Николай Булганин. Рядом со Сталиным и Хрущевым - Евгений Васильевич Шишкин
Полагаю, что моя запись этой встречи с Булганиным будет небезынтересной для полноты его характеристики. Тем более что речь в ней пойдёт и о Н.С. Хрущёве.
Булганин, как и прежде, встретил меня тепло и приветливо. Только, видимо, забыл моё отчество и называл меня Яковом Еремеевичем. Он попросил меня помочь его помощнику В.И. Савкину решить ряд вопросов. Сам же Булганин вновь отбывает на фронт. Николай Александрович добавил:
– Был у товарища Сталина. Он чуть было не поручил мне одно деликатное дело.
Я тут же поинтересовался, что это за дело?
– По расследованию причин провала Харьковской операции. Поскольку тут дело касается Н.С. Хрущёва, а мы с ним в какой-то мере приятели, я еле упросил товарища Сталина не давать мне этого поручения. Он долго не соглашался, а потом всё-таки уважил мою просьбу. При разговоре со мной уж очень неодобрительно отзывался Верховный об этой операции, которая закончилась трагически с огромными для нас потерями. Неудача под Харьковом нанесла и большой моральный удар советским людям.
После некоторой паузы Булганин заговорил ещё более откровенно:
– Тяжёлый человек этот Никита Сергеевич. Всё в его представлении всегда предельно просто – из невозможного сделать возможное. Худо ли, плохо ли, но эта операция была проведена по настоянию Военного совета Юго-Западного направления и фронта. Оказалось, что подготовляемое наступление наших войск не явилось неожиданным, внезапным для противника. Уже только это не могло гарантировать её успешный исход. Одной из главных причин данной катастрофы, по мнению товарища Сталина, явилась явная недооценка Военным советом Юго-Западного направления сил врага. Эта ошибка усугублялась тем, что Военный совет направления проявил большое упорство, настаивая на своей правоте, хотя на заседании Ставки Верховного Главнокомандования, на котором присутствовали маршал С.К. Тимошенко и генерал И.X. Баграмян, и раздавались голоса, трезво оценивавшие реальную обстановку на харьковском направлении. И Ставка, видя настойчивость и решимость командования Юго-Западного направления, согласилась с его предложением разгромить имевшимися в его распоряжении силами и средствами харьковскую группировку противника и освободить весь промышленный район. Она доверилась докладу командования, опыту и авторитету маршала Тимошенко и многократным заверениям члена Военного совета Хрущёва, считая, что «на месте виднее». Если бы оценка была правильной и отражала действительное соотношение сил под Харьковом, Ставка ВГК приняла бы энергичные меры, чтобы усилить группировку наших войск и упредить удар врага. Всё здесь обстояло бы по-иному.
– А кому же товарищ Сталин поручил миссию относительно Хрущёва?
– Думаю, что он, наверное, никому не поручит. Дело в том, что товарищ Сталин всегда поддерживал Никиту Сергеевича. Некоторые соратники высказывали недовольство Хрущёвым. Хотя товарищ Сталин соглашался с ними и, в частности, даже говорил о том, что Хрущёв не может разбираться в статистических данных, не может анализировать их и оперировать ими, но, подчёркивал товарищ Сталин, нам приходится мириться с ним. Дело в том, что у нас в составе Политбюро ЦК только двое собственно из среды рабочих – это Хрущёв и Андреев, ну, может, ещё и Калинин.
Подумав немного, Булганин добавил:
– Мне кажется, именно эти соображения удержат товарища Сталина от принятия и на этот раз каких-либо крутых мер в отношении Хрущёва. Ведь товарищ Сталин способен беспощадно критиковать любого руководителя, но в то же время ему хочется, чтобы человек понял свою ошибку, исправил её…
Булганин тяжело вздохнул и глубоко задумался. Потом посмотрел на часы и сказал:
– Ну, мне скоро уже пора. Так я вас очень прошу помочь товарищу Савкину.
Я ещё раз заверил Николая Александровича, что сделаю максимально возможное, и мы тепло попрощались…»
Как видно из этого рассказа, Булганин отговорил вождя от назначения его быть «судильщиком» Хрущёва – расследовать провал Харьковской операции, в которой роль Хрущёва была огромной.
Во время войны в разных местах, по разным причинам Булганин и Хрущёв, конечно, не раз пересекались. Отношения у них были приятельскими, но почему-то всегда с оговоркой… Вот и Хрущёв в своих воспоминаниях той военной поры осторожно говорит об их приятельстве. Это было уже в Польше.
Н.С. Хрущев: «…Была достигнута договорённость между Советским правительством и поляками, какие области отойдут к Польше, а какие войдут в состав СССР. Среди районов, отходивших к Польше, часть была населена украинцами. Украинцы, жившие там, очень болезненно переживали это известие, особенно на Хелмщине. Хелмщина была в составе Российского государства до Первой мировой войны, и там существовало сильное влияние русских. Население же там было украинское.
Тогда уполномоченным, кем-то вроде посла при новом правительстве Польши, был Булганин. Поэтому когда я прилетал в Люблин, то всегда останавливался у Булганина. Ведь мы с ним приятели. Я ему предложил: «Давай поедем в Хелм».
Поехали. Зашли в собор. Нас встретил священнослужитель, забитый такой человек. Мы были в генеральской форме, и он обратился к нам: «Вот, отдают Хелм Польше. Все соборы тут выстроены русскими, православными людьми. Теперь мы лишаемся всего». Он не просил, а со слезами на глазах доказывал, что это неправильно, что это несправедливо. Он хотел объединения с Советским Союзом, с Россией, чтобы сохранить православную церковь, чтобы собор не был приспособлен католиками под костёл. Мы же просто посмотрели и уехали. Мы ведь уже знали, что этот вопрос решён, а вступать с ним в спор мы тоже не хотели.
Когда я побывал в Люблине, я в первый раз увидел те печи, в которых фашистами сжигались трупы заключённых. Там не Освенцим, там другой лагерь, но и в нём стояло несколько печей. Мы приехали с Булганиным как раз тогда, когда разрывали ямы с трупами. Жуткая была картина! Там стояли также сараи, в которых были навалены горы обуви. Я видел огромный сарай, заваленный женскими косами. Одним словом, всё было немцами рассортировано и производило жуткое впечатление. Смотришь, и даже как-то не верится: неужели люди могли совершать такие преступления? Тогда как раз работала комиссия, которая производила расследование, всё это осматривала и протоколировала. Но в первый раз я сам лично увидел такую жуткую картину. Потом я других таких мясорубок не осматривал, однако читал о них».
* * *
26 мая 1944 года в кабинете у Сталина было совещание, в котором принимали участие, помимо Молотова, Ворошилова, Берии, Маленкова военачальники: Жуков, Рокоссовский, Василевский, Антонов, Баграмян, Штеменко, Черняховский, Макаров, там же был и Булганин. Совещание длилось четыре с половиной часа. Речь шла о подготовке к крупным наступательным операция Красной Армии на летний период.
«Багратион» – так называлась операция
