Сводный гад
Алекс
Просыпаюсь и не сразу понимаю, где нахожусь – белые стены, какое-то размеренное пикание. И только когда пытаюсь пошевелиться, чувствую боль во всем теле, голова будто свинцом забита. Поворачиваю её вправо и вижу какие-то медицинские приборы, к моей руке тянется трубка капельницы. В памяти словно кадры из фильма всплывают картинки – байк, дождь и то, как я лечу на грузовик.
Аня, наверное, с ума сходит от переживаний. Я пытаюсь приподняться, но острая боль под ребрами слева заставляет снова положить голову на подушку. Свободной рукой приподнимаю простыню, которой накрыт, и вижу пластырь с поступившей кровью. Кажется, всё намного серьезнее, чем я думал.
Прикрываю глаза, и мозг простреливает воспоминанием: Вика в раздевалке, глаза Ани полные слёз, попытки ее догнать. Чёрт! После того, что увидела Аня, неудивительно её отсутствие рядом. Но она не будет пороть горячку, обязательно придёт поговорить, ведь у нас был договор – верить друг другу, выяснять, а не уходить, выдумывая то, чего не было. Она придёт. Не может не прийти.
Слышу тихий щелчок и звук открываемой двери, сердце ускоряет ритм, в груди начинает разливаться тепло. Как же я соскучился по ней!
Открыв глаза, поворачиваю голову в сторону входа, и меня накрывает разочарованием. Не Аня. Но эту женщину я тоже безумно рад видеть.
– Сашенька, – хрипло, срывающимся голосом.
– Только тебе я прощаю ненавистного "Сашеньку". Как в детском саду ей богу, – как всегда ворчу, услышав это обращение.
– Маме можно всё, – улыбается, но в глазах слёзы.
Подходит к кровати и осторожно присаживается на край, берет мою руку, в которую воткнута игла катетера, и молча целует.
– Я так рад тебя видеть, мам, – шепчу, чувствуя, что в горле стоит ком, он мешает мне говорить, цепляет какие-то чувствительные участки, глаза начинает щипать и я зажмуриваюсь. Не хватало ещё сопли тут распустить.
– Алекс, как же так? – на этот вопрос я бы сам хотел получить ответ. Сколько гоняю на байке, ни разу ничего, а тут…
Хотя, видимо, обстоятельства, предшествующие аварии начисто стёрли мои инстинкты самосохранения. Я думал только об Ане, а всё остальное казалось неважным, второстепенным. А теперь я даже поговорить с ней не смогу, если она сама ко мне не придёт. А это не факт.
– Мам, давай не будем об этом, всё же хорошо, я жив, – тихо проговариваю, сжимая её ладонь. – Немного, правда, подпорчен, но врач говорит, что я восстановлюсь, хотя это займёт много времени.
– Хорошо, – вздыхает устало. – Но больше меня так не пугай, пожалуйста.
– Не буду, да мне и не позволят, – улыбаюсь, представляя, как Недотрога будет меня ругать. А потом жалеть. И снова ругать. Но сначала мы должны поговорить начистоту, теперь уж точно никаких больше тайн друг от друга. – Мам, можно твой телефон? Нужно позвонить, а мой, похоже, вдребезги.
– Кто она? – смотрит, прищурившись, с мягкой улыбкой. – Я хочу знать всё.
– Так ты дашь телефон? – протягиваю руку, и мама вкладывает мобильный в мою ладонь.
Набираю номер Ани, прикладываю телефон к уху, а сердце пропускает удар – ответит или нет? Но механический голос на том конце оповещает, что абонент временно недоступен. Разочарованно вздыхаю, прикрыв глаза.
– Мне сказали, что к тебе приходила девушка, представилась невестой. Красивая, в эффектном красном платье, – вопрошающий взгляд говорит, что от мамы ничего не скроешь, да я и не хочу, пора рассказать ей об Ане.
Недотрога в платье? Она ненавидит их, одевает крайне редко, хотя зря – в том синем платье, которое было на ней в клубе, она была прекрасна. Обязательно уговорю её надевать этот предмет гардероба почаще. И тут меня пронзает мысль об ещё одной несостыковке.
– Невестой? – приподнимаюсь с подушки, игнорируя боль под рёбрами. – Мам, что ещё о ней тебе сказали?
– Ну ещё добавили, что слишком наглая и скандальная, – мама отводит взгляд, а меня пронзает догадка, выбивая воздух из лёгких.
– Блондинка? – жду ответ, а у самого в голове лихорадочно скачут мысли.
– Да, блондинка. И потом ещё приходила твоя сестра. Я так полагаю, дочь Алины? – мама смотрит на меня с любопытством. – Её не хотели пускать, но она так просила, всего на пять минут, просто убедиться, что с тобой всё в порядке.
В моей голове что-то щёлкает, моментально складывая пазл. Пока я спал, Вика была тут, в моей палате, пришла Аня… Чёрт! Что она подумала, увидев Губанову здесь? И вот эта”невеста” явно не зря притащилась в такую рань. Телефон Ани отключен, нетрудно догадаться, какая в её голове выстроилась картина.
Мне хотелось просто заорать во весь голос от бессилия. Я не могу сейчас найти Аню, не могу объясниться! Но она пришла, значит, хотела услышать, что я скажу, как объясню присутствие Вики в раздевалке и её приставучие объятия. Аня мне поверила! А теперь… А если Вика говорила с Недотрогой? От осознания полнейшего треша, в который я попал, мне хочется ломать и крушить всё вокруг. Почему?! Почему грёбаные обстоятельства сложились так? Почему какая-то идиотка возомнила себя вершителем судеб?
– Саш, что не так? – обеспокоенно спрашивает мама, явно прочитав всю гамму чувств, отразившуюся на моём лице.
– Всё не так, мам! Всё! – кричу, не в силах контролировать бушующие во мне эмоции.
Она успокаивающе гладит меня по руке, пока я задыхаюсь в агонии собственных мыслей и эмоций. Меня накрывает от осознания собственной беспомощности, от осознания невозможности действовать. И я начинаю рассказывать маме всё, начиная с первой нашей встречи с Недотрогой в университете, про тупой спор, на который я повелся на эмоциях, заканчивая событиями в раздевалке и аварией. Слова льются нескончаемым потоком, и я боюсь посмотреть на маму, боюсь наткнуться на её осуждающий взгляд. И хотя я сам знаю, что поступил как последний гавнюк, что спор на девушку – самой мерзкий мой поступок, но услышать это от мамы, от человека, которого я бесконечно люблю и уважаю – словно выстрел в сердце.
