Анна - Никколо Амманити
– Астор, сюда. Быстрее.
Мальчик отпустил руль и сел рядом с ней.
– На счёт "три". Закрываем глаза и толкаем. О Пьетро не думаем. Просто толкаем, – она посмотрела ему в голубые глаза. – Представь, что ты самый сильный в мире, хорошо?
Астор кивнул.
– Раз… два… три!
Скутер перевернулся, унося с собой облако земли и опунции, и с металлическим грохотом упал с уступа на пляж.
Инстинктивно Анна обняла Астора и прижала к груди.
Пьетро лежал, раскинув руки. Голова, свесившаяся набок, потонула в лохмотьях и полиэтиленовых пакетах. Под коленями брюки были залиты кровью. Одна лодыжка расплющилась, превратившись в мешанину носков, костей и плоти. Из локтя торчала розоватая кость.
Анна опустилась на колени и поднесла ухо к его рту.
– Он жив.
Через три дня он умер.
* * *
В те дни Анна пыталась вытащить Пьетро на дорогу. Она раздобыла лестницу и веревки, но едва она пошевелила его, мальчик истошно завопил и задрожал, будто его терзали электрическим током. Анна испугалась и отпрянула.
Они срезали опунцию, разожгли костёр и осторожно переложили Пьетро на надувной матрас. Анна разрезала ему ножом брюки и футболку. Тёмный синяк начинался из-под пупка, покрывал весь живот и спускался на бок. На заднице и под мышками, как она и подозревала, были алые пятна вируса.
Мальчик лежал без сознания, горел лихорадкой. Когда ему давали пить, он выплёвывал воду, как яд.
Ночью он кричал.
В кромешной тьме вместе с Пушком Анна бродила по тёмным переулкам Чефалу в поисках лекарств. В ящиках аптек почти ничего не осталось: крема для кожи, дезодоранты и коробки, съеденные мышами. Она откопала бутылочку мелатонина, тахипирин и антибиотики, но ничего, чтобы облегчить страдания.
На следующий день Пьетро погрузился в задыхающийся сон, от которого с визгом просыпался, как будто об него разбивались волны боли. Он повторял, что ему холодно, даже огонь и одеяла не могли его согреть.
На следующее утро из серого, как камень, моря вышло бледное холодное солнце. Астор и Анна спали, свернувшись калачиком рядом с Пьетро, который потерял сознание. Кровь превратилась в чёрную густую, как смоль, смесь, которая приклеила его к матрасу. Пурпурное пятно на распухшем животе стало тёмным и тёплым.
В середине дня он начал бредить – разговаривал с каким-то Патрицио. Говорил, что тот должен перестать печатать, что шум клавиш сводит его с ума.
– Сейчас скажу ему, – успокаивала его Анна, поднимая голову. – Слышишь? Он перестал.
Гримаса ужаса застыла на лице Пьетро, который ледяными глазами смотрел в потухшее небо, словно над ним парило что-то страшное.
Анна снова сбегала в аптеку и, вскрыла там все ящики, нашла таблетки и ампулы для инъекций, но не шприцы. Она вылила ему жидкость между потрескавшихся губ и попыталась сунуть в рот горсть таблеток, но он сжимал зубы, будто ей назло. Она попробовала несколько раз, но безуспешно. Наконец она разбросала таблетки в стороны, стала пинать пустые консервные банки и опунцию и с криками выдирать кусты. Астор вцепился ей в ноги, умоляя остановиться.
На четвереньках они подобрали таблетки и сунули их ему в рот по одной, пока Пьетро не успокоился. Его лицо расслабилось, он погрузился в тяжёлый сон.
На третий день Анна проснулась от голоса Пьетро:
– Анна... Анна ...
Она вылезла из-под одеяла, опустилась рядом с ним на колени и взяла его за руку:
– Вот я, здесь.
Пьетро прищурился, словно ему в глаза бил яркий свет, приподнял затылок и уставился на неё слепым взглядом.
– Колесо… его заклинило… я пытался... – приступом кашля ему раздирало грудь. Он выплюнул комок тёмной крови и нащупал в темноте её пальцы. – Найди кроссовки…
Анна вытерла слёзы и погладила его вспотевший лоб:
– Конечно, найду.
– Ты должна их найти, поняла? Они спасут тебя.
– Поняла. А теперь отдохни.
Слова Анны, казалось, успокаивали его. Видимо, его губы искривились в улыбке, и несколько минут он молчал, затем заговорил с закрытыми глазами:
– Анна, возьми два полиэтиленовых пакета.
– Зачем?
– Два пакета. Без дыр.
* * *
ДВА ПАКЕТА
Вита – небольшая деревня в провинции Трапани. На улице Алерамо, посреди фруктового сада стоял современный дом, принадлежащий семье Ло Капо. На первом этаже жила Костанца, вдова Доменико Ло Капо, владельца преуспевающей строительной компании, умершего в 60 лет от сердечного приступа. На втором этаже обосновалась Лаура, их старшая дочь, мать Пьетро, разведённая с Мауро Серрой, механиком гоночной команды "Ducati". На третьем этаже располагалось две квартиры, в которых жили две другие дочери: Аннарита и Челесте.
Аннарита, младшая, изучала архитектуру. Челесте, которой было уже за 30, была холоста и владела гончарной мастерской в центре города. Люди говорили, что Челесте – ни рыба, ни мясо, а одно из тех существ, которым секс не интересен, независимо от пола. Про Аннариту ходили слухи, что она лесбиянка, а её учёба в университете – лишь предлог, чтобы ездить в Палермо к подруге, которая работает в городском совете. В общем, деревенские пересуды.
Дело в том, что после смерти Доменико в доме на улице Алерамо жили одни женщины, которые опекали Пьетро, как маленького короля.
Только одному мужчине было разрешено приходить в это своеобразное женское общежитие – Мауро, отцу мальчика. Вечно путешествующий по миру механик выкраивал выходные в месяц и две недели летом, чтобы приехать к сыну и бывшей жене, которая вместе с сёстрами кормила его капонатой почти без уксуса, омлетом и канноли с рикоттой из овечьего молока. В те дни звезда Пьетро уходила в закат, а звезда отца ярко сияла на небе.
Мауро Серра был высоким и рыжим, с голубыми глазами и густой бородой, обрамлявшей лицо. Он одевался во фланелевые рубашки, а на ногах носил остроконечные техасские сапоги. Сёстры утверждали, что он переплюнул Роберта Редфорда и, как и американский актёр, был заядлым плейбоем.
Когда по воскресеньям три сестры смотрели Гран-При, они пытались угадать, кого из девушек-зонтиков[9] Мауро уже успел соблазнить.
– По одной каждую гонку, – фыркнула Лаура, подавая пармезан.
Лаура Ло Капо была красивой женщиной со смуглой кожей и с двумя угольно-чёрными глазами. После развода она набрала вес и не перестала закрашивать седину
