О моем перерождении в сына крестьянского 2 - Анатолий Михайлович Нейтак
Вторая: эпичные нечистоплотные ребята склонны страховаться от неприятностей. Привлекать их к решению малой проблемы (а я — и это опять простое признание реальности — пока что проблема малая) равно созданию средней, а то и большой проблемы. Как говорится, вы можете позвать тигра, чтобы выгнать волка; но как вы станете потом выгонять тигра?
Одним словом, покумекали мы с Лейтой и решили, что если мне и начинать выманивать всякую нечисть из-под крыла Корбанигов, то сейчас — самое время. Когда мне не придётся долго ждать до рубежа в полсотни, а ей — до семидесятой ступени. Когда одним лишь своим естественным ростом мы способны создать потенциальным противникам серьёзные сложности.
Ну а если никакой нечисти прямо сейчас выманить не удастся — нам же легче. Можно спокойно отправляться в Магистериум Магнум за новыми познаниями и силой. Время играет на нас, молодых и дерзких.
История же с господином Тенью… ой, подумаешь, разок сделал глупость, которая не сработала. И что теперь, ложиться помирать из-за этого? Как и Лейта, я не особо ценю лицо — просто в силу того, что какого-то особого лица, некой репутации, родовой славы и проч. у меня попросту нет.
Нечего беречь.
Скажу больше: даже если меня таки поймают с поличным на создании/использовании Тени, оно скорее пойдёт мне в плюс. Не каждый маг, ещё не достигнув заветного полусотенного рубежа, способен творить высшую магию! Ой не каждый! Пусть даже речь об одном-единственном заклинании, всё равно это достижение. И даже Достижение. Кто ещё таким может похвастать?
Шанс подобного в исполнении безродного сироты-самоучки настолько мал, что это создаёт мне естественное алиби… ну, надеюсь, что так.
Пока мы с Оттагро дружно размышляли над сказанным, милые дамы — то бишь Хельри с Лейтой — плавно сползли ко всё тому же болоту взаимных претензий, переходящих в моральные покусывания. Правда, формат спора выглядел почти противоестественно:
— … и любой разумный человек выберет, несомненно, кровное родство!
— Там, где речь о выборе, разумный человек предпочтёт выгоду.
— Очень мещанский подход, как для главы старого рода Ассур.
— Ничуть. Выгоду ищут все, просто методы разные. Сверх того выгоды крестьянина, мещанина и дворянина различны. Как внутренне, так и внешне.
— О? Быть может, ты даже снизойдёшь и просветишь нас, чем они отличаются?
— Это несложно. Крестьянин ищет выгоду в покое постоянства. Перемены обычно пугают его, и это неспроста. Так уж повелось с варварских времён, что почти любые резкие изменения ведут к ухудшению положения крестьян. Вплоть до того, что это положение может в считанные минуты обратиться пеплом, поднимающимся к небесам, вместе с самими крестьянами. Нынче такое, конечно, случается редко, но всё ещё случается, к сожалению. Поэтому внутренняя выгода крестьянина — это душевный покой, который ему гарантирует сладкий мираж неизменности, а выгода внешняя — следование законам общины и государства, что подкрепляет тот же самый мираж.
— Интересно. А мещане?
Кажется, я понял один из мотивов Хельри. Да и сложно не понять. Лейта назвала себя Советником — и теперь Бескостная решила позволить ей поиграть в Советника на публику, проверки ради. Ну а моя красавица решила принять этот безмолвный вызов, только и всего:
— Для них начинается расслоение. Мы привыкли смотреть на мещан как жителей городов, определять их именно так. Но ведь по сути это ложное выделение. Нельзя судить разумных всего лишь по тому, какова их среда обитания. В городах живёт немало дворян, а людей с мещанской натурой нередко можно встретить в деревнях.
— Так в чём же, на твой взгляд, суть мещанства? Неужто в погоне за личной выгодой, и только? Куда исчезают для них ценности рода и закона?
— Они не исчезают, в чём и состоит часть проблемы. Есть немало мещанских семей, живущих в парадигме крестьянского быта. Но именно для мещан начинает сиять, приблизившись и войдя в границы досягаемости, мираж личного успеха. Нередко семья состоятельных мещан, стоящая в среднем ступени примерно на 30-й или даже 40-й, оказывается достаточно велика и сильна, чтобы забросить одного-двух из своих членов выше, в заслужное дворянство. Беда в том, что подобное деяние требует отказа разом и от идиллической крестьянской добродетели консерватизма, и от справедливого распределения ресурсов. Глава мещанской семьи — ещё не рода, но зачатка его — обделяет рядовых членов, своих кровных родичей, чтобы вознести немногих избранных. Обычно вообще кого-то одного. И обычно своего прямого потомка. Но даже если избранный выбирается не по кровному родству, а по способностям… он всё равно один. И неизбежно растёт пропасть между ним и теми, кому не повезло. Тем самым суть мещанства в расслоении. Разумные с такой натурой отвергают внутреннюю выгоду альтруизма ради эгоизма, а что до внешней выгоды — её заменяет мишура престижа и достигнутого статуса. Потому-то среди дворян так популярно презрение к мещанам и мещанству: высокородные склонны видеть в них своё искажённое, ухудшенное подобие. Ведь эгоизм избранных мещан отталкивает их от породившей среды, притом взаимно…
Хельри поморщилась. Камешек, брошенный Лейтой, попал точнёхонько в Торелра, но и самой Бескостной такое попадание не могло понравиться. Несмотря на то, что речь моей боевой подруги, не иначе как заразившейся от меня занудством через укус, не указывала на личности прямо, оставаясь вполне теоретическим рассуждением внешне — спроецировать это рассуждение на семейство Трёх Щитов особого труда не составляло. Ни для кого из присутствующих.
Да и кем могли считаться родичи Хельри в сравнении с четырёхтысячелетним родом Ассур? Вот именно. Вчерашние мещане, не более того. Причём рискующие, как большинство себе подобных, кануть обратно в породившую среду. Точнее, провалить попытку закрепления в более высоких — дворянских — кругах.
Интересно, сможет ли Бескостная заглянуть глубже и извлечь из слов новой главы Ассур урок на будущее уже для своего рода?
— … впрочем, — продолжала Лейта с невозмутимостью, что граничила с отрешённостью, — точно такой же эгоизм нередко разъедает и вроде бы устоявшиеся высокие роды. А иногда и роды владетельные. Достаточно забыть о том, что древо крови существует не для того, чтобы породить единственный плод и зачахнуть, истощив свои силы; что листва его не сходна с цветами и плодами, но на своём месте ничуть не менее важна и нужна; что само древо кратно ценнее любого отдельного плода своего… забудешь — сгинешь. Вместе со всем древом крови своей. Со всеми веками истории, взлётами и падениями, славой и позором.
