Босс, снимите с нас наручники!
— Так, — командным тоном проговариваю, упирая руки в бока. — Сейчас идём на чердак, если он тут есть. И ищем новогодние украшения!
— А если не найдём?
— Будет грустно, — пожимаю плечами. Но вдогонку бросаю: — Но я готова сидеть и вырезать снежинки из бумаги. Я видела, что она здесь есть!
Пусть только попробует увильнуть.
Мужчина, хоть и сопротивляется, уже послушно идёт за мной. Подливает мне шампанского, и в какой-то момент мне кажется, что он хочет меня опоить. А я, как дурочка, ведусь, без умолку болтая. Зато нахожу украшения!
Кучу мишуры, гирлянд, дождика и шариков.
Уже пьяненькая несусь в гостиную, где решаю праздновать Новый год. Не на кухне же!
— Вот здесь, в центре, поставим столик, — играю в репортёра и дизайнера одновременно. — Ёлку… Да прямо тоже на стол.
Она небольшая, поместится в импровизированную подставку.
Быстренько украшаю её, отставляя на тумбочку. Давид тем временем распутывает гирлянду.
Приступаю к украшению комнаты. На удивление, Давид молчит, изредка тихо вздыхает, будто раздумывая о чём-то и явно жалея.
— Это будет самый лучший Новый год в твоей жизни! — обещаю ему, подгоняя на кухню за стулом.
Он помогает мне принести стул. И даже терпеливо подставляет его туда, куда я сказала. Повешу на гардину гирлянду. Чтобы дождиком красиво струилась у окна. Выключим свет, включим гирлянду.
Ух! Красота будет!
Делаю ещё несколько глотков, залезая на стул.
— Только не упади, — слышится внизу.
— А ты не каркай.
Кое-как закрепляю гирлянду.
Ладно, упадёт, ещё раз прицепим! Или по полу потом кинем, если Бруно не сожрёт.
Оу, интересно, а если он её съест, светится она там будет?
Мотаю головой, отгоняя весь этот бред.
Но делаю это так сильно, что перед глазами всё плывет, и я оступаюсь.
— Ой, — говорю куда-то в воздух.
Теряю равновесие, пытаюсь схватиться за штору и делаю только хуже.
Слегка обернувшись, поскальзываюсь и стремительно, ощущая себя мешком картошки, лечу вниз.
А там, внизу, меня ждёт ошарашенный взгляд Давида. Только недолго.
Не знаю, какой паук укусил этого мужика, что он вдруг превратился в Питера Паркера, но он всё же ловит меня.
Но я всё равно продолжаю лететь вперёд, ощущая, как упираюсь животом в его лицо.
Зажмурившись, вытягиваю руки вперёд, ударяясь ими о диван.
— Блин блинский, — срывается с губ. Больновато было…
Тяжело дышу и даю себе слово, что никакого больше шампанского.
Как же нам повезло, что за спиной Давида стоял диван! И мы оба упали на него, а не на пол, расшибив себе всё что можно.
Как же я ненавижу эти наручники… Только и делаю, что падаю и падаю с ними.
Вздыхаю, привставая. Поясница что-то болит.
Опустив голову, встречаюсь с рассерженным взглядом мужчины.
Неловко вышло…
Учитывая, что я уже второй раз сижу на нём верхом.
— Мне кажется, это намёк, — кидаю глупую шутку. Пытаюсь скрасить этот момент, лишь бы он сейчас не скинул меня и, разозлившись, не ушёл. — Намёк на то, что, если вдруг мы займёмся секасом, я буду сверху.
Блин, я же ещё и без трусов.
Блин!
А он без майки. Куртку-то мы давно сняли уже – в ней жарко.
А я думаю, чего это мне между ног так тепло… А он, закипая, как котелок, греется с каждой секундой всё больше. И у меня всё горит в буквальном смысле.
— Дядь, у тебя температура?
Хорошо, что я ему на лицо не упала. Было бы такое фиаско… Но я же не в странном пошлом романе, слава богу.
Нет же?
— А я говорила, — тихонько и опасливо бубню себе под нос, продолжая сидеть на нём, — что нужно было шампанским лечиться. А ты всё «закалённый, закалённый»…
— Ты… — выпаливает, вдруг перемещая свои ладони с моей поясницы на попу.
