Джеймс Грейди - Шесть дней Кондора. Тень Кондора. Последние дни Кондора (сборник)

Джеймс Грейди

Шесть дней Кондора

Тень Кондора

Последние дни Кондора

James Grady

SIX DAYS OF THE CONDOR

SHADOW OF THE CONDOR

LAST DAYS OF THE CONDOR

Печатается с разрешения автора и литературных агентств InkWell Management LLC и Synopsis.

Серия «Классика детектива»

© James Grady, 1974, 1975, 2015

© Перевод. Н. К. Кудряшев, 2014

© Перевод. А. А. Загорский, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

Шесть дней Кондора

Посвящается уйме всякого народа, включая мою родню,

Ширли, которая мне помогала,

и Рику, которому пришлось страдать все это время

Предисловие

События, описанные в этой повести, целиком выдуманы, по крайней мере насколько известно автору. Другое дело, такое вполне могло бы и произойти, посколько структура и тактика разведывательного сообщества срисованы с натуры. Отдел ЦРУ, в котором работал Малькольм, и группа 54/12 существуют на самом деле, хотя, возможно, и называются по-другому.

В поисках фактов при работе над этой историей автор обращался к следующим источникам:

Джек Андерсон, «Вашингтонская карусель» (издания разных лет); Альфред В. Маккой, «Политика героина в Юго-Восточной Азии» (1972); Эндрю Талли, «ЦРУ, взгляд изнутри» (1962); Дэвид Уайз и Томас Б. Росс, «Невидимое правительство» (1964) и «Шпионский истеблишмент» (1967).

Признание

В 1975 году руководители КГБ в Советском Союзе посмотрели новый фильм Роберта Редфорда под названием «Три дня Кондора». Этот фильм, продюсером которого выступил Дино Ди Лаурентис, режиссером – Сидни Поллак, в котором помимо самого Редфорда играли ослепительная Фэй Данауэй, оскароносный Клифф Робертсон, международный кумир Макс фон Сюдов и трогательная Тина Чен, а сценарий написали Лоренцо Семпл-мл. и Дэвид Рейфил, представлял собой интерпретацию короткой повести, с которой дебютировал никому не известный двадцатичетырехлетний тип из Монтаны. В кино эта книжица превратилась в заводной шедевр, напичканный политическими интригами, подозрительностью и проницательностью сыгранного Редфордом персонажа – кабинетного аналитика, который, вернувшись с ленча на работу, обнаружил всех своих сослуживцев убитыми.

Как и все сотрудники маленького аналитического подразделения ЦРУ, герой Редфорда так же имел кодовую кличку – Кондор.

Как объяснял похищенной им героине Фэй Данауэй сам Кондор – Редфорд, «…послушайте, я работаю на ЦРУ. Я не шпион. Я просто читаю книги. Мы читали все, что печаталось в мире, и мы… ну, мы выискивали всякие там хитроумные пакости и забивали их в компьютер, а тот сравнивал их с настоящими штуками, которые проворачивали или задумывали в ЦРУ. Я искал прорывы, разные новые идеи. Мы читали приключения и боевики, книги и журналы… Я… нет, правда, разве такое можно выдумать?».

В статье, опубликованной в 2008 году пулитцеровским лауреатом Питом Эрли – с санкции ФБР и ЦРУ, кстати, – утверждается, что фильм совершенно потряс руководство КГБ и убедил их в том, что они безнадежно отстали от своих американских соперников по части того, чем занимался в фильме Кондор – Редфорд.

Как следствие – если верить, конечно, статье бывшего репортера «Вашингтон пост» Эрли, озаглавленной «Товарищ Дж.: неопубликованные тайны главного русского шпиона в Америке по окончании холодной войны», – КГБ создал свой собственный сверхсекретный отдел, занимающийся тем же, чем занимался Кондор – Редфорд в фильме.

Как это имело место в книге и кино, КГБ разместил свой новый тайный отдел в тихом квартале на окраине Москвы, на Флотской улице (в кино их американский аналог размещался в Нью-Йорке, в повести – в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия). Советские шпионы придумали этому заведению подобающую «крышу» и даже – совсем как в фильме – повесили у входа полированную бронзовую табличку, согласно которой там размещалось управление «Всесоюзного научно-исследовательского института системного анализа». Вообще-то вместо этой бессмыслицы полагалось бы честно написать, что здесь сидит НИИ проблем разведки Первого управления Комитета государственной безопасности, сокращенно НИИПР.

Правда, и в кино, и в книжке секретный отдел, в котором работал Кондор, представлял собой крошечную контору, число сотрудников которой не превышало десятка.

Во вдохновленном примером Кондора НИИПР работало около двух тысяч советских граждан. И все они занимались работой, «изобретенной» двадцатичетырехлетним писателем-самоучкой из Монтаны.

То есть мной.

А теперь представьте себе снежный январский вечер 2008 года в пригороде Вашингтона. Примерно десять вечера. Мой пес Джек и почти шестидесятилетний я спускались с горки в направлении моего не слишком престижного дома, когда я услышал, как меня зовет жена, Бонни Гольдштейн.

– Тебе звонят!

Звонил, как выяснилось, Джефф Штейн, мой старый друг, работавший раньше в военной разведке, – самый настоящий шпион и при этом всеми признанный журналист-международник, специализирующийся на всякого рода шпионской тематике в ежеквартальном издании Конгресса. Джефф только что достал сигнальный экземпляр книги Эрли, так что ему не терпелось узнать у создателя Кондора, что тот думает о своем герое и КГБ.

Я едва удержался на ногах.

Когда интервью наконец закончилось, в моей голове крутилась единственная строчка из песни «Грейтфул Дэд»: «Ах, что за странный, долгий вышел путь».

Теперь же благодаря Отто Пенцлеру и его издательству я могу поделиться с вами и этим путешествием, и повестью, которая послужила для него поводом.

Можете считать это моим чистосердечным признанием.

В посвященном «Кондору» эссе Марка Терри, вошедшем в сборник «100 триллеров, которые необходимо прочесть», приводятся слова корифея жанра Джона Ле Карре: «Если вы написали книгу, в силу каких-либо причин сделавшуюся культовой, считайте это знаком свыше».

Поэтому можете звать меня мистером Знак Свыше, а раз так, давайте-ка прогуляемся назад по этому долгому, странному пути – к самому его началу. В Вашингтон, федеральный округ Колумбия, в обжигающе холодный январь 1971 года.

Я тогда только-только окончил Университет штата Монтана и, получив грант от «Сирс-корпорейшн», проходил стажировку в пуле журналистов Конгресса. Нас, двадцать бойцов поколения Вудстока, набрали по провинциальным колледжам и университетам и собрали в столице. Днем мы копались в материалах Конгресса, а вечерами нас наставляли акулы пера, маститые журналисты, пишущие в жанре расследований. Я жил на улице А, в шести кварталах от белого, как айсберг, купола Капитолия, который казался мне даже больше, чем в студенческие годы. Со мной на этаже жил тип, которого я видел довольно редко. Ванная была одна на двоих. По ночам я слышал сквозь тонкую перегородку, как он чихает и кашляет. Я мылся под душем, стоя на цыпочках и стараясь не притрагиваться ни к чему из того, чего мог касаться он.

Каждый будний день я приглаживал свои не по моде коротко стриженные волосы, надевал единственный, пусть и новый костюм, какой-нибудь из трех галстуков попугайской расцветки, втискивался в светло-коричневое пальто с квадратными плечами и отправлялся пешком на свою замечательную работу в аппарате вздорного, хотя и довольно-таки мозговитого Ли Меткалфа, сенатора-популиста от Монтаны. Руководство практикой почему-то решило, что мы с ним подходим друг другу; при всем этом я единственный из всех стажеров работал с представителем своего родного штата.

И каждое утро по дороге на работу я проходил мимо белого оштукатуренного дома неподалеку от угла улиц А и Четвертой. Узенький палисадничек отделялся от тротуара невысокой чугунной решеткой. Окна прятались в глубокой тени. Бронзовая табличка на массивной двери гласила, что здание принадлежит какой-то, наверняка почтенной, Американской исторической ассоциации.

И я ни разу не видел, чтобы в дом кто-то входил или выходил из него.

Воображение порождает альтернативные реальности.

А само воображение по большей части порождается вопросом: «А что, если?..»

Таких вопросов при наблюдении за этим домом у меня возникало два:

Что, если тут работает ЦРУ?

Что, если я вернусь на работу с ленча, а в офисе всех убили?

Нормальные вопросы… такие могли бы прийти в голову каждому, так ведь?

Тем более учитывая время, в которое все это происходило.

Миром правила холодная война. На каждом американском углу мерещились призраки Джона Фитцджеральда Кеннеди, Роберта Ф. Кеннеди, Мартина Лютера Кинга и Ли Харви Освальда. Атомные арсеналы судного дня имени доктора Стрейнджлава терпеливо дожидались неизбежного момента, когда кто-нибудь нажмет кнопку. За «железным занавесом» раскинулся архипелагом ГУЛАГ Советский Союз, а за «бамбуковым занавесом» свился в невидимые кольца дракон коммунистического Китая. ФБР Дж. Эдгара Гувера знал все обо всех… и мог запросто этим воспользоваться. Возможно, Гитлер и не укрывался где-нибудь в Парагвае, но целые коммуны бывших нацистов, сбежавших по окончании войны, обретались в тех краях, ворочая при этом счетами в швейцарских банках. По миру разгуливали израильские агенты-мстители; если они сцапали Эйхмана, то и до других могли добраться. В Южной Африке свирепствовал апартеид. Американские наркодилеры еще не поставили свой бизнес на широкую ногу, но у американской мафии уже имелись французские связные, поставлявшие героин. Террористов еще называли революционерами вне зависимости от того, носили они балахоны Ку-клус-клана, береты «Черных пантер», куфии ООП или длинные волосы с цацочками «детей цветов». Там и здесь нарушали общественный покой секты вроде «Семьи Мэнсона». Их присутствие ощущалось, хотя их голоса звучали не громче шепота. Нечто невидимое, но необходимое для защиты нашей планеты, называвшееся «озоновый слой», подвергалось опасности из-за дезодорантов, которыми мы брызгали себе подмышки. И хотя никакой Супермен, сражавшийся за правду, справедливость и американский образ жизни, об этом даже не догадывался, мордовороты Ричарда Никсона, нарядившись водопроводчиками, уже реализовывали свою «грязную стратегию». А в джунглях Вьетнама вот уже двенадцатый год продолжало гибнуть мое поколение американцев.