Михаил Серегин - Колыма ты моя, Колыма
– Хрен в пальто!
– Андрей Михайлович, без толку здесь с ним разговаривать, – негромко сказал наблюдавший за всей этой сценой командир омоновцев. – Надо его в управление везти и там уж побеседовать по всем правилам.
– Да, пожалуй, – словно бы нехотя согласился москвич, краем глаза наблюдая за реакцией своего пленника.
Реакция обнадеживала – когда тот услышал про управление и разговор по всем правилам, в глазах его явно мелькнул страх. Конечно, внешне Лопатников его никак не проявлял, наоборот, только яростнее ругался, но Захарович уже был уверен, что расколоть этого субъекта будет не самой сложной задачей.
* * *Через полчаса Захарович уже сидел за столом в одном из кабинетов Магаданского ГУВД, отданном в его распоряжение, и внимательно смотрел на сидевшего напротив Лопатникова. Москвич не зря привез задержанного именно сюда, а не в горпрокуратуру. Магаданские менты, в соответствии с полученными сверху приказами, оказывали ему оперативную поддержку, но в суть проблем вмешиваться права не имели. Такое положение вещей, разумеется, было Захаровичу на руку – полный карт-бланш, делай что хочешь, никто не помешает.
– Ты, урод! – яростно сверкая глазами, шипел Лопатников, только больше раздражаясь от загадочного молчания Захаровича. – У меня брат – очень богатый человек. И связи у него кое-какие есть, полковник МВД как-никак! И я тебе обещаю, как только он узнает про эти твои фокусы, так ты в двадцать четыре часа из органов с таким волчьим билетом вылетишь, что тебя автостоянку охранять не возьмут! Понял, козел?!
Захарович только усмехнулся. Да, полковник МВД – это, конечно, фигура. Но фигура фигуре рознь, жаль, что этот красавчик такой простой истины не понимает. Хотя понимать-то он, наверно, понимает, просто еще не знает, с кем дело имеет.
– Ты хоть скажи, кто ты такой? – подтверждая последнюю мысль следователя, прорычал Лопатников-младший. – И что тебе от меня надо? – В этих вопросах Захарович, обладавший изрядным опытом таких разговоров, уловил пока еще едва заметную нотку растерянности и страха. Лопатникова явно нервировало поведение следователя. Слишком уж тот был спокоен, слишком уверен в себе.
– Это я тебе скажу, – наконец-то заговорил москвич. – Я – Захарович Андрей Михайлович, старший следователь Генпрокуратуры по особо важным делам, советник юстиции. Документы показать или так поверишь?
Лопатников приоткрыл рот, лицо его приняло удивленное и даже немного обиженное выражение.
– Так что ты меня братом-полковником не пугай, – продолжил москвич, поняв, что ответа не дождется. – Мне он ничего не сделает. А вот я ему могу. Богатый он человек, говоришь? Так на богатого всегда управа найдется – налоговая полиция, ОБЭП или еще что в этом роде. А вообще, тебе бы лучше сейчас не о брате подумать, а о себе.
– Что вам от меня нужно? – Самоуверенности в голосе Лопатникова заметно поубавилось.
– Вот это уже деловой разговор. Мне нужно от тебя совсем немного. А именно: чтобы ты сказал, откуда у тебя это. – Москвич показал Лопатникову зернышко серого металла. Того самого, что был в отнятом при обыске мешочке.
– А какое вы право имеете меня допрашивать? – уже без угроз, но все еще довольно спокойно спросил Лопатников. – Я что, в чем-то подозреваюсь? Тогда предъявите обвинение, ордер, вообще объясните, с какой стати вы на меня ментов натравили и сюда приволокли. Я свои права знаю.
– Знаешь? Это хорошо. Приятно посмотреть, как в народе юридическая грамотность растет. Так вот я тебе что скажу: я тебя сейчас не допрашиваю. Допросы ночью, то бишь после одиннадцати ноль-ноль по закону вообще строго запрещены. Так что мы сейчас с тобой просто беседуем на добровольных началах. Если хочешь, можешь отказаться. Хочешь?
Лопатников замялся.
– Молчишь, – удовлетворенно сказал Захарович. – Наверняка потому, что хочешь узнать, а что будет, если ты от общения откажешься. Так ты не стесняйся, спроси. Я тебе отвечу.
– И что же? – Лопатников старался говорить спокойно, но голос у него все же дрогнул.
– А вот что. Я прикажу отвести тебя в камеру, там ты посидишь до утра, когда допрашивать тебя уже будет можно. И вот тогда мы поговорим официально, под протокол. И обвинение тебе тогда предъявят, честное слово.
– И какое же обвинение? Что я такого преступного сделал? Центробанк ограбил?
– Ну зачем же? Например, можно предъявить обвинение в торговле наркотиками. Скромненько и со вкусом. Насуем тебе в карманы кокаина, позовем понятых, оперов с видеокамерой, вот и будет материал для обвинения.
– Так вы ж меня в казино взяли! Там свидетелей до фига, что у меня ничего с собой не было!
– Да ну? Взяли тебя в зале, а обыскивали в подсобке. Вот там мужественные опера вкупе с честными понятыми наркотики и углядели. И никакой брат-полковник тебе не поможет. Ясно?
– Да вы... Да я... – Лопатников явно не находил слов.
– Что, не хочешь, чтобы так было? Тогда колись. Что это за металл и откуда он у тебя? – Захарович снова показал на серую крупинку.
Несколько секунд Лопатников-младший колебался, но потом, видимо, решил, что опасность слишком реальна и заговорил:
– Что это за хрень, я не знаю. Это брат мне дал. Попросил отвезти к геологам, как раз чтобы они выяснили, что это такое. Вот я завтра и должен был отвезти это на экспертизу.
– Ясно. А ты, значит, вместо экспертизы в казино зарулил. А у брата это откуда?
– Не знаю. Честное слово, не знаю! Он же мне не докладывал. Мало ли... У Димана прииск есть, может, там нашел. Или кто из старателей принес.
– Если наврал, я тебе такое устрою...
– Да не наврал я! Как хотите можете проверить – все правда!
Следователь задумался. Лопатников сидел тихо, как мышь, со страхом думая, что будет, если тот ему не поверит. Но его опасения были напрасны. За годы работы в органах Захарович научился неплохо определять, когда ему врут, а когда нет, и сейчас весь его опыт говорил о том, что задержанный говорит правду. Ну а если так, тогда понятно, как следует действовать.
– Вот что, Леша, – тихим и почти ласковым голосом сказал Захарович. – Давай мы с тобой сделаем так. Несколько зерен этого металла я возьму себе. На память, так сказать, о нашем знакомстве. А остальное ты, как и обещал, отнесешь на экспертизу. Нехорошо обманывать старшего брата, заслуженного отставника МВД! Отнесешь, отдашь геологам, а результат честно сообщишь брату. Но не только ему. Копию дашь мне. Понял?
Лопатников-младший кивнул, с трудом веря, что удастся так легко отделаться.
– Только я тебя об одном предупредить хочу, – продолжил москвич. – Если ты расскажешь о нашей беседе брату – гнить тебе на самой страшной зоне! Имей в виду, я слов на ветер не бросаю.
– Не скажу я ему! Правда, не скажу! Да подумаешь, ничего страшного, пару зернышек и копию отчета об экспертизе вам отдать! Я думал, вы чего похлеще потребуете! А так ничего, я и перед братом ни в чем виноват не буду.
– Точно, – кивнул Захарович, тщательно скрывая презрение. – Все, можешь быть свободен. Вот тебе пропуск, покажешь прапору у выхода, он тебя выпустит.
Посветлевший лицом Лопатников радостно схватил подписанную Захаровичем бумажку и выскочил из кабинета.
– Ну и мразь, – негромко сказал ему вслед москвич, когда дверь за Лопатниковым закрылась. – Ну да ладно, хрен с ним. Зато обмануть побоится.
После этого Захарович склонился над столом и в который раз принялся внимательно рассматривать крупинку серого металла. «Что же это такое? – вертелись у него в голове назойливые мысли. – Неужели и правда то, о чем я сразу подумал?»
6
Колыма проснулся ранним утром – в воздухе между деревьями все еще стоял молочно-белый туман, а холодно было так, что зуб на зуб не попадал в самом прямом смысле. Блатной встал с наваленной кучи веток, на которой они с Черепом провели эту ночь, и принялся, негромко поругиваясь сквозь зубы, делать что-то вроде зарядки – разминать занемевшие за ночь мышцы. Немного согревшись, Колыма толкнул в бок спящего Черепа.
– Вставай, Андрюха. Двигать пора.
Как и Колыма, Череп проснулся мгновенно, и от холода, и благодаря старой лагерной привычке: пока можно спать – спи до упора, но когда приходит время вставать, делай это быстро. Он тоже сделал несколько торопливых приседаний, помахал руками, растер грудь.
Колыма тем временем развязал самодельный узел, сделанный из бушлата одного из охранников, и вытащил оттуда два черно-багровых куска мяса. Это были две половинки белки – последняя оставшаяся у них еда, если не считать неприкосновенного запаса – тушенки. Эту белку Колыма подбил еще позавчера вечером, тогда же они ее и зажарили, но не съели – в тот день еда у них еще была. Но вчерашний переход был каким-то на редкость пустым, ни зверья, ни птиц по дороге не попалось, ни даже ягоды какой. Так что вчера они подъели практически все, оставив на завтрак только эту белку.
