Андрей Воронин - Личный досмотр

Андрей Воронин

Личный досмотр

Глава 1

Особняк стоял на берегу тихого лесного озера, идеально вписываясь в окружающий пейзаж, который мог бы вызвать слезы умиления у любого неумытого славянофила, если бы тот попал в эти заповедные места.

Не то чтобы славянофилов здесь не бывало вовсе — напротив, в архитектуре особняка явственно читался нарочитый, почти утрированный древнерусский акцент, придававший трехэтажному строению, до отказа набитому современными удобствами, вид старинного княжеского терема, — но все они, как правило, были чисто вымыты, прекрасно одеты, благоухали туалетной водой от Кристиана Диора, стриглись у лучших парикмахеров и сроду не носили бород, а на волосатых плакальщиков о судьбах богоизбранного русского народа поглядывали сверху вниз с плохо скрываемым отвращением — разумеется, исключительно в тех редких случаях, когда вообще снисходили до того, чтобы их заметить.

Место для постройки особняка было выбрано идеальное: слева почти вплотную к краснокирпичным стенам здания подходила березовая роща, а справа начинался и тянулся вдоль берега заповедный сосновый бор с грибами, ягодами и прорвой дичи, тщательно и небескорыстно охраняемый сытыми, молодыми и свирепо-неподкупными егерями, денно и нощно колесившими вокруг да около на своих мотоциклах. Спереди же, как уже было упомянуто, плескалась обширная, кристально чистая гладь озера, такого прозрачного, что даже в десятке метров от берега можно было разглядеть дно с густыми зарослями водорослей, где пряталась рыба, которой в озере водилось сколько душе угодно. С берега в воду выдавался на совесть сработанный дощатый настил, служивший причалом для пары новеньких пластиковых моторок с мощными японскими движками, водного мотоцикла и даже педального катамарана наподобие тех, что выдают напрокат на пляжах. Днище одной из моторок было прозрачным, и подвыпившие гости, отправляясь куролесить по озеру, предпочитали именно ее — вид стремительно несущейся прямо под ногами воды неизменно вызывал у них буйный восторг, прямо пропорциональный количеству опрокинутых перед этим рюмок.

В хорошую погоду с настила ныряли. Впрочем, случалось и так, что ныряли с него и осенью, и даже в новогоднюю ночь, что было вызвано всемирно известной широтой русской души и наличием в непосредственной близости от водоема просторной, крытой тесом бревенчатой бани, словно сошедшей на этот живописный берег прямиком со страниц народной сказки. Под навесом крыши сохли веники — березовые, дубовые и даже можжевеловые, а на коньке, растопырив огромные ветвистые рога, белел лосиный череп, глядя на отраженное в воде небо черными провалами пустых глазниц. Эта баня выглядела почти культовым сооружением. Да так оно, в сущности, и было: хозяин краснокирпичного терема являлся убежденным и ярым славянофилом — если не по образу жизни, которая, увы, по большей части проходила все-таки не в этом райском уголке, а в суетливой загазованной Москве, то по убеждениям. Правда, некоторые недруги предпочитали называть его черносотенцем, но он не имел обыкновения обращать внимание на тявканье газетных мосек: караван, невзирая на лай, должен идти.

Так что баня была выстроена в истинно русском стиле и с соблюдением всех тонкостей. Вплоть до резных ковшей. В просторном цокольном этаже терема располагалась сауна с большим бассейном, содержавшаяся, как и все здесь, в идеальном порядке и полной боевой готовности. Сюда хозяин водил тех из гостей, кто был выше его по положению. Разумеется, в тех случаях, когда гости выражали такое желание. Равные же ему, не говоря уже о нижестоящих, которые порой в силу тех или иных причин бывали допущены на эти ритуальные омовения, вынуждены были париться так, как это делали испокон веков на Руси. Впрочем, никто особенно не жаловался, кроме одного очкарика из налоговой полиции, у которого оказалось слабое сердце, хотя и он не отрицал, что гостеприимный хозяин здесь ни при чем, а баня просто отменная. Это ли не пример того, что деньги — лучшее лекарство?

Стоял конец теплого, солнечного, в меру дождливого, урожайного на грибы сентября, и березовая роща блистала расточительным великолепием: вся она была ослепительно бело-золотая под холодноватым уже, пронзительно синим небом, и по синему зеркалу воды уже поплыли золотые монеты листьев. По утрам над озером стоял густой молочно-белый туман, и в тумане хрипло перекликались и били крыльями сбивавшиеся в стаи утки: здесь, в заповеднике, они чувствовали себя вольготно и спокойно жирели перед дальним перелетом.

Было начало седьмого утра — время, когда густая пелена над озером начинала рваться и таять, уползая в лес и там исчезая без следа. Тяжелая, сколоченная из дубовых досок дверь особняка отворилась, и на крыльцо вышел пожилой, но крепкий еще мужчина в полувоенной одежде. Привалившись плечом к пузатой, как на лубке, каменной колонне, поддерживавшей вычурный навес, он продул беломорину и закурил, аккуратно спрятав горелую спичку обратно в коробок.

Некоторое время постоял неподвижно, лишь изредка вынимая изо рта папиросу, чтобы сбить пепел. Выцветшие серо-голубые глаза, казавшиеся неестественно светлыми на загорелом, обветренном лице с тяжелым подбородком и выбритыми до глянцевого блеска щеками, неторопливо, по-хозяйски обшаривали расстилавшуюся перед ним водную гладь с едва различимой в тумане темной полоской противоположного берега.

Лицо было задумчивым и умиротворенным, под стать этому туманному, теплому утру, и мысли текли неторопливо и плавно. Ему было хорошо здесь, особенно когда хозяин находился в отъезде: озеро, лес, тишина и покой — чего еще желать человеку в возрасте? Не жизнь, а бесплатный курорт, и обязанностей, считай, никаких. Конечно, когда хозяин привозит гостей, приходится хлопотать, но люди они все серьезные, уважительные и к безобразиям не склонные. Нет, как ни крути, а ему крупно повезло: это тебе не в городе на нищенскую пенсию мыкаться...

Где-то в недрах широченных полушерстяных галифе раздалась приглушенная плотной тканью трель мобильного телефона. Звук этот, хотя и негромкий, был настолько неуместным на фоне берез, сосен и тумана, что человек на крыльце невольно вздрогнул и лишь после третьего звонка вытащил из кармана трубку мобильника. Неуклюже проделав с ней все необходимые манипуляции, он осторожно, словно бы с опаской, поднес трубку к уху и, уважительно держа потухшую папиросу немного на отлете, сказал:

— Але! Уваров у аппарата!

— Здорово, Михеич! — раздался в трубке знакомый жизнерадостный голос. — Спишь?

— Да какой тут сон, когда кругом такая благо-. дать, — расслабляясь, ответил Михеич. — Задумался малость... Здорово, коли не шутишь. Тебе-то чего не спится, старшой?

— Служба не дает, мать ее в душу, — с неискренним вздохом ответил «старшой».

Ни имени, ни фамилии этого человека Михеич не знал. Считался он начальником охраны хозяина и вроде бы ходил в чине майора, хотя на этот счет у Михеича полной уверенности не было. Охранники между собой называли его Багром, а хозяин, как и положено хозяину, ко всей без исключения обслуге обращался исключительно посредством барского «э-э-э» — в воспитательных, надо полагать, целях. Насчет воинского звания Багра Михеич сомневался, звать его Багром стеснялся и потому дипломатично именовал его «старшим» во избежание недоразумений, тем более что по роду своей теперешней службы мог считаться его подчиненным. Правда, Багор командовать им никогда не пытался, ограничиваясь тем, что передавал распоряжения хозяина.

— Ох, рано встает охрана, — в своей всегдашней дурашливой манере пропел Багор. — Ты вот чего, Михеич... У тебя там как — порядок?

— Как всегда, — сказал Михеич, вставляя недокуренную папиросу в угол рта и неловко прикуривая одной рукой. — А что, хозяин решил наведаться?

— С гостями, — уточнил Багор. — Так что кончай там благодатью любоваться. Хозяин велел, чтобы к его приезду баня была готова.

— Дело нехитрое, — сказал Михеич. — Когда ждать-то?

— Да сразу после обеда, — ответил Багор. — Часикам этак к трем.., ну, может, к четырем. Людей тебе прислать?

— Да на кой ляд они мне здесь, твои люди, — проворчал Михеич. — Вот разве что водки пускай привезут, маловато после прошлого раза осталось. Ну и зелени опять же: огурчики там, помидорчики, укроп разный...

— Заметано, — бодро сказал Багор. — Прямо сейчас и отправлю.

— Можешь не торопиться, — недовольно пробурчал Михеич. — Не люблю я, когда твои амбалы день-деньской под ногами шастают...

— Сочувствую, — сказал Багор. — Я вот, к примеру, не люблю, когда дождик идет.., зиму не люблю, потому что холодно и за отопление платить надо. А люблю я, Михеич, лето, и чтобы баб побольше... Идея понятна?

— Да уж куда понятнее, — вздохнул Михеич. — Служба — она служба и есть...

— ..пропади она пропадом, — закончил за него Багор и хохотнул в трубку. Разговаривая по телефону — да и при личных контактах тоже, — он легко мог произвести впечатление рубахи-парня, добродушного и простоватого, как щенок сенбернара, но глаза у него всегда оставались холодными и цепкими, как два рыболовных крючка, и потому Михеич не стал пререкаться дальше — испытывать терпение Багра ему не хотелось по многим причинам.