Мой любимый враг
Тем временем директор, повысив голос, попросил всех замолчать.
– Второе происшествие – это драка. Безобразная драка с участием ученика одиннадцатого «А» класса, Дмитрия Рощина, и, опять же, Алексея Витальевича…
Тётя Валя встрепенулся, завертела головой.
– Рощин? Он сказал, Рощин? Это кто? Он здесь? Это он вон там? А с ним кто? Не вижу отсюда… – никак не унималась Валя, ерзая и подскакивая на кресле.
Дима рассказал всё, как было, но и его слова тоже принялись яростно оспаривать. И Матвейчук орал громче всех, заявив в довесок, что Рощин в принципе плюет на дисциплину. Слово учителя ставит в ноль и на уроках делает всё, что ему вздумается. Ольга Юрьевна, правда, тут же принялась защищать Диму.
И тут поднялась Димина мама. Она не кричала, как другие, но когда заговорила – все смолкли и обратили внимание на нее, хотя Дима, я видела, просил её сесть и не вмешиваться. Но она, несмотря на мягкость, даже ранимость, была настроена твердо.
Тётя отчего-то охнула: «Господи…не может такого быть…».
– Вы знаете, – начала Димина мама, – мы совсем недавно переехали из Петербурга. Дима там учился в лицее…
Вдруг дверь приотворилась, и внутри у меня всё оборвалось – в зал бочком втиснулся отец. Нетрезвый, в рабочей спецовке. Переступив порог, он попытался закрыть за собой дверь и покачнулся. Еле на ногах устоял.
Это кошмар, это катастрофа…
Я скосила глаза на тётю, но та сидела в таком же ужасе.
– Извиняюсь, на работе задержался, – заплетающимся языком сообщил он.
– Вы вообще кто? – спросил его директор.
– Как кто? Я – отец! Отец Тани Ларионовой. Здесь же собрание, мне сказали? Кто тут пристаёт к моей дочери?
Господи, нет… Какой позор. Как это пережить? Мне хотелось сползти под сиденье, провалиться сквозь пол, исчезнуть. На Диму и его маму я боялась даже глаза поднять.
– Вы, пожалуйста, пока присядьте, – к нему подошла Ольга Юрьевна, усадила возле двери.
Отец, на удивление, её послушался, сел без лишних слов.
Я, умирая от стыда, взглянула наконец на Диму, а потом на его маму. И вздрогнула. Димина мама во все глаза смотрела на отца. Не просто смотрела. Она буквально оцепенела. Закаменела с внезапно исказившимся, посеревшим лицом. Я ничего не понимала, но от её вида у меня самой застыла кровь.
Она беззвучно шевелила губами, глядя на отца полными ужаса глазами...
