Макс Коллинз - На линии огня. Слепой с пистолетом
Киоск на углу был обширным и современным, он торговал круглосуточно всевозможными газетами, книгами, журналами, в общем, всем от «Правды» до «Хастлера». Правда, Хорригану не было нужно ни то ни другое. Он пробегал глазами ряды разноцветных обложек всех сортов, их глянцевые поверхности отражали свет фонарей и играли бликами. Там, где начались специальные журналы, посвященные всем сферам человеческих увлечений, он задержался, и, наконец, обнаружив то, что искал, улыбнулся.
Он начал рыться в стопках журналов, посвященных моделированию и конструированию, и через некоторое время извлек номер со знакомой обложкой текущий номер «Коллекционера автомобильных моделей».
Экземпляр именно этого номера он видел на верхушке стопки подобных журналов на столике в паршивой комнате Бута, и на этой стопке журналов находилась сверкающая фантастическая модель автомобиля будущего.
Вскоре, расположившись на переднем сиденье машины Д’Андреа, он показывал на футуристическую модель, красующуюся на обложке «Коллекционера автомобильных моделей», пояснив:
— В квартире Бута была точно такая же штучка! Или почти такая.
Сидя за рулем припаркованной машины, Д’Андреа состроил скептическую гримасу.
— Ну и что это нам даст? За что тут можно, по твоему, ухватиться?
Хорриган усмехнулся:
— Ты же сам сказал, что он нечто, помнишь? А я спросил, какого сорта? Верно?
— Ну да.
Он указал на обложку журнала.
— Вот какого. Он коллекционер автомоделей. Тип повернутого.
— Ну и что?
— Ну и то, — нетерпеливо ответил Хорриган, — что это ниточка. Разворачивай свою железяку и доставь меня домой. Мне нужно кой-куда позвонить.
Д’Андреа скосил на него глаза, покачал головой и, буркнул: «Ну, конечно, Фрэнк… Ты же босс, Фрэнк», сделал то, что ему сказали.
Через несколько минут Д’Андреа уже отчалил к своей жене и ребенку в пригород Вирджинию, а Хорриган сидел на стуле в своей тихой квартире. Он даже и не пытался включить Майлса Дэвиса в своем CD-плейере[2]. Он говорил по телефону с дежурные агентом вашингтонской полевой службы.
— Я бы хотел, чтобы ты направил агентов по округе проверить, как продаются эти конструкторские наборы,
— говорил он. — Судя по журналу, я бы сказал, что они в основном рассылаются по почте. Ну и, наверно, есть пара специализированных магазинов. Выпускают их в небольшом количестве, так что надежда есть.
Еще один сигнал прозвучал в трубке.
— Подожди секундочку, — сказал он, — кто-то еще звонит… Погоди, я просто проверю кто это…
Он нажал на рычаг и недружелюбно произнес: «Да?»
— Привет, Фрэнк.
Шелестящий, почти мурлыкающий голос был абсолютно узнаваем.
— A-а, Бут, — протянул Хорриган, присаживаясь.
— Как дела?
— Чего там, все в порядке, Фрэнк. А как ты?
— Плохо слышно, потерпи немного, я избавлюсь от другого звонка, — он нажал кнопку и быстро произнес,
— Ребята, вы засекли его?
— Засекли, — ответил агент, — ты знаешь, что нужно делать. Подольше тяни разговор.
Хорриган нервно улыбнулся, переключая аппарат на Бута, который почти сладко выдохнул в трубку:
— Надеюсь, что ты не пытаешься засечь меня, Фрэнк.
— Как бы я это сделал?
— Ты мог бы, например, попросить своих друзей прослушивать твои разговоры.
— И не собирался. Я был уверен, что тебе не хватит смелости позвонить опять.
— О, ты собирался, Фрэнк. И ты знал, что я позвоню снова. Думаю, что ты также знал еще об одном, что если мне чего и не хватает, то только не смелости.
— Чего же тебе не хватает?
— О… много чего. Много чего у меня отняли, много чего меня лишили за все эти годы. Так же, как и тебя, Фрэнк. Ты так много потерял. И я тоже. Но я надеюсь, что эти годы обошлись с тобой не слишком жестоко, поскольку я все это время искал достойного противника.
— Искал? А теперь?
— Нашел. Поэтому и спрашиваю, как ты? — вежливый голос, казалось, был исполнен истинного сожаления. — Я так переволновался за тебя сегодня.
— Правда? И почему это, Бут?
— А там на автостраде… Мне казалось, что ты еле устоял на ногах, Фрэнк, — придушенный смешок прорвался сквозь доверительную интонацию. — Тебе неплохо было бы позаботиться о собственной форме перед тем, как проситься обратно в службу охраны.
Пальцы Хорригана впились в телефонную трубку, веки напряглись и готовы были уже разорваться, и все же он сдержался и ровно произнес:
— Знаешь, Бут, может быть, ты и прав. Может быть, я не в лучшей форме.
— А в какой восхитительной форме ты был когда-то. Кстати, я как раз просматриваю по телевизору твой фильм.
— Фильм?
— А ты не кинокомик, Фрэнк? Знаешь, что означает «auteur»?
— Нет.
— Это на французском значит «автор», но используется по отношению к действительно выдающимся мастерам. Таким как Хичкок, Леоне, Трюффо.
Сначала Битлз, потом автомодели, теперь кино.
— Я никогда не снимался в кино, — сказал Хорриган.
— Ну как же не снимался, Фрэнк? Ты же работал с самым выдающимся «auteur» всех времен. Быть может, он не слишком много сделал, но его стиль, воздействие его работы… неизгладимо. Я говорю, как ты понимаешь, об этом величайшем кинематографическом гении — Абрахаме Запрудере.
Гнев Хорригана обратился в тошноту.
— Даллас, 22 ноября 1963… Я знаю, где я был тогда, и я знаю, где был ты, Фрэнк. Тогда ты был в форме, не правда ли? Но, к несчастью, это не помогло ни тебе, ни ему, так?
Хорриган чувствовал, как ссыхается горло и тяжелеет язык.
— Что случилось с тобой в тот день? Только один из вас среагировал на выстрел, а ты и остальные, так выдрессированные, с реакцией, как сжатая пружина? И ничего. Я все просматриваю этот эпизод, раз за разом… а ты все не спрыгнешь со своей машины.
— Заткнись, — сказал он.
— Фрэнк, ну к чему враждебность. Могут же два друга обсудить трудный Вопрос открыто? Я-то теперь где? А? А ты был тогда действительно ближе к Кеннеди, чем тот агент, что среагировал, да ты был ближе к нему, чем кто-либо. Со всех сторон.
Хорриган и на самом деле стоял первым на подножке следующей машины как раз со стороны Техасского библиотечного склада.
А Бут теперь откровенно напевал:
— По ночам, Фрэнк, лежа на кровати, стараясь уснуть… Что ты видишь, когда ты спишь? Тебе снятся сны, Фрэнк? Видишь ли ты вещи, людей, события в своих снах? Видишь ли ты винтовку в окне? Видишь ли ты, как раскалывается голова Кеннеди?
Хорриган зажмурился, но это не спасало от настойчивого вкрадчивого голоса Бута и его жалящих слове Как же ему хотелось повесить трубку… но он должен был держать этого психа на линии…
— Как, должно быть, ужасно, Фрэнк, осознать, что, если бы тогда ты просто среагировал на первый выстрел, ты бы успел вовремя и оказался бы на линии огня. Но, конечно, в этом случае, возможно, раскололась бы твоя голова…
Почему же до сих пор агенты не ворвались в двери Бута, не свалили его на пол, не надели наручники на его запястья?
А Бут продолжал:
— Хотелось ли тебе, чтоб тогда ты отдал свою жизнь за него, Фрэнк?
Хорриган не хотел доставлять ему удовольствие прямым ответом. Вместо этого он ровно произнес:
— Историю не изменишь.
— Верно. Ах как верно! Но знаешь что? Ты еще можешь это сделать.
Более острые и жесткие, чем все предыдущие, эти слова Бута буквально насквозь пронзили Хорригана.
— Ты потерял слишком много, — продолжил Бут. — Твоя жена ушла от тебя и забрала твою маленькую дочь. И когда ты давал интервью для журнала… того самого в десятую годовщину! Ты был бесподобен. Столь прям, столь честен. Бесспорно, непросто поведать всему миру о собственном пьянстве и признать, как сложно было жить с тобой. Готов поспорить, что ты намеревался заполучить свою жену обратно, ведь так? Говоря все это…
Он содрогнулся от проницательности Бута.
— Да, мир может быть столь мерзок, столь жесток для честного человека, — говорил Бут, и в это время голос его был полон нескрываемого сарказма.
Но почему же агенты так тянут, так зверски долго добираются они до Бута и накрывают его? Сколько же он должен выстоять так, бесконечно сдержанно подавляя в себе гнев, с этим засранцем на линии?
— Ты знаешь мою историю, Бут. Какова твоя?
И снова звук смешка.
— Не могу сказать тебе, Фрэнк. Извини.
А затем Бут прошептал пару строчек из «With Little Help From My Friends» и добавил:
— Так приятно, Фрэнк, иметь друга.
И телефон умолк.
И волна ярости, горечи и смятения захлестнули Хорригана, уставившегося в немую телефонную трубку. А потом он нажал, на рычаг и, снова услышав на линии агента полевой службы, закричал: «Как?»
— Остынь, Хорриган. Повесь трубку, и мы сообщим тебе, когда возьмем его.
Он опустил трубку, встал, налил себе «Джеймсона» — на дюйм больше, чем обычно — и жадно проглотил его. В первый раз за последние двенадцать лет ему хотелось курить.
