Игры мажоров. "Сотый" лицей
Поворачиваю голову — в дверях стоит Дарья. Смотрит на меня этим своим бесячим взглядом с поволокой, как будто ей жаль. Лицемерная стерва. Специально пришла, чтобы проследить.
— Завтра поедем, купим тебе платье, — тихо шепчу, когда на очередном повороте поворачиваюсь спиной.
— Зачем, Никита?
— На балу ты должна быть самая красивая! Ты и так самая красивая…
Музыка останавливается, Коваль хлопает ладонями.
— На сегодня все. Уже очень даже неплохо, ребята.
Отпускаю Машу, демонстративно беру ее за руку, переплетаю пальцы и целую, глядя на Дарью. Ничего больше не говорю, иду на выход, по пути подняв рюкзак. Прохожу мимо Дарьи, задевая плечом, но она не возмущается, молча отступает в сторону.
Не оборачиваюсь, иду, переходя на бег. В кофейне возле лицея меня ждет Голик с продолговатым конвертом в руке.
— Вот, держи, Ник, — протягивает он конверт и добавляет поспешно: — Я не видел, что там, если что. Не переживай.
— Я не девочка, чтобы переживать, — цежу в ответ, а на деле боюсь, что затрясутся руки.
Севка уходит, и я долго смотрю на конверт, даже откладываю на время, но потом не выдерживаю и неровно отрываю край.
Два листа. Образец один и образец два. Вчитываюсь в медицинские термины и запутанные формулировки, но Севкин брат объяснил мне, что там может быть написано, и что это означает. Я еще и в интернете начитался.
Сижу как прибитый, листы с результатами лежат передо мной на столе. По первому образцу совпадение девяносто девять и девять десятых процентов. Мой отец — это мой отец.
По второму образцу биологическое отцовство исключается, зато не исключается «близкое патрилинейное родство». Моя мать — не моя.
Долго сижу, тупо уставившись на заключения. Потом сгребаю их со стола, запихиваю в рюкзак и еду домой. Они должны мне рассказать. Я имею право знать, кто она, моя настоящая мама.