Константин Козлов - Молитва для ракетчика

Константин Козлов

Молитва для ракетчика

ОТ АВТОРА.

Все события являются вымышленными, какое-либо совпадение имен и фамилий реальных людей с фамилиями и именами персонажей случайны. Ни одна из упомянутых в повествовании государственных структур не имела к описанным событиям ни малейшего отношения.

ВВЕДЕНИЕ.

Микко Хютенен был стар, поэтому он все делал с рассудительной основательностью. Прежде чем во что-нибудь вмешаться или что-то эдакое предпринять, Микко всегда взвешивал все «за» и «против», причем не один раз. Но действовал всегда быстро. Сейчас его вмешательство не требовалось, для пятерых он опоздал лет на шестьдесят, для одного — по меньшей мере, на неделю. Но что-то предпринять все же стоило. Этого требовало чувство самоуважения и старой солдатской солидарности, присущее ветеранам всех времен и народов. Он много чего повидал на своем веку, но сейчас не лишним было бы перекурить. Неплохо было бы и выпить, но выпить было нечего. Фляжку со спиртным он не взял, нарушив одно из своих правил: даже если выходишь ненадолго, собирайся так, как если бы уходил на неделю или более того. Грустно вздохнув, Микко вынул из кармана подбитой мехом куртки портсигар, вырезанный из карельской березы, достал сигарету, закурил и, выпустив струйку дыма, задумчиво огляделся. Потрепал за уши суетящегося у его ног пса и спросил у него:

— Ну, и что мы будем со всем этим делать?

Здоровенная лобастая лайка, в которой проглядывалась примесь волчьей крови, доверчиво ткнулась в ладонь влажным прохладным носом.

— Не знаешь? Вот и я не знаю, пожалуй, придется сначала с Петровичем все это обсудить.

Услышав упоминание о знакомом, собака вежливо вильнула хвостом и улеглась у ног хозяина. Хютенен потер ноющее колено и бросил взгляд на безоблачное небо. Ярко светило низкое, уже почти зимнее солнце, но и без всякого барометра можно ждать ухудшения погоды. На севере вдоль горизонта ползли тяжелые хмурые тучи, несущие снег и холод. Последние лет десять он мог предсказывать погоду лучше любого синоптика. Старость, никуда не денешься.

ГЛАВА 1.

ЭХО ВОЙНЫ.

Час назад он в прекрасном расположении духа вышел на широкую поляну у берега Пяозера, и думал он тогда не о времени, летящем так быстро, и не о бренности жизни. Его вел веселый охотничий азарт и идущий по следу матерого лося пес Джем. Джему недавно исполнился год, до этого был длительный период натаскивания и обучения. Слово «дрессура» старый егерь не принимал, это для цирка, там, где тигры с ящика на ящик прыгают. Собака — друг, помощник, а помощника не выдрессируешь, как ни старайся. Научить можно, натаскать, как натаскивают молодого бойца. Лайка взяла след полтора дня назад и еще ни разу не сбилась. Вела уверенно, иногда убегала вперед и возвращалась, чтобы поторопить хозяина, иногда ждала его, пристально глядя в ту сторону, куда ушла «добыча». Лось почуял погоню и стал хитрить, плести круги, лезть в бурелом, иногда подпускал погоню совсем близко, а затем резко вырывался далеко вперед. Микко уже не раз ругал себя за то, что вовремя не прекратил эту игру. Время охоты на лося еще не настало, но, подчиняясь порыву четвероного друга, завелся сам, как молодой. Хотелось испытать собаку и все же обхитрить старого сохатого, чтобы потом похвастаться перед Петровичем, как они с Джемом двое суток шли по следу и ни разу не сбились. Чем бы все это закончилось, неизвестно, да вот только на каменистом берегу небольшой ламбы[1] собака вдруг тревожно завертелась на месте. Запыхавшийся хозяин выскочил на берег и, заметив мечущегося Джема, досадливо спросил:

— Ну что, дурень, обманул тебя сохатый? Эх ты, мы его почти загнали!

Старик с трудом сдержал недовольство четвероногим компаньоном. Неужели что-то упустил? Где-то дал слабину, и пес вырос не таким хорошим охотником, как хотелось. Микко готовил собаку, не жалея времени, иногда уделяя щенку больше времени, чем наезжавшим па каникулы или в отпуск сыну и внукам. Из-за чего, кстати, постоянно ругался с супругой. Но нет, собака след не потеряла, ее беспокоило что-то другое. Тревожно поскуливая, она металась то в одну сторону, то в другую, взглядом спрашивая у хозяина: куда? Егерь рассердился. Что, если след пересекла лиса или заяц? Уйдет сохатый. Но проверить можно только одним способом. Потом можно будет дать понять собаке, какого следа держаться, когда идет настоящая охота, научить не отвлекаться на посторонние запахи.

— Ну, показывай что нашел! — бросил он растерянному Джему. Собака, оглядываясь, идет ли следом хозяин, потрусила к подножию поросшей сосняком гряды — оза[2]. Все еще недоумевая, Микко поплелся следом. Лайка несколько раз мелькнула между соснами и скрылась в нагромождении камней. Он обогнул поросший мхом валун, теперь стало видно, куда направляется Джем. Впереди, чуть левее тро

пы, лежал ствол поваленной ветром большой сосны. Метров за десять собака присела на задние лапы и начала красться вперед, прижав уши. Пес то и дело оглядывался назад, боялся, что хозяин не пойдет за ним. Хютенен насторожился, поведение лайки было странным. Уж не медвежью ли берлогу нашла собака? Старик остановился, переломил вертикалку и вытащил патроны, снаряженные крупной дробью. Стрелять в лося он не собирался, погоня велась на интерес, потому и боеприпасы были неподходящие для охоты на крупного зверя. Старик вынул дробовые патроны и аккуратно сложил их в левый карман куртки, достал из правого кармана патроны, снаряженные пулями, и установил их в ружье. Защелкнул стволы и снял оружие с предохранителя. Собака, тихо ворча, ждала, пока он закончит свои приготовления. Для такого случая лучше было бы взять «Сайгу», но карабин остался дома.

— Ну, теперь пошли, — егерь взял ружье наизготовку и, крадучись, пошел к разлапистому корневищу. Ни шерсти, ни других следов пребывания хозяина леса возле комля не наблюдалось, зато на раннем снегу виднелись четкие отпечатки ног, обутых в обувь с рифленым протектором. Обычная обувка туристов, охотников и прочего люда, шляющегося по лесам с надобностью и без таковой. Следы были глубокие и четкие. Протектор резко отпечатался на песке и снежных наносах. Накатило противное предчувствие. Он обошел следы, не наступая на них, подошел к корневищу и заглянул под пласт дерна и грунта, образующий «крышу» возникшей под поваленным деревом «берлоги». «Вход» в убежище был завален ветками, у ведущего под комель проема было натоптано особенно сильно. Хютенен раздвинул ветки стволом и отпрянул: в нос ударил удушливый запах тлена. Под комлем лежало тело мужчины в брезентовой штормовке, старых джинсах и новеньких замшевых ботинках с высокими берцами. Тело лежало навзничь. Мужчина, судя по всему, был убит сзади, штормовка на спине была разорвана пулями, материя возле отверстий была пропитаной кровью и черной от пороха, стреляли в упор или с очень близкого расстояния. На откинутой в сторону руке тускло желтел браслет часов. Егерь склонился над телом и попытался их разглядеть. Часы были не новые, но достаточно дорогие, насколько он в этом разбирался. Корпус с браслетом были, похоже, из золота. На напылении или позолоте всегда остаются царапины, которые бросаются в глаза, на этих часах их не было.

«На ограбление не похоже», — решил старик. «Отойди, тебя здесь не хватало», — прикрикнул он на осмелевшую собаку. Егерь отошел от комля и перевел дух. Вдохнул чистый воздух и оглянулся. У подножия синело Тикшеозеро, величественные сосны, припорошенные снегом, застыли в грозном молчании. Лес, до этого казавшийся волшебной сказкой, потерял свое очарование, стал враждебным. Казалось, в воздухе струится запах угрозы и опасности. Следы вели к озеру, они вились вдоль ручья, соединяющего ламбу с мелким каменистым заливом. Разгадка гибели неизвестного была где-то там. «Ну, пойдем, посмотрим, в чем там дело», — сказал собаке Микко и пошел вдоль следов. Следы были уже старые, он поддел один из них — отпечаток не развалился, его цепко схватил тонкий ледок. Если бы след был свежим, старик никогда бы по нему не пошел. Зашел бы откуда-нибудь сбоку, да ещё и с подветренной стороны, как поступают охотники, подкрадывающиеся к затаившемуся в берлоге зверю. Этому же его учили и в юности в снайперской школе в тридцать девятом. Давно все это было.

Родители Микко — этнические финны, выехали на заработки в Норвегию еще в тридцать пятом. Когда Сталин попытался установить в соседней Финляндии правительство Антикайпепа и присоединить к СССР бывшую северную территорию Российской империи, Микко было восемнадцать. Вместе с группой добровольцев со всей Скандинавии, приехавших в Суоми, чтобы защитить Страну Озер от большевистского нашествия, он оказался на линии Маннергейма. Уже в первых боях он так здорово управлялся со своей винтовкой, что его заметили и сделали снайпером. Сорок четвертый застал его инструктором огневой подготовки пехотного училища. Когда русские перешли в наступление под Ленинградом, все училище — и курсанты, и преподаватели — оказалось на передовой, а ровно за месяц до выхода Финляндии из войны Микко попал в русский плен. Он не любил вспоминать то время. В конце пятидесятых он осел в Карелии, природа здесь ничем не отличалась от той, что была по другую сторону границы, на этнической родине. Нашлись и соотечественники, через год с небольшим председатель сельсовета зарегистрировал брак Микко и Маргит Хара, дочери старого рыбака Антти, бывшего до революции зажиточным хуторянином. Прошли годы, он много раз пробовал писать родителям, но ответа не приходило. То ли они сменили адрес, то ли письма изымали сотрудники НКВД МГБ. Закончилась «холодная война» и началась «перестройка», по своему размаху и ущербу вполне подобная войне «горячей». Распалась страна и рыбсовхоз, в котором Хютенены работали. Начали налаживаться связи между людьми по обе стороны границы. Одно время была возможность уехать в Финляндию, но воспротивилась жена, отказалась бросать хозяйство, а теперь, пожалуй, и ни к чему. Вырос сын, и теперь родина Микко была здесь. И работа нашлась по душе: освободилось место егеря в Лоухском лесничестве. У него появилась официальная причина надолго отлучаться из дома, что, учитывая усиливающуюся к старости сварливость супруги, было далеко не лишним.