Личная игрушка мажора
Мажор ставит меня на пол и поворачивается к двум девушкам-консультантам:
— Нужно одеть ее, — он осматривает меня снова с ног до головы. — Во что-то более… нормальное.
Я удостаиваюсь немного пренебрежительных взглядов девушек. Конечно, они-то в форме и с идеальными прическами и макияжем. Я себе кажусь какой-то неправильной, недоделанной, если можно так сказать.
Смотрю на мажора и очередной раз пытаюсь понять, на кой черт я ему сдалась, когда он спокойно может быть с одной из этих ухоженных девушек. А то и с обеими.
Словно в подтверждение моих мыслей, они расплываются в заискивающих улыбках. Движения девушек становятся плавными и флиртующими. Они профессионально рассредотачиваются по торговому залу и начинают собирать стопку вешалок с одеждой.
И это все с оглядкой на мажора и соблазнительным покачиванием бедер. Смотрю на девушек и думаю, что я никогда так не смогу. Ну, быть настолько привлекающей внимание. Эта мысль расстраивает, но я отмахиваюсь. И зачем это мне?
— Проходите, пожалуйста, в примерочную, — при взгляде на меня у девушки улыбка становится более пластмассовой.
Меня провожают в кабинку за тяжелые бордовые шторы и начинают подсовывать все новые и новые наряды. Обтягивающие, как вторая кожа джинсы, и короткий топ, приоткрывающий пупок, мешковатые трикотажные штаны и свободная толстовка и капюшоном, легкое летнее платье и строгая блузка с юбкой-карандаш.
Одеваюсь-раздеваюсь, меняю одно на другое. Аж голова идет кругом. Мажор требует, чтобы я каждый раз выходила и показывала ему, как на мне сидит одежда.
В результате меня оставляют в шифоновом сарафане на тонких бретелях, а все остальные вещи относят на кассу.
Позволяю себе задержаться в примерочной и покрутиться перед зеркалом. Красиво, даже немного игриво. Кажется, что глаза даже стали ярче. Ну, по крайней мере, нет ощущения, что я несколько дней назад не знала, где мне переночевать…
Мажор стоит у кассы с пакетами и что-то высматривает в телефоне, а когда отрывает от него взгляд и смотрит на меня, его брови ползут вверх. А вот глазами, наоборот, скользит вниз: к груди, талии, ногам.
— Старое платье где? — удивляет он меня вопросом.
— Вот, — я показываю зажатое в руке платье.
Мажор выхватывает его у меня из рук и одним резким движением выкидывает в урну около кассы.
— Эй! — возмущаюсь я и собираюсь достать платье, но он перехватывает мою руку и не позволяет это сделать.
— Ну уж нет! — усмехается мажор. — Одежда должна украшать. По крайней мере, тебя точно.
Я хмурюсь, но решаю не спорить, припоминая, как он меня занес сюда. Но что он этим хочет сказать? Что меня только одежда может сделать привлекательной, что ли? Что не хочется ему со страшилой рядом идти?
Он берет все пакеты, и мы выходим из магазина. Процедура повторяется в обувном. Я примеряю, показываю мажору, он одобряет или нет. В этом магазине теперь в урну летят мои босоножки. Точнее, даже не мои, а Иркины.
— Мне плевать, — отрезал мажор, когда я все же попыталась поспорить с ним. — Надо будет твоей подружке, новые купит.
Мне даже кажется, что выбросил обувь специально, только потому что она Иркина. А когда я начала про нее говорить, еще и разозлился.
— Умница, — когда мы вышли из очередного магазина еще с парой пакетов, сказал мажор. — Уложились даже в сорок минут. Это, я хочу тебе сказать, рекордное время.
Я пожимаю плечами. Мои походы по магазинам с одеждой ограничивались покупкой самого простого и дешевого. Без примерки и мук, что подходит лучше. Некуда, незачем и… откровенно не на что.
На выпускное платье пришлось брать из накопленных денег. Хорошо, что успела это сделать, пока мама их все не забрала. И то я долго не мучилась и взяла то, что первое приглянулось.
Мажор ведет меня в ресторан на самом верхнем этаже пятиэтажного торгового комплекса и просит столик у окна. В моем понимании “столик у окна” — это когда мимо тебя проходят люди и пялятся на то, как ты ешь, поэтому когда нас размещают в глубине помещения, я от удивления застываю на месте.
Из панорамного окна открывается вид на город и большой городской парк на горизонте. С высоты все как на ладони, а люди и машины внизу, как маленькие муравьишки. Красиво так, что аж дух захватывает.
Мажор помогает мне сесть за стол и садится напротив. Нам протягивают меню, а я его открываю и тут же закрываю. Картинки, конечно, красивые, но цены тоже очень даже красочные.
— Ты снова? — щурится мажор, мгновенно понимая причины моей реакции. — Прекращай. Тебе еще с моей мамой знакомиться.
— Кстати, ты так и не сказал, зачем? — я сразу же вся скукоживаюсь от этой мысли.
— Потому что она пытается лезть туда, где ее мнения не спрашивают, — ухмыляется мажор.
— То есть ты… Буквально хочешь использовать меня, чтобы позлить свою маму?
Блин. Даже не думала, что это будет настолько неприятно, осознавать себя инструментом.
— Хочу, чтобы она наконец поняла, что я сам решаю, что мне делать, — отвечает мажор, рассматривая меню. — Просто иногда ей нужно показывать это очень конкретно.
Он резко обрывает разговор и переключается на подошедшего официанта, которому заказывает все в двойном экземпляре — для себя и для меня. А потом откидывается на спинку кресла и всматривается в меня. Внимательно, как будто пытается проникнуть в мои мысли, и при этом изучает меня.
Жутко некомфортно, опираюсь на локти перед собой и сцепляю руки, пытаясь отгородиться от этого настойчивого взгляда.
— Что ж, чтобы с мамой было проще, давай все же познакомимся? — с легкой улыбкой предлагает он. — Еще раз представлюсь. Меня зовут Казанцев Максим Андреевич, мне девятнадцать лет. Я сын местной шишки, по отзывам знакомых и малознакомых наглый и бестолковый мажор, окончил местную элитную гимназию, зачислен на первый курс эконома, веду дела отца в одном небезызвестном тебе баре. Обожаю свою машину и ненавижу проигрывать. Спрашивай, если тебя что-то еще интересует.
