Личная игрушка мажора

В глазах Мишки вспыхивает раздражение, челюсть напрягается, и я вижу, как он собирается что-то сказать, но мажор вообще не обращает внимания на мою реакцию на Мишку, приобнимает меня и буквально тащит меня в бар.

— Обо мне будут сплетничать, — протестую я, но пальцы мажора только сильнее сжимаются на моем боку.

— Мне плевать, — отвечает мажор и, кажется, намеренно показывается всем вместе со мной.

— Тебе на всех, кроме себя плевать, — цежу сквозь зубы и стараюсь не смотреть вокруг, чтобы не ловить взгляды.

— Да, — с ухмылкой отвечает он. — И кроме того, что мое. Поэтому я просто обозначаю границы.

Неприятно. В очередной раз за день чувствую себя просто куклой, которую одели, обули, накормили и теперь вывели в свет.

Когда мы выходим в полупустой зал, мажор все же отпускает меня, шепчет на ухо пожелания хорошей смены, а потом уходит к бару. Бармен пристально смотрит на меня, но как только я перевожу на него взгляд, тут же переключается на свои дела.

Стоит мне зайти в раздевалку, девчонки, о чем-то болтавшие сразу замолкают. Меня обсуждали? Или у меня уже паранойя? Почему-то хочется верить, что второе, но я совсем не уверена.

Они окидывают взглядом мое платье и переглядываются. Успеваю заметить их выразительные лица, но делаю вид, что мне все равно. В конце концов, что я могу с этим сделать? Я же не подкатывала к мажору с предложением обменять мою честь на новые наряды.

Фу. Даже мысль кажется противной.

— Сегодня, говорят, САМ будет, — делая вид, что об этом и разговаривали, говорит одна из девчонок. — Группа вроде как ему понравилась на записях, вот решил в деле увидеть.

— Ага, — поддакивает другая. — Его бывшая протеже решила к другому продюсеру уйти, вот он ищет замену.

— А видели их солиста? — вновь включается первая. — Я б дала.

Не сдержавшись, хлопаю дверцей шкафчика и выхожу. Дала бы она. Да этому… По голове бы дать. А не то, о чем она вообще говорит.

Выхожу в зал первой из нашей смены. Там сидят еще те клиенты, которые вряд ли останутся на выступление группы, обустраивающей себе место на сцене. Их легко узнать по тому, что они одеты не в свободные по своей сути футболки и джинсы, а в строгие костюмы.

— Ника, — раздается голос рядом со сценой. — А я думал ты сюда гостьей.

Басист из Мишкиной группы разматывает шнур и улыбается. Я машу ему рукой. Он всегда прямой до невозможности, но зато никогда не кривит душой. Вот что на уме, то и на языке.

— Да что ты, — отмахиваюсь. — Не моего полета местечко.

— Судя по той коробчонке, в которой ты приехала, вполне себе так, — хохохочет он.

— Это ты меня сейчас с лягушкой сравнил? — прищуриваюсь и качаю головой. — Все сложно, не бери в голову.

— С какой лягушкой, Ник, — хмыкает басист и оглядывается. — Тебя только с Василисой Прекрасной.

— Ты уже все, Барт? — раздраженно рычит Мишка и поправляет свой куцый хвостик на затылке. — А если нет — займись делом. Мы должны отыграть на наш максимум. Нечего время тратить на посторонние разговоры.

Он бросает уничижительный взгляд на меня и запрыгивает на сцену. Смотрю на него, довольного в своей “крутизне”: футболка растянутая, с одного бока ниже, чем с другого, джинсы сзади висят… Перед глазами сразу встает мажор, у которого одежда нарочито небрежная, но всегда аккуратная. Черт. О чем я вообще думаю?

Мажора в зале не вижу — то ли он решил сегодня не оставаться отдохнуть, то ли просто чем-то (или кем-то) другим решил себя занять. Невольно ищу его глазами каждый раз, как выхожу в зал, и испытываю иррациональное разочарование. Да что ж такое!

Чтобы выкинуть из головы эти бредовые мысли, погружаюсь в работу. Все уже становится привычным. Ноги не так гудят, а знакомые песни группы даже поднимают настроение.

— Ника, — меня ловит одна из девчонок, — у нас салфетки кончились. Принеси, плиз, из подсобки. Я не успеваю со своими заказами.

— А, хорошо, — киваю я. — Сейчас принесу.

В подсобке, расположенной чуть дальше по коридору, рядом с комнатой администраторов, включаю тусклую лампочку и осматриваюсь. Мне тут, конечно, все показывали, но самостоятельно я первый раз сюда пришла.

Коробка с салфетками обнаруживается в дальнем углу, куда я протискиваюсь между упаковками с минералкой и ящиками с пивом. Тянусь, привставая на носочки, почти достаю до цели, как слышу, что за моей спиной хлопает дверь. Кто-то тоже пришел за салфетками?

— С этого ракурса твоя задница всегда прекрасно выглядела, — раздается в полутьме подсобки голос Мишки.

Раньше у меня замирало сердце от того, как он мне нравился, а теперь — от испуга. Я неудачно дергаю за край коробки, она заваливается и градом упаковок с салфетками падает мне на голову.

— Ника-Ника, — Мишка качает головой и медленно надвигается на меня. — Как обычно, такая неловкая. Я даже уже стал забывать, как ты падала через провода на сцене.

— Тебе нельзя здесь находиться, — пытаюсь строго сказать я, но его это останавливает.

— А мы тихо, — он оказывается совсем рядом, прижимая меня к стене.

— Отвали, Миш, — выставляю перед собой руки, пытаясь удержать между нами расстояние. — Ты на сцене должен быть.

— Давай договоримся, — он ехидно смотрит на меня. — Ты же спишь с этим мажорчиком? Сделай так, чтобы он уговорил своего папочку взять нас под свое крыло.

— Да пошел ты! — отталкиваю Мишку.

Но он злится, а его кулак врезается в стену рядом с моей головой.