Смотри, но не трогай
Тимур
– Слушай, у моей подруги в субботу день рождения. В «Инферно» празднует, – мурлычет девица, зачем-то теребя край моей футболки. – Хочешь, пойдем вместе?
Блин. Ну вот какого лешего она ведется себя так, будто всерьез верит, что наше мимолетное знакомство получит продолжение? Ведь козе же ясно, что завтра я ни то что ее имени – лица не вспомню. Тут одно из двух: либо дура, либо прикидывается. Хотя, судя по всему, подобная «непонятливость» – довольно распространенная бабская хворь. Почти все мои любовницы так или иначе грешили этим.
– Не хочу, – отрезаю твердо.
– Почему? – оттрюнивает нижнюю губу.
Типа обиделась.
Хорошая попытка, но не засчитана. Джентельмен внутри меня давно помер, поэтому мое отношение к женщинам после секса диаметрально противоположно тому, что было до. Если вначале я еще готов поизображать влюбленного олуха, то после обоюдного оргазма необходимость во всякого рода театральщине отпадает. Дело сделано, верно? Значит и притворяться трепетным Ромео больше незачем.
– Потому что у меня полно других, куда более важных дел, – встаю и, подтянув джинсы, застегиваю ремень.
– Понятно, – девица выводит длинным ногтем невидимый узор на диване, явно о чем-то размышляя. – А может, тогда в воскресенье увидимся? – вскидывает на меня глаза. – Я могу…
– Слушай, Кать, – обрубаю, не дослушав. – Я же сказал, что занят.
– Я Карина, – пищит еле слышно.
А у самой подбородок дрожит. Да и глаза влажно поблескивают.
Ну приехали, блин. Детский сад, штаны на лямках. И почему у женщин после секса всегда слезы? Это какая-то традиция? Ну, вроде елки на Новый год. Или они просто все сговорились?
– Да, прости, перепутал, – извиняюсь, хотя, признаться честно, особой вины не чувствую. – Но ответ все тот же.
Секунду-другую она держится. Шмыгает носом, глядя куда-то в сторону. Мнет на груди расстегнутую блузку. А потом вдруг как-то резко обмякает, испускает протяжный вздох и… Плотину прорывает. Из зажмуренных глаз брызгают слезы, а мордашка, которая еще мгновенье назад казалась мне довольно симпатичной, багровеет и становится откровенно некрасивой.
– Ты просто меня использовал! – кричит со звенящей обидой.
Проклятье! Мне этот ниагарский водопад вообще сейчас не в тему! Я устал и хочу жрать. А эта… как там ее… Карина мне все планы рушит. И нервы треплет. Терпеть не могу слезливые бабские спектакли. Это так… Дешево, что ли.
– Слушай, мы оба друг друга использовали. И общая цель, как мне кажется, достигнута, – наклоняюсь, пытаясь выцепить свой телефон, который оказался аккурат под ее задницей.
– Что ты делаешь?! – с громким визгом шлепает меня по руке. – Не смей меня лапать, козел!
Прямо оскорбленная невинность, чтоб ее.
– Да твою ж мать, – закатываю глаза, мысленно перебирая весь свой богатый запас матерных слов. – Я тебя не лапаю. Я просто хочу забрать свой мобильник. Ты на нем сидишь.
– Ах так! – взвивается пуще прежнего. – Да подавись свой железякой!
Хватает несчастный гаджет и, размахнувшись, швыряет его что есть мочи.
Ба-бах! Прямо в стену.
Ну зашибись, че. Еще и без связи остался.
– Поздравляю, – выдаю мрачно. – Полагаю, теперь ты отмщена.
Не то чтобы мне сильно жаль айфон последней модели, но все же неприятно терпеть столь неожиданные убытки. Баба совсем без башки попалась. И где я таких истеричек откапываю? Пожалуй, нужно пересмотреть критерии поиска.
– Сволочь! Мудак! Свинья! – летит мне вслед, но я никак не реагирую.
Во-первых, все это я уже слышал. Абсолютно никаких новых эпитетов. Все одна и та же старая, давно заезженная пластинка. Во-вторых, я реально подустал от высосанной из пальца драмы и хочу расслабиться. Программа минимум на вечер уже выполнена. Осталось только съесть хороший стейк и запить его американским бурбоном.
Возвращаюсь в випку к своим пацанам, которые с момента моего ухода заметно набрались. Кто-то ведет пьяные задушевные разговоры, кто-то молча дремлет с кальянной трубкой меж зубов, ну а кто-то и вовсе спустился на танцпол, решив попытать счастья среди веселящихся клубных девиц.
Однако пьянее всех, несомненно, балабол Веник. Залез на стол и что-то самозабвенно декламирует, путаясь не только в словах, но и в собственных конечностях.
Чтоб вы понимали, алкоголь и Веник никогда не были ни друзьями, ни даже приятелями. Чувство меры другу неведомо, а чудачества под напором градуса становятся совсем уж безбашенными. Помнится, пару лет назад, уже будучи здоровенным лбом, он решил лизнуть замерзшие качели. Зимой. Думаю, рассказывать, чем все закончилось, не нужно. Если вкратце – было много криков, мата и запоздалых сожалений на протрезвевшую от боли голову.
– О, Тимка! – вопит Веник, заметив меня. – Где ты был?
Спотыкаясь об собственные ноги, он спрыгивает со стола и виснет у меня на плече.
– Где был, там меня уже нет, – отзываюсь беззлобно. – Эй, слюнями-то на меня не капай!
– Да ладно, не будь снобом, – хмурится приятель. – Давай-ка лучше еще по рюмочке!
– Хватит с тебя уже рюмочек, – сажаю его в мягкий пуф и, чтобы отвлечь, вручаю джйостик от игровой приставки. – На вот, порубись пока. Глядишь, протрезвеешь немного.
Отвязавшись от Веника, вызываю официанта и заказываю Стриплойн средней прожарки. Подливаю себе в стакан виски и плюхаюсь на диван рядом с зависающим в телефоне Раном.
– Ну как с девочкой? – не отрываясь от экрана, спрашивает он. – Выгорело?
– Выгорело, но с другой.
– Чего так? – хмыкает. – Жестковата оказалась телочка? Не по зубам?
– По зубам получишь ты, если будешь много говорить, – осаждаю. – А баба просто дурная. С тараканами.
– Вот уж не подумал бы, что Алаев испугается безобидных насекомых, – ржет этот осел.
– Ран, – повторяю предостерегающе. – Угомонись.
– Да ладно, брат, чего какой серьезный, – откидывается на спинку дивана. – Чилим же. Расслабляемся.
