Эльмира Нетесова - Седая весна
— Ох и глупая! Нашла кого жалеть, сучку!
— Она — единственная родная кровинка! Как мне не думать о ней? Боюсь, тяжко ей придется теперь, а и оставаться с ними не могла.
— Ладно! Живи здесь, покуда лучшее приглядишь. Но ко мне не прикипайся. Я вольный. Ничьей глотки не потерплю. Коли начнешь хвост распускать, тут же вышвырну пинком. Поняла? — кинул бабе в угол замызганное одеяло, сам, раздосадованный, завалился на кровать, ругая себя последними словами: «Ведь вот приютил, а спать одному приходится. Она — несчастная! Не курит и не пьет. Мужиков не признает. На кой черт позвал к себе именно ее? Вот не повезло. Баба в доме, а ночь впустую! Кому признайся — высмеют иль не поверят! Ну да хрен с ней, может, завтра уйдет насовсем. Коли нет, найду повод, как избавиться», — решил Серега и уснул.
Утром он не сразу вспомнил о бабе. Та спала, свернувшись в клубок возле печки.
«Разбудить? А куда ей деваться? Пусть спит. Пока вернусь, ее уже не будет. И забудем друг друга, хотя вспомнить нечего», — шагнул Серега через порог.
Вернулся он поздно. И действительно напрочь забыл о женщине, какую приютил в доме. Он шагнул во двор привычно и только тут увидел свет в окнах. Удивился, заторопился в дом,
Женщина, успев прибрать в доме, затопила печь, варила картошку, кипятила чайник. На столе в чистых мисках нарезанные огурцы, помидоры, хлеб. Сереге даже не поверилось:
— Ты еще здесь? — чуть не выронил бутылку пива.
— Радуйся, хозяин. Я все ж пол вымыла. А ты, коль не меня, хоть свой дом уважь, — указала на грязные ботинки. Серега сконфузился, вышел в коридор, вернулся босиком, не хотел показываться в рваных носках.
— Давно вернулась? — спросил бабу.
— После работы враз. Ты ж разрешил пожить, — напомнила тихо.
Мужик лишь головой качал. Сегодня он не встретил по пути подходящую бабенку, потому вернулся один. А если б нашел? Как объяснил бы ей проживание этой?
— Садись к столу. Давай поужинаем, — услышал негромкое.
— Как хоть зовут тебя? — спросил бабу.
— Люба…
— Вот это да! Сама любовь ко мне пожаловала, а я ни сном, ни духом, — присел к столу. — Ну, только врубись! Ни на какую похлебку и постирушку не променяю свою волю! Навек, до самого погоста, в холостяках застрял. И ежели вздумала меня схомутать, ни хрена у тебя не выйдет! Так и заруби у себя где хочешь. Поняла? — глянул на бабу искоса.
— Не боись! Не нужен мне мужик! Нажилась в замужестве до тошнотиков. Нынче колом в жены не загонишь. Все вы одинаковы! А потому, никому нет веры моей, — усмехалась Люба, поставив перед Серегой хлеб.
Мужик ел молча. Давно отвык от чужого внимания и заботы. Потому непривычно дергался от поданной ложки, стакана чая.
Он диковато озирался на бабу, какая даже не пыталась привлечь его внимание к себе, как к женщине. Люба быстро поела, убрала со стола, взялась за стирку. Баба не пыталась вызвать Серегу на разговор. И на его вопросы отвечала скупо, коротко.
«Совсем замороченная!» — подумал мужик о Любе и, вопреки недавнему желанию сходить в парк, подышать воздухом, завалился на кровать, обдумывая свое смешное нынешнее положение.
Серега и раньше жил не лучше. Оставшись совсем один после смерти матери, он вскоре женился. Тогда ему едва исполнилось восемнадцать лет. Ей — двадцать пять. Щекастая, большегрудая девка занимала собой половину дома. Проскочить мимо нее в двери, не помяв ребра, Сереге не удавалось. То в сиськах запутается, то в ее заднице застрянет, то в подмышке заблудится, и Верка, вытащив его полуживого, всегда называла мужа задохликом, мышонком, зябликом.
Она была полнокровной деревенской девахой и с состраданием смотрела на Серегу. Нет, Верка не любила его. Просто пришла ее пора стать бабой. В деревне таких — хоть косой коси. А вот парней недоставало. Те, какие были, возвращались из армии уже с женами, либо уходили в город — там создавали семьи. Те, какие оставались в деревне, выбирали девок с хорошим приданым. У Верки ничего особого не имелось, и женихи со сватами проходили мимо их подворья, потому засиделась в старых девах. Таких в деревне тоже хватало. И уж совсем было забросила мечту о замужестве, как под вечер к ней нагрянули сваты.
Когда Верка впервые увидела Серегу, ей стало и смешно, и горько.
— Не-е! За такого — ни в жисть! У него сопли до колен! Сам совсем зеленый! Пока дозреет до мужика, я вовсе состарюсь, а он по соседкам блукать будет.
— Это хорошо, что он слабей тебя! В руках сумеешь удержать. Да и слушаться станет. Поначалу от страха, потом слюбитесь. Дети и не такое сглаживали. К тому ж у него дом в городе, хозяйкой в нем станешь. Соглашайся, дура! Другого не будет! Радуйся хоть этому! Ты — не единственная в свете. Откажешь, пойдем к соседям. У них — двое переспели. Не то любую, обеих отдадут. И ковыряться не станут. А ты останешься одна, как муха на куче! В своей деревне твои ровесники все женатые. Ждать уже некого. Соглашайся. Вначале стерпитесь, потом слюбитесь. Все так живем, — уговаривали сваты.
Сергей, увидев Верку, весь съежился. Ему сразу стало холодно. Захотелось поскорей уйти отсюда, чтобы не видеть эту громоздкую мясистую девку.
— Господи! Что я с нею стану делать? Неужель с такою всю жизнь жить? — дрожал от ужаса, глядя на ее могучее тело.
— Вот чудак! Тебе же хозяйка в дом нужна, а не сикуха! Эта все умеет, все знает. При ней и ты, и дом будете в порядке. А и дети родятся крепкими. Года не минет, как лучше Верки для тебя никого во всем свете не будет.
— Она же старая! — упирался Серега.
— Да ты что, чумной? Она ж как яблочко антоновское. От времени вкусней и краше делается! Этой девке цены нет. Ее в поле заместо коня можно пользовать! Она сама — гору своротит.
— Серега! Послушай меня! На ней, коль припрет, с лесу дрова привезти можно. Запряг в сани и погоняй, вместо кобылы!
Серегу вместе со сватами щедро угостили в Веркином доме. Ему разрешили остаться здесь на неделю, познакомиться с невестой поближе. И через три дня она уже не казалась ему такой огромной. Ночью, на сеновале, где запахи лугов кружили головы, он стал мужчиной, дав слово Верке жениться на ней и обещание сдержал.
Но осенью пришла повестка из военкомата, и его, еще не успевшего привыкнуть к жене, забрали в армию на целых три года.
Честно говоря, он был даже рад возможности вырваться из дома. Положение женатого мужика начало тяготить, и он не раз в душе поругивал крестного за его совет и затею с женитьбой. Тот все опасался, что, оставшись один, Серега собьется с пути.
— Смотри ж ты! Пиши письма! Не ленись! Тебя ждать станем. Не озоруй! Ты ж семейный! — увещевала Серегу Веркина родня. А жена, шлепая мокрыми губами, голосила:
— Как же я без тебя жить стану, родимый ты мой?
Сережка торопливо вскочил в машину, помахал рукой Верке, пообещав ей писать и помнить.
Нет, он так и не привык к ней. Он боялся жены. Ее вид и голос пугали не только Серегу, а и друзей, соседей. Запах пота и безудержный громовой храп по ночам бесили мужика до того, что он убегал спать на кухню. Получив свободу от жены хотя бы на время, почувствовал себя самым счастливым человеком на земле и вмиг забыл об обещании писать Верке письма. Да и о чем писать ей? Как хорошо спится в постели одному, когда не взваливается на него полутонная нога Верки, из-под какой, выбравшись поутру, до самой ночи не верится, что остался жив?
Сергей с завистью смотрел на худеньких, стройных девчонок. Он бывал в увольнительных, ходил в кино и на танцы, где почувствовал, как рано он женился, как неосмотрительно поспешил. А потому решил воспользоваться временной свободой.
Уже через три месяца получил он в письме взбучку от крестного. Тот ругал Сергея за то, что не пишет письма домой.
Серега написал. Коротко рассказал, как ему служится. Просил не скучать, ждать…
Верка не поспешила с ответом. Решила наказать за долгое молчание. Она не призналась Сереге, что в его доме бывает редко. Живет у своих — в деревне. А туда приехал кузнец. Русоволосый богатырь, красавец мужик. И, проходя мимо Верки, то руки пожимает, то подморгнет ей. Все приглашает к себе в кузницу. Она и пришла уже в начале весны. Подручник кузнеца догадливым был. Вовремя отлучился. Неотложное дело сыскалось. А Верка с кузнецом не теряли времени зря. С того дня встречаться стали каждый вечер. За деревней, подальше от чужих глаз. Но от сельчан не скроешь ничего, увидели, догадались, пошла молва по деревне. Верка не переживала и не затягивала потуже вздувающийся живот. Хоть и не от мужа, зато от настоящего мужика, любимого и желанного — родит дите. С тех пор она перестала писать письма Сереге.
Ему обо всем сообщил крестный, обвинив мужика в равнодушии к жене. Сказал, что теперь тот снова одинок, что в другой раз он должен помнить о внимании к бабе.
Сергей ему не поверил. Известие об измене жены ничуть его не огорчило, наоборот, порадовало парня, и он пустился во все тяжкие.