Я тебя забуду
— И к чему была вся секретность? — Шаталов убирает руки так резко, что я чуть не падаю.
— Для меня это слишком личное.
Спрыгиваю с его колен и суетливо сую градусник в картонную упаковку. Подальше от глаз.
— О да! Более личного не бывает!
— Куда мне со своими секретами до ваших оргий?!
— Оргии в сравнении с тобой — скука смертная. — Глаза Марка все еще серьезные. По нему видно, что злится. Из ушей так и валит пар. Лишь приподнявшиеся уголки губ выдают совсем другие эмоции. — Таких развлечений у меня еще не было.
Отвернувшись в сторону, он заливается хохотом. Все такой же огромный, сильный и твердый, как боксерская груша, по которой сейчас безумно хочется ударить.
— Рада, что вам весело, — цежу сквозь зубы. — А таблетки есть? Обезболивающие.
— Тебе обычные? — Отсмеявшись, Шаталов утирает лицо полотенцем.
После наших игр во врачей от гордости уже ничего не осталось, поэтому говорю прямо:
— Мне посильнее. И желательно что-то быстродействующее.
Идеальный повод поиздеваться надо мной еще больше, но Шаталов даже не улыбается.
— Сейчас будет, — произносит он. И, порывшись в той же коробке, где лежит градусник, достает голубую упаковку. — Скоро станет легче.
Марк кладет в мою раскрытую ладонь две капсулы. И протягивает стакан с водой.
Для человека, который планировал сегодня весь день умирать и проклинать свою забывчивость, это выглядит как подарок небес. На радостях, пока пью воду, даже забываю, насколько мне плохо. И лишь когда стакан оказывается пуст, от резкой боли возвращаюсь в реальность.
— А долго нужно ждать, пока они подействуют? — Обхватив живот, сгибаюсь пополам.
— Минут пять – семь. Я дал тебе повышенную дозу. Больше нельзя.
— Черт... что ж так долго?
В отличие от действия моих обычных лекарств пять или семь минут — это очень быстро. Впору просить название и бежать за рецептом чудо-средства. Но сейчас мне настолько плохо, что хочется ускорить.
— Я могу еще как-то помочь?
Шаталов уже давно мог уйти. Мавр сделал свое дело. Только он до сих пор рядом.
— Отвлеки меня как-нибудь, — вырывается со стоном.
— Не уверен, что мои варианты подойдут.
— Кажется, я сейчас и на шапито соглашусь.
Буквально минуту назад боль была вполне терпимой. На коленях Шаталова я ее вообще не ощущала. А теперь совсем крышка.
— Из меня хреновый клоун. — Марк проводит ладонью по моему плечу. Будто считывает что-то.
— Тогда без шапито...
На глаза наворачиваются слезы, и я, как собачка, утыкаюсь носом в мужскую ладонь. Не понимая зачем. Без единой мысли.
— Наверняка я об этом еще пожалею. — Он сокращает между нами расстояние.
И, когда волна новой боли пробивает насквозь, упругие губы накрывают мой рот.
В медицине нет такой терапии. В толстых анатомических справочниках ни слова о связи губ и женских проблем. От всего этого так и веет язычеством и древними ритуалами, но боль мгновенно гаснет.
Вместо острых вспышек я чувствую, как чужой кислород заполняет легкие. Как умелый язык скользит по нёбу, вызывая дрожь. И от близости твердого горячего тела мое собственное загорается всеми нервными окончаниями, как гирлянда на новогодней елке.
