О моем перерождении в сына крестьянского 2 - Анатолий Михайлович Нейтак
А уж если возвысить его до ранга высшей магии…
— Я правильно понимаю, что принять зонд Вингета можно только добровольно?
— Если менталист не превосходит ступеней на двадцать, лучше больше — да, только так. Смотришь глаза в глаза и давишь волей собственное сопротивление, пока в тебя… протискиваются.
— Ага. И требование принять зонд…
— … ещё грубее, чем требование раздеться догола и нагнуться, подставляя тылы. Кратно.
— Чудесно. Изумительно. Тогда очевидный новый вопрос: что я могу сделать в ответ на такое, мнэ, деловое предложение?
— Да на что фантазии со смелостью хватит. Хоть башку ему отрежь и в собственном соку запеки. Я любое твоё решение поддержу, ты знаешь.
— Давай для начала складируем их всех… как Малдейга.
То есть кататонический ступор плюс Сутки За Мгновение. Ну да, ну да: зачем нужны новые решения, если уже отработанные старые вполне решают возложенные задачи? Вот именно.
Сказано — сделано.
А потом мы сели обсуждать неприятную ситуацию.
Вообще такой фигни мы не ожидали. Никак. Если воспринимать это всё как попытку давления, то как-то оно совсем уж грубо и нагло. Всё равно что своими руками подписать индульгенцию на любой, ещё раз подчеркну, любой шаг в свой адрес. Даже если Хельри рассчитывала смять всякое сопротивление со стороны Лейты и меня простой грубой силой… а как же запасные планы? Что, если смять не получится или получится не до конца? Какая-то слишком резкая и безосновательная эскалация конфликта из-за Гариха…
…или не из-за Гариха? Гильдейцы работают, а платит, например, господин Оттагро Корбаниг?
Очень, очень правдоподобно. Но сразу принимать это за истину мы не будем, не-е-ет. И меры для подстраховки непременно примем. Все, какие доступны. Здоровая паранойя и всё такое, агась.
Насколько легко менталистам пробраться в чужой разум, считать эмоции и мысли, распотрошить память, а то и напрямую воздействовать на сознание жертвы — настолько же трудно проделать что-то такое с самими менталистами. Причём дело тут даже не только и не столько в чарах, сколько в дисциплине ума. В чистейшем контроле персонального микрокосма.
Понятное дело, что абсолютной стойкости не бывает. Любого можно сломать, вывернуть мехом внутрь, после чего посыпать солью и сожрать (сугубо метафорически! Ещё не хватало превращаться в людоеда буквально…). Причём для такой вот медленной ломки лучше всего подходит не ментальная магия — нет, идеальны в этой роли как раз целители. Возможно, полноправные чудища, а также легендарные персоны, достигшие сотого уровня и потому являющиеся скорее ожившей маной, чем воплощением духа, уже малоуязвимы для любых воздействий через плоть, кровь и мозг. Но все, кто не достиг таких высот… им в руки сосредоточенно-злобной Лейты лучше не попадаться.
В руках у хорошего целителя даже сдохнуть не получится. При самом горячем желании.
Маленькая проблемка заключалась в том, что времени на вдумчивое потрошение попавшегося нам менталиста у нас, скорее всего, не будет. Что не оставляло особого пространства для манёвра.
Ну и ладно.
Безобразное поведение явившейся кодлы изрядно поубавило мой пиетет перед всеми её членами. А стать другом Торелра нам, похоже, и без того не грозило.
Хельри очнулась в очень тёмном, очень тихом и очень страшном месте. Настолько страшном, что сразу поняла: это не естественное чувство. Но… понимание пониманием, а воля волей — но когда сердце в груди частит, словно во время спринта, холодная кожа влажна из-за проступающего пота, глаза же сами собой лихорадочно скачут туда-сюда, выискивая угрозу, не находя её и от того лишь распаляя топкую внутреннюю жуть пуще прежнего…
Да.
Осознать, что страх твой наведённый, искусственный — это одно. Перестать бояться — иное.
Совершенно не помогали делу сопутствующие обстоятельства: вялая кисельная слабость во всём теле, столь разительно не сходная с привычной силой, полная нагота и обманчиво мягкие, но прочные путы, удерживающие её в вялой неподвижности на чём-то вроде большого косого креста. Причём с таким запасом, что даже в полной силе она бы не взялась освободиться от них.
— Не нравится мне эта тенденция, — раздался знакомый голос. — Чем дальше, тем чаще приходится практиковаться в мастерстве допросов под давлением.
— Ничего не поделаешь, — другой голос, тоже знакомый. — Да и умение нужное.
— И то верно. Ну что, начнём?
Чужой палец слегка чиркнул Хельри поперёк живота. Не больно, но совершенно неожиданно — и предательские рефлексы заставили мышцы дёрнуться, несмотря даже на общую вялую заторможенность.
— Ты не переборщила с подавлением?
— Нет. В самый раз: самоконтроль на минимуме, но чувствительность почти нормальная.
— То есть в работу афферентных нейронов ты не вмешивалась?
— А надо? Как по мне, рановато усиливать входящие сигналы.
— Действительно. Пойдём по восходящей, как обычно, только с ускорением.
— М-гм. Да, жаль, что времени маловато.
— Жаль. Но ты ведь не позволишь ей сдохнуть? И следов всё равно не останется.
Вот тут Бескостную проняло уже безо всякого наведённого страха. До самых костей, до печёнок, до донышка.
— В-вам это с рук не с-сойдёт!
— Это почему же? — академическим тоном поинтересовался первый голос. — Ты, может, не вполне понимаешь, что к чему, но когда я говорил про следы, я имел в виду также следы в памяти. Ты, дорогуша, просто не вспомнишь ничего. Что, если подумать, в твоих же интересах. Ты молодая, красивая…
Чужой палец медленно прочертил линию от солнечного сплетения вниз, задержался в пупке. Ниже, к счастью, не пошёл.
Но мог. С лёгкостью. Хельри прочла этот безмолвный намёк без труда.
— … да, красивая, здоровая и всё такое. Так зачем тебе посттравматическое расстройство, ранняя седина и ночные кошмары? По-моему, без них гораздо лучше.
— Ты, главное, не перестарайся, как в прошлый раз. Вывернутую до своей противоположности особенность я уже не вылечу.
— Ну, милая, это ещё большой вопрос, кто из нас тогда перестарался. Это ведь не я засунул…
— Ближе к делу, Вейлиф.
— Действительно.
В третий раз коснувшись её тела, чужой палец сместился к межключичной ямке. И надавил так, что у Хельри глаза на лоб полезли. Она бы и заорать не постеснялась, да только дыхание перехватило.
Мгновенно и насмерть.
— В общем, у тебя есть два классических выхода, — кашель на фоне тошноты и судорог чужой голос проигнорировал, не изменившись
