита великими идеями... Революция. Справедливость. Свобода... Сплошная философия. Голая теория...
— Но, тем не менее, вы же знали, что будете... убивать.
— Это так легко на словах! О да! Смерть людей, угнетающих мой народ, меня не пугала. Но... до сих пор... я ни разу не видела...
— Пыток, вы хотите сказать?
Лакония! Сомнений быть не могло: это он!
— То... то, что они с вами сделали... это просто ужасно... бесчеловечно... Я пыталась заткнуть уши... но всему есть предел!
Девушка теперь почти плакала.
— Я... Я не знала, что я... ну, такая чувствительная. Мне за себя стыдно... Я думала, мы сражаемся за настоящую справедливость, за то, чтобы людей не пытала тайная полиция... Но мы не лучше, чем другие... Вы мне не верите?
Лакония снова застонал, и девушка печально сказала:
— Мне бы так хотелось облегчить ваши страдания!
— Вы и так уже столько для меня сделали... Спасибо...
Лакония с трудом ворочал языком. Что касается Болана, то он услышал достаточно, чтобы приступить к активным действиям.
Он быстро обогнул маленькую хижину и, неслышно переступив порог приоткрытой двери, очутился в кромешной тьме.
— Если хотите помочь этому человеку, — произнес он холодным, не терпящим возражения тоном, — помогите мне вынести его за пределы лагеря.
Он услышал, как девушка вскрикнула от удивления и испуга. Он тотчас же зажег фонарик, и тонкий луч света выхватил из темноты ошеломленное лицо арабки, которую он видел сегодня утром в компании с Хатибом аль-Сулейманом.
Она смотрела на него широко раскрытыми от испуга глазами, не отрывая взгляд от черного комбинезона, увешанного смертоносным арсеналом. Затем она открыла рот, словно собираясь закричать от ужаса, но Болан остановил ее властным жестом:
— Тихо, ни звука! Если хотите что-то сказать, говорите шепотом.
— Кто... кто вы такой? — пробормотала наконец Сорайя.
— Друг. Вы согласны помочь мне вынести этого человека из лагеря?
— Я...
Ясное дело, она колебалась. Говорить — это одно дело, а вот действовать — совершенно другое.
— Да или нет? — настаивал Болан.
В этот момент Лакония с трудом приподнялся на локте и, глядя на высокую фигуру в черном, чуть слышным голосом спросил:
— Кто... кто вы?
— Полковник Джон Феникс, — ответил Болан, не сводя с девушки жесткого взгляда.
— Имя... кодовое имя? — удалось выговорить раненому.
— "Каменный человек". Я — «Каменный человек-1».
Лакония бессильно откинулся на матрас.
— Благодарю тебя, Господи! — вздохнул он.
— Ну так что? — Болан продолжал пристально смотреть на девушку. — Я жду вашего ответа. Она печально покачала головой.
— Я... я не могу вам помочь. Если Хатибу станет известно, что я предала его, он меня убьет. Но я не стану ничего делать, чтобы вам помешать.
— Она... она говорит правду, — с трудом пробормотал Лакония.
— Но она может поднять тревогу, когда мы уйдем, — сухо заметил Болан.
— Обещаю, что не сделаю ничего такого, что могло бы поставить под сомнение вашу безопасность! — воскликнула девушка. — Могу поклясться в этом даже на Святом Коране!
Ее взгляд умолял Болана поверить ей и тем самым вверить свою жизнь и жизнь пленника в ее руки.
И все-таки она была революционеркой. Настоящей. Более того, она сражалась бок о бок с одним из самых беспощадных главарей террористов — Хатибом аль-Сулейманом. А Болану было известно, что женщины, участвующие в революционных движениях, бывают еще более фанатичными, чем мужчины.
И тем не менее...
Он был свидетелем того, как эта девушка открыто перечила самому аль-Сулейману, как она подносила воду изнуренному пытками американцу и как сегодня вечером она пыталась облегчить его страдания.
Но самым убедительным доводом стал подслушанный им разговор."
Ведь она не подозревала, что он слышит ее. А может, она была не такой закаленной революционеркой, как ей казалось? Впервые в жизни ей довелось присутствовать при пытках человека, и, вне всякого сомнения, это чудовищное зрелище перевернуло ее сознание.
Да, конечно, в свое время ее научили подкладывать бомбы в здания с ни в чем не повинными людьми. Но там все было гораздо проще. В момент совершения теракта она находилась далеко от места взрыва и никогда не видела, к каким ужасающим последствиям он приводил. Но наблюдать воочию за человеческими страданиями — это совсем другое дело. Смотреть не моргнув глазом, как режут человеческую плоть, как ее рвут на куски, жгут и увечат, видеть, как жертва постепенно сходит с ума от боли, способны немногие.
Сорайя, по всей видимости, не смогла остаться равнодушной к чужим страданиям.
В ее огромных черных глазах горел огонек надежды, и Болан внезапно понял, что если ей сейчас поверит, то это будет означать, что и она тоже вверяет ему свою жизнь.
Взаимное доверие. В конечном счете, почему бы и нет?
— Как вас зовут?
— Сорайя. Сорайя Насер.
— Ладно, Сорайя, я вам верю. Как по-вашему, пленника можно переносить?
Она пожала плечами.
— Ему очень досталось, а мне даже нечем его перевязать. Но я, тем не менее, сделала все, что было в моих силах. Теперь его жизнь зависит от Аллаха... и от вас.
Высокий человек в черном опустился на колени рядом с матрасом. Он осторожно поднял Лаконию и аккуратно взвалил его себе на плечо, как это делают пожарники, выносящие из огня пострадавшего.
Сорайя подошла к двери и в нерешительности остановилась. Затем, обернувшись к Болану, спросила:
— А как вы проникли в лагерь?
— Прорезал проход в ограждении позади бетонного бункера.
— И, я полагаю, вы хотели бы выбраться тем же путем?
— Точно.
— В таком случае, я выйду первой. Если я что-нибудь замечу, я подам голос, и вы поймете, что вам грозит опасность.
Не дожидаясь ответа, она исчезла в ночи.
Болан понял, что, несмотря на свои слова, она все же поможет им выбраться из лагеря. Если, конечно, не соврет.
Мак, в свою очередь, подошел к двери. Снаружи не было видно ни огонька. Шел косой дождь, продолжая поливать и без того раскисшую землю. Сорайи нигде не было видно. Она, скорее всего, скрылась за хижиной.
Настало время действовать, время выходить под Дождь, чтобы убедиться в правдивости или лживости ее слов...
Мак вынул из кобуры огромный серебристый «отомаг» и снял его с предохранителя, затем осторожно, стараясь не делать резких движений, выскользнул в чернильно-черную ночь.
Глава 10
Яростные порывы ветра больно хлестнули Палача по лицу струями дождя. Мак провел ладонью по глазам, смахивая воду, и, скользя в раскисшей грязи, направился к бетонному кубу, от которого было уже рукой подать до бреши в ограде — единственному выходу из лагеря террористов.
Сорайи по-прежнему нигде не было видно.
Болан покрепче сжал рукоятку «отомага» и прислушался, пытаясь расслышать в шуме ветра и дождя голос девушки.
Ничего...
Он добрался до стены бетонного сооружения. Тело Лаконии мешком висело у него на плече. Бедняга снова потерял сознание, но так, возможно, для него было лучше. По крайней мере, он не так мучился.
