Личная игрушка мажора
— А теперь ты мне расскажешь все, — запирая раздевалку, говорю я. — Что ты собиралась сделать и зачем?
Вера воровато оглядывается по сторонам. Видно, что ей очень хочется сказать, что это все не она и вообще она “мимокрокодил”, но я все видел. Поэтому я просто стою и жду.
— Она… Наглая и беспринципная, — выдает официантка, а у меня невольно поднимаются брови.
Это летящая-то наглая? Наивная — да, простодушная — да, но наглая?
— Ты уверена или получше что-то придумаешь? — даже не скрываю угрозы в своем голосе. — А лучше, знаешь, правду. Тогда уволю не по статье и без отработки.
Вера несколько раз открывает и закрывает рот, а потом выдает:
— Я договорилась с другом, что он “забудет” кошелек, а я положу его в шкафчик новенькой, — выдыхает она. — И тогда все подумают, что она решила присвоить…
– Отличный план, — ухмыляюсь я. — Дорабатываешь сегодня, знакомому ничего не говоришь, отправляешь его сразу ко мне, поняла? И да. Завтра на смене чтобы я тебя уже не видел. Свободна.
Вера подпрыгивает на месте, опрометью кидается к двери, открывает и выскакивает из раздевалки.
Стерва. Решила проучить блин. И это после того, как я попросил ее отправить Нику обслуживать наш столик. Понимала же, что летящая — непростая девочка. Или оскорбилась? Дура, что. Могла бы и дальше работать.
Но теперь надо использовать ситуацию в своих целях. Тем более что Фил уже загреб своими подколками. Сегодня же Ника будет моей. Мне нужно только немного ей помочь, а дальше уже никто и никогда не отказывался. Я стопроцентно буду лучше ее лузера-бывшего.
Моя разыгранная сценка проходит идеально. Все четко по сценарию, кроме одного. Я ждал обреченности в глазах и слезливых просьб помочь, во взгляде Ники вызов. Дерзость загнанного животного, которому почти нечего терять. Кроме свободы и будущего, и именно за них Ника борется.
— Тебе в детстве игрушек мало дарили? — бросает она мне. — Что до сих пор ищешь, чем бы этот недостаток восполнить.
— Напротив, — отвечаю я. — Их было так много, что они потеряли уникальность. А вот такая, как ты — очень необычная. Поэтому и играть интересно.
— И считаешь, что я соглашусь? — она очень воинственно вздергивает подбородок, а я его ловлю своими пальцами.
— Уверен. Потому что отказом перечеркнешь всю дальнейшую жизнь, — склоняюсь ближе к ее губам и чувствую, как она начинает дрожать. Так, это уже перегиб.
— Чего ты от меня хочешь? — снова задает она вопрос.
— Сегодня после смены ты ждешь меня у служебного входа. А потом мы едем за твоими вещами и ко мне. Будешь жить у меня, пока я не захочу иначе, — отпускаю ее и наблюдаю.
Она касается своего подбородка рукой, одергивает фартук и молчит слишком долгие для меня двадцать секунд. А потом тихо, на грани с шепотом отвечает:
— Хорошо, — отводит взгляд, а в глазах появляется характерный блеск слез.
Ну уж нет, не поведусь, иначе не смогу настоять на своем. А я хочу, чтобы она, блин, круглосуточно рядом была. Дышать ею, обладать ею, сжимать в своих руках.
— Тогда иди в зал. Обманешь — заявление будет лежать в полиции, поняла меня?
Она поджимает губы, кивает и выходит. Я прислоняюсь спиной к шкафчикам. Ну кому я вру? Захочет уйти — уйдет и ни черта я никуда писать не буду. Но пока что…
— Максим Андреевич, — в раздевалку заглядывает администраторша. — К вам гость.
А вот и приятель Веры пожаловал.
— Скажи ему, чтобы ждал в кабинете, — говорю я и кладу его портмоне в карман.
Разговор выходит не из простых. Сначала он исправно отыгрывает свою роль, а когда я начинаю упоминать о ложных обвинениях, мошенничестве и прочих “неприятных” поступках с его стороны, он начинает юлить. То это все Вера (ну, конечно, всегда ищите женщину), то он действительно забыл и всего лишь хотел вернуть, но это я его развожу.
Даже приходится записи с камер поднимать, чтобы показательно ткнуть его в то, как он намеренно выложил портмоне. Мужик оставляет записку, что претензий не имеет, хорошие чаевые именно Нике и исчезает.
Набираю пост охраны, предупреждаю, что этому гостю в нашем баре не рады и иду к Филу отдыхать в предвкушении того, как заберу Нику к себе. Позволяю себе дофантазировать о том, как и что мы будем делать, как она, наконец, растает в моих руках.
Но в конце смены, естественно, встречаюсь с ее холодным непроницаемым взглядом. Ощущение, что она им воду может замораживать! Только вот меня это еще больше заводит, играет на азарте.
— Итак, за вещами? — открываю Нике пассажирскую дверь, и она ныряет в салон.
Это ее платье бесит, оно же висит как мешок из-под картошки. Надо будет что-то приличное из одежды ей купить, если все в таком же роде.
— Поехали уже, — огрызается она, и мы едем по тому же адресу, что я отвозил ее ночью.
Черт, надо поторопить крестного с инфой. Почему она с родителями-то не живет?
— С тобой подняться? — спрашиваю. Нет, не потому, что боюсь, что сбежит. — Сумку донести?
— Спасибо, обойдусь, — цедит Ника и пулей вылетает из машины.
Настраиваюсь на долгое ожидание — это пока она сейчас соберет все шмотки, косметику, книжки, что у нее там еще может быть? Откидываю спинку сидения и закрываю глаза — с утра после бессонной ночи тянет вздремнуть.
Но не проходит и десяти минут, как Ника спускается и садится в машину с одним пакетиком-маечкой.
— Если ты не поняла меня, — ухмыляюсь, — то ты не на полчаса и даже не на сутки. Иди собирай все шмотки свои.
— Я собрала все, — Ника поджимает губы и прижимает к себе этот дурацкий пакет. — Еще вопросы?
Я пялюсь на нее и не могу понять, это она так серьезно шутит или все так плохо? Твою ж мать!
