На грани анархии - Кайла Стоун
Его начали преследовать кошмары, образы прошлого — Джесса, Линкольн, ребенок, которого он оставил, его тезка. Его племянник.
Мысли о Ханне проскальзывали в воспоминаниях о Джессе. Он видел их обеих — теплую смуглую кожу и щедрую улыбку Джессы, нежное веснушчатое лицо Ханны и зеленые глаза, сияющие как драгоценные камни, манящие его, шепчущие ответ, в котором он отчаянно нуждался, но уже не помнил вопроса.
Иногда Лиам уже не различал, что было в прошлом, а что в настоящем. Где он находится и почему. Кого он преследовал и к кому ему нужно вернуться.
Время шло, и спустя какие-то минуты, часы, дни он уже не чувствовал холода. Он вообще ничего не чувствовал.
Он мог бы просто сидеть здесь и отдыхать. Ждать, пока Джесса или Линкольн придут за ним.
«Я не приду за тобой, — раздался голос Джессы в его сознании. — Никто не придет».
Его глаза жгло, как будто в глазные яблоки насыпали пепла. Моргать становилось все труднее. Слипались ресницы. Скоро его веки заледенеют.
Он ослепнет, и окажется парализованным.
«Ты должен встать, — сказала Джесса своим сильным, уверенным голосом. — Ты должен встать сейчас же».
Если он не поднимет свою задницу и не начнет двигаться, то умрет здесь. Лиам не боялся собственной смерти. Он никогда не боялся смерти. Он боялся того, что оставит после себя.
Ханна и Шарлотта останутся одни. И это неприемлемо.
«Ты должен идти. Ты должен идти к Ханне».
Он заставил себя сесть ровнее. Его спина ударилась о ствол дерева. С головы и плеч посыпались снежинки.
«Я уже готова уйти, — сказала Джесса. — Ты еще нет».
«Не покидай меня, — подумал он. — Ты мне нужна».
«Нет, — ответила Джесса, ее голос постепенно тускнел и отдалялся. — Больше нет».
Лиам знал, что никогда снова не услышит ее голос в своей голове. Точно так же как понимал, что она права.
Только Ханна нуждалась в нем сейчас. Ханна, к которой ему нужно добраться.
Это уже не просто миссия. И давно перестала быть таковой. Его замороженное сердце оттаивало болезненно, мучительно медленно, но все же оттаивало.
Он заботился о ней. Он заботился о Шарлотте. Он должен вернуться к ним. Он хотел вернуться к ним с каждым ударом своего сердца.
Он доползет до нее, если придется.
С болезненным стоном Лиам заставил себя двигаться. Неловко прижав AR-15 к спине, он опустился на бок и перекатился на живот. И пополз вверх по крутому склону.
Это походило на попытку вскарабкаться на гребень застывшей волны. Опираясь на предплечья, он подтягивался, опираясь на руки. Снег залеплял лицо, рот, руки хватались за следующую ветку, следующий тонкий ствол, торчащий из снега, следующий клубок корней, утопающих в пороше.
Лиам тащил себя вверх, дюйм за дюймом, шаг за шагом.
Его волосы замерзли, превратившись в ломкие нити. Руки горели от снега, щеки обжигало. Ноги и руки казались неподъемными — кровь в венах замерзла до состояния ила. Пальцы на ногах жгло.
Пальцы ног. Жгло. Болезненно.
Он попытался пошевелить ими. Они онемели. Обе ноги онемели. Одновременно они горели, словно он прижимал их к горячей плите.
Если бы его действительно парализовало, он бы ничего не чувствовал. Вообще ничего.
Лиам подавился вдохом, который рассек его легкие.
Воспоминание пришло к нему разрозненными фрагментами. Такое уже случалось раньше, много лет назад в Афганистане после выполнения задания. Его раздробленные диски сместились, скрежеща, защемляя важный нерв, который на несколько часов лишил его чувств в нижней части тела.
Его ноги болезненно покалывало, словно их пронзали иголками. Это было чертовски больно. Ощущение медленно распространялось вверх по ногам, а вместе с ним и боль. Электрические разряды пронзили его позвоночник, обжигая нервы.
Но он мог чувствовать. Он мог пошевелить ногами.
Лиама охватило облегчение, которое так же быстро сменилось нервным страхом.
Ханна. Он должен идти к Ханне.
Он посмотрел вверх. Прямо над его головой из ствола дерева торчала толстая ветка. Он потянулся и ухватился за нее. Окоченевшие руки несколько раз соскальзывали, но в конце концов Лиам крепко ухватился и поднялся на ноги.
Он передвинул ногу вперед, напрягаясь, чтобы опустить пятку, затем носок, каждый шаг давался медленно, жестоко, с усилием. Лиам уперся в склон, ноги болели, мышцы горели, боль засела глубоко.
Бело-горячая электрическая боль пронзила его позвоночник. Он вскрикнул. Вдохнул резкий воздух, который разорвал его горло и легкие.
Ему нужно справиться с болью, иначе она захлестнет его, повергнет в шок.
Он уже сталкивался с подобной болью. И знал, что делать.
Лиам мысленно представил себе боль, как белый огненный шар у основания позвоночника. Он пропустил ее через свое тело — огненный след нервов, мышц, костей и сухожилий.
Создал четкий образ боли во всей ее полноте. Затем заключил его в ментальную коробку и запечатал. Он запер свою боль.
Это частично сработало. Его мысли оставались слишком медленными и неровными. Холод блокировал его разум, рефлексы, все.
«Если ты не можешь думать, ты не сможешь ее заблокировать». Это сказал ему старый приятель, армейский рейнджер.
И все же, этого хватило. Этого должно было хватить. Провал нельзя допускать.
Его сердце билось так быстро, что Лиам почувствовал, как пульсируют виски. От невероятного напряжения он вспотел, его тело покрылось липкой испариной под слоями одежды.
Как только он промокнет, ледяной холод заберет его гораздо быстрее.
Если он остановиться, то умрет.
Наконец, он добрался до вершины оврага и рухнул. Ему нужно перевести дух и восстановить силы. Лиам лег на спину, тяжело дыша, уговаривая свое тело двигаться, продолжать путь.
С трудом поднявшись на ноги, он направился к лесу, ища следы, оставленные им и Пайком.
Он не знал, где находится, не мог сориентироваться в условиях белой мглы. Люди могли замерзнуть до смерти в пяти футах от своего дома — в пяти футах
