Мой (не)случайный препод
О том, что вопросы эти отправлялись в пять, черт возьми, утра, выходного дня и повторялось это с завидной периодичностью, я предусмотрительно решила умолчать. Приглушенно выдохнув и отведя взгляд в сторону, я, насколько это было возможно, спокойно продолжила:
— И я воспринимаю это, как намек на то, что у меня могут быть сложности с закрытием предмета.
— Долго репетировали? — прозвучал вкрадчивый голос. Подняв глаза, я только сейчас заметила, что он уже успел повернуться в мою сторону и все это время с интересом наблюдал за мной.
— Это важно? — слегка приподняв бровь и посмотрев ему прямо в глаза, спросила я.
— Просто любопытно, сколько времени вам потребовалось, чтобы прийти к финальной постановке данного вопроса, — в тон моему официозу ответил он, с легкой усмешкой на губах. — Значит, вас интересуют неуды, — с излюбленной язвительной интонацией, повторил он мою фразу, — их наличие или отсутствие будет зависеть от вашего интереса к предмету, который, судя по отсутствию ответов на мои последние сообщения, полагаю, порядком поостыл, — буквально процедив и последнюю часть предложения, — а так же от уровня ваших знаний.
— Я думаю, свой уровень знаний я уже продемонстрировала достаточно, а что касается сообщений…
— Ваш уровень весьма посредственен, — он бесцеремонно меня перебил, — честно говоря, я ожидал от вас большего, учитывая, кто ваш отчим, хотя, судя по вашему братцу, — он выдержал короткую паузу и, едко усмехнувшись, продолжил: — путного все равно бы ничего не вышло.
Сказать, что я была в шоке от этих слов и тона, в котором они были произнесены — ничего не сказать. Я пыталась быть человеком, старалась относиться с понимаем к поведению Лебедева, но, черт возьми, разве все это дает ему право говорить такое.
«Это конец» — молниеносно пронеслось в голове. Воздух накалился до предела и застыл напряженной массой в комнате.
Я готова была терпеть его выходки, заносчивость, неуместный сарказм, даже его, черт возьми, злость и ненависть к моему отчиму, беспрерывно льющуюся мне на голову, но только не оскорбления в адрес Игоря.
Не помня себя от ярости, я отбросила рюкзак на пол и, подлетев к столу, этого напыщенного засранца, неожиданно даже для самой себя, прошипела:
— Не смейте говорить об Игоре! Вы можете считать мои знания и меня посредственными, выливать на меня все то, что не можете высказать в лицо Владиславу Викторовичу, но о брате ни слова! — запыхавшись и захлебываясь словами, я продолжала распаляться сильнее, выплескивая скопившиеся за все это время эмоции, — я пришла поговорить с вами, как со взрослым человеком, с преподавателем, но вы непременно переходите на личности, оскорбляя близких мне людей и меня в том числе. Я не виновата в том, что вы когда-то доверились не тому человеку, даже если этот человек мой отчим, он не сделал мне ничего плохого и, возможно, я вас удивлю, но о вас в нашем доме почти не говорят, разве что как о преподавателе с весьма сомнительным представлением о субординации… — слегка приврала я.
— Достаточно! — перебил меня он на удивление спокойным голосом. — Ты уже достаточно сказала, — его губы растянулись в полуулыбке, а глаза снова приобрели опасный блеск, он добился чего хотел — вывел меня из себя — и теперь с садистским удовольствием впитывал плоды своих стараний.
«Ну что ж, Лена, доигралась, сама же хотела поговорить начистоту, вот сейчас и поговорим. Вот только теперь кажется: если я и выйду из этого кабинета, то только вперед ногами» — последнее, что пронеслось у меня в голове прежде, чем этот заносчивый мудак встал со стула и начал приближаться ко мне.
— Ты серьезно считаешь, что я настолько мелочен, чтобы мстить тебе за поступки твоего кретина отчима?
— Ваши действия говорят сами за себя, — выпалила я, даже не думая теперь успокаиваться, поскольку все что мне оставалось — напряженно наблюдать за последствиями неосторожно брошенных слов...
— Неужели? — едко выплюнул финансист, очевидно, больше не пытавшийся сохранить хоть какой-то контроль. — А может ты уже начнешь говорить о чем, что тебя на самом деле интересует, и прекратишь наконец нести чушь про отработки.
— А что насчет вас, — накинулась я в ответ, — или только меня можно провоцировать. Что именно мешало вам произнести хоть слово за все это время?
— У этого была причина.
— И что она изменилась?
— Нет, — заметно тише ответил он, — мое отношение изменилось.
Я не удержалась и едва заметно фыркнула, разочаровано качая головой. В каком месте оно, блин, изменилось, если я снова вижу и слышу то же самое.
— Не веришь мне?
— А с чего мне вам вообще верить?
— Тогда зачем ты пришла?
— Отработки, блин, обсудить!
— Не ври, — довольно ухмыляясь, произнес финансист, — мы оба знаем, зачем ты пришла, и зачем я здесь остался. — Ну же, Лена, ты же хотела поговорить, как взрослые люди. Ты ведь за этим сюда пришла? Узнать причину происходящего между нами? — Он все больше распалялся. — Ведь все началось задолго до того, как я узнал, кто твой отчим.
Дальше я не слушала, мозг отказывался воспринимать информацию. Я сделала последний шаг назад, и уперлась ногами в переднюю парту. Ловушка захлопнулась. Меня окончательно загнали в угол.
