Сергей Зверев - Триумф воли
– Здорово мы им, видно, насолили тогда, три года назад, при славном короле Хаконе, что они до сих пор на наших парнях отыгрываются! – сжал огромные кулачищи бывший военный. – Мы тогда, в сороковом, с англичанами пустили на дно «Данциг» и «Кенигсберг» – два новейших их крейсера. И как пустили! Ох, помню, какой визг тогда подняли их газеты! – Юхо довольно улыбнулся. – Как же! Братья-норвежцы, можно сказать – одна кровь, воюют против нацистов! Не любят их! Топят, видите ли! А за что их любить? За то, что рыбу для своих солдат забирают, а мы должны с голодухи помирать? Поганая у них кровь, вот что я вам скажу.
– Да-а-а, – снова зазвучал разноголосый хор.
– Вы-то, может, и выкрутитесь, – деловито пыхнул трубкой Юхо, – а мне, бобылю, здесь точно придется ноги протянуть. После путины подамся в город.
– Так и будешь с места на место кочевать? – снова спросил пожилой рыболов. – Остепенился бы. Женился.
– Я бы женился, да при таком раскладе не один протяну ноги, а уж вместе с женой!
Артельщики снова дружно захохотали, представив Юхо, протянувшего ноги. Как ни сурова была их жизнь, как ни били их обстоятельства, но людьми они были открытыми – смеялись, когда весело, печалились, когда приходило горе.
Невдалеке брякнул велосипедный звонок, и рыбаки дружно обернулись в ту сторону, напрягая зрение. От поселка катил мужчина, укутанный по самые глаза в шубу и шарф.
– Кажись, чиновник из мэрии, – первым рассмотрел подъезжавшего малец.
– Интересно, по какому случаю сейчас? – встревожились артельщики.
– Да, наверное, какой-нибудь новый приказ везет: постановлено, что отныне перед жирным этим немецким холуем Квислингом все норвежцы должны ходить только на коленях! – предположил Юхо, но на сей раз никто не засмеялся. Никто не ждал от таких посещений ничего хорошего. Но на этот раз новость была сравнительно безобидной.
– Выходить в море запрещено, – сквозь плотный шарф пробубнил чиновник, не слезая с велосипеда.
– Вот еще новости, – удивился Юхо, – на них бесплатно работаешь, так и это не подходит.
– А что, можно по домам сидеть? – с надеждой спросил парнишка-рыболов. Тягаться со взрослыми ему было тяжело. Да и этот непосильный труд, как оказалось, был напрасным.
– Приказано завтра всем артельщикам прибыть в Осло на столичный стадион… – выкрикнул чиновник, чтобы его все услышали.
– А что, немцы теперь там расстреливают и пытают? – спросил Юхо, и моряки дружно загоготали.
– …где завтра состоится футбольный матч! Проверять будут каждого по списку! – закончил чиновник, живо уселся в седло и завертел педалями, держа путь к следующему заснеженному поселку.
– Вот еще забота! Ну, хоть так. Все ж не очередная обираловка. Интересно, кто играет? – разноголосо загудели рыболовы, обсуждая услышанную новость.
– Ну, что ж, братцы, – зычно подытожил обмен мнениями бывший военный моряк Юхо, – видать, сам бог решил, чтобы я подался в город. А ну-ка, артельщики, айда за мной! Сегодня с меня отходная! Выпьем за мое здоровье! Всех угощаю!
Глава 11
Гвалт на стадионе стоял невообразимый. Затея немцев, которая сначала так не понравилась рыбакам, сейчас явно пришлась им по душе. И дело было не только в футболе, хотя и в нем тоже. Матч удавался скандинавам. Несмотря на явно провокационное судейство, на совершенно несправедливо назначенный пенальти, на то, что судейский свисток оживал лишь для того, чтобы оштрафовать исключительно норвежцев, потомки викингов в пух разделывали «высшую расу избранных людей». Да еще команду, которую курировал лично Адольф Гитлер и руководство СС, – знаменитую «Шальке 04»!
Это обстоятельство, конечно же, тоже привносило особый привкус в неотвратимо надвигающуюся победу нордов, но и оно не было главным. Ведущую роль сыграло скопление огромного количества народа, объединенного единым порывом, духом сопротивления, борьбы и победы. Это состояние передалось каждому, кто пришел в этот день на столичный стадион.
Норвежцы, и это ни для кого не было секретом, недолюбливали нацистов, выражая свое отношение кто пассивным неприятием существующего режима, а кто вступлением в ряды бойцов Сопротивления. И здесь, на спортивной арене, эти чувства северного народа выразились в полной мере. Немцы слишком поздно поняли свою ошибку. Те несколько секторов, выделенных для германских болельщиков, главным образом – солдат, вначале пытались как-то проявить свои эмоции, но быстро угомонились под бурным натиском варягов и сейчас благоразумно помалкивали. Военная полиция шныряла возле трибун и по ним, но поделать ничего не могла, ибо в небольшой толпе можно выявить, схватить и наказать зачинщиков, а как накажешь несколько десятков тысяч? И, главное, – за что?
Норвежцы свистели и улюлюкали, распевали свой национальный гимн, во всю глотку высказывали свое мнение о Гитлере, о Квислинге, об арбитре в частности, и обо всем, что они думают о нацистах в целом.
Здесь царил дух свободы слова, и скандинавы использовали его в полную силу своих просоленных морем легких.
Артельщики во главе с бывшим военным шкипером Юхо тоже находились на трибунах и, отметившие «отходную» вчера и подогретые спиртным с утра, орали и бесновались громче всех по каждому поводу и без него.
Вчера, за кружкой хорошего пива, разбавленного проставленным Юхо спиртом, вынужденные бездельничать рыбаки не стеснялись почти так же громко, как сейчас на стадионе, поделиться своим мнением об этой идиотской войне, о правителях и правительствах, о своих горестях.
Интересовались, не передумал ли такой в доску свой парень, как Юхо, – уходить из артели, и куда он подастся в городе. Некоторые предлагали остановиться у своих знакомых или родственников. Бывший шкипер отшучивался, подливал спирт, брал адреса, но о своих планах помалкивал. Впрочем, скандинавы – народ, уважающий чужую личную жизнь, и бывшие соартельщики с лишними расспросами не лезли.
Настроение вечеринки рыбаки принесли с собой на стадион, и теперь отмечали не только каждый гол, но и каждый удачный финт своих форвардов, распаляясь с каждой минутой все больше.
Юхо же, вооружившись огромным морским биноклем (память, как он говорил, о военном прошлом), громоподобно и в деталях комментировал перипетии борьбы.
– У судьи, наверное, свисток сломался! – орал он всем, кто его слушал. – Наши ему говорят, что это немец бил не владеющего мячом, а он свою дудку рассматривает! Да так внимательно, будто в первый раз видит!
– На мыловарню его! – потешались рыбаки. – С поля! Отдайте мне его в юнги! Я из него хорошего человека сделаю! – И на поле, метя в арбитра, летела разная оказавшаяся под рукой дрянь.
– Да оставьте вы его в покое! – урезонивал Юхо. – Не он же судит, а вон те, которые расселись в почетной ложе, – он отвел бинокль с поля и направил его на немецкие трибуны.
– Ребята! Гляньте! И наш жирнозадый министр-президент здесь! Квислингу – гип-гип!
– Ура! Ура! Ура! – издевательски проорали рыбаки и залихватски засвистели.
– Интересно, за кого он болеет? За наших или за тоже наших?
И эта шутка пришлась рыболовам по душе.
Юхо между тем внимательно изучал лица людей, занимавших почетную ложу для гостей. Рядом с министром-президентом Видкуном Квислингом сидела сама Лени Рифеншталь. Он сразу узнал известную каждому мальчишке кинодиву. К тому же все нацистские и местные газеты совсем недавно в один голос трубили о приезде великого кинорежиссера и о начале съемок нового фильма. Так что ее присутствие на трибунах стадиона бывшего шкипера не озадачило.
Но Юхо интересовал не Квислинг и не Рифеншталь. Он тщательно разглядывал лицо каждого, кто находился в ложе. Шкипер был уверен, что тот, кто ему нужен, сегодня должен находиться именно здесь, в этой ложе.
– Есть! Вот он! – чуть слышно прошептал бывший вояка. Впрочем, даже если бы он говорил громко, вряд ли кто услышал бы его из-за невообразимого гвалта. Норвежцы побеждали нацистов по всем статьям, и стадион, охваченный единым порывом, став из тысяч глоток одной общей, начал трубно отсчитывать секунды последних минут встречи.
В это время Юхо сделал какой-то своеобразный знак, и из скопления людей, стоящих в межсекторном проходе, отделились два крепкого телосложения норвежца с узнаваемой, такой же, как и у него, военно-морской выправкой. Активно работая плечами, они стали продираться сквозь скопление народа.
Следом, не дожидаясь финального свистка горемычного арбитра, с трибуны стал спускаться Юхо.
Глава 12
Каменный мешок Согнефьорда, окруженного со всех сторон высокими, почти отвесными скалами, десятикратно усиливал тарахтение катерного мотора, тревожа оставшихся на зимовку северных птиц. Они плотной стаей кружили над судном, сопровождая пассажиров злобными криками.
Случайных норвежцев, находившихся на берегу, в отличие от птиц привлекало другое обстоятельство – то, что катер был прогулочный, а не военный. Последние несколько лет туристов в Норвегии не было, а прогулочные катера сменили ощерившиеся орудийными стволами вооруженные субмарины.
