Записки под партами

Таисия

Говорят, что время лечит. Но сколько нужно ждать? День, два, неделю, а может месяц? А может и год или много лет? Слишком многогранное понятие, слишком медленно тикают минуты, когда в груди разрывает от переизбытка чувств. 

Я почти не сплю. Не могу закрыть глаза. Сразу вижу Матвеева. Вот он улыбается, вот тянет руки ко мне, вот целует, даже смех его слышу, настолько отчетливо, что свихнуться можно. Но к горлу тут же подступает рвотный рефлекс. Вкус предательства для меня оказался невыносимым. Мозгом я понимаю, что нужно забыть и выкинуть из головы все, что связанно с Даниилом. А вот сердце... оно нещадно тоскует без него. Хочет к нему. И даже готово простить все на свете, лишь бы он пришел и опроверг все, что разрывает изнутри и заставляет медленно умирать.

Когда я очнулась в воскресенье, когда увидела его, эмоции, взяли вверх над телом. Мне хотелось убивать, хотелось плакать, кричать и на языке только один вопрос крутился: "почему".  Но его взгляд, в котором читалось полное непонимание, отчетливо отложился в памяти. Даниил был шокирован. То ли не ожидал, что правда уже раскрылась, то ли я чего-то не догоняю. А потом острая игла с каким-то веществом пронзила тело. И еще. И еще. Я не могла успокоиться. Слезы градом катились, губы искусала до крови, а взять в руки себя не получилось. 

В понедельник он снова пришел. Я не ждала, правда. Все раскрылось, какой смысл продолжать играть в заботливого парня. Зачем он здесь. Зачем ждет от меня объяснений. Я не понимала. Да и не хотелось понимать. Было так больно, так обидно, камнепад в моей душе никак не желал заканчиваться, продолжая по крупицам убивать внутри любовь и желание к жизни. Клянусь, мне хотелось умереть. Я себя ощущала куском мусора, который отправили на помойку доживать считанные дни. 

Во вторник мне снились кошмары. Казалось, что я бегу от всех, от Титова, от Даниила. Они смеются и снимают на камеру мои слезы. Проснулась вся мокрая и больше не сомкнула глаз. Молча смотрела в потолок, и упивалась собственным горем. Днем пришел папа. Он заметил мое странное состояние, но вопросов задавать не стал. Я была ему очень благодарна за это. Отец рассказал, что взял отпуск до следующего вторника, что будет мне приносить еду и следить, чтобы я шла на поправку. Впервые за долгие годы мы проводили время вместе. Я вновь почувствовала себя его дочкой, которую он любит и о которой заботится. 

Каждый раз, когда папа выходил из палаты, я на цыпочках подкрадывалась к дверям и выглядывала в коридор. Не знаю, что ожидала увидеть. Матвеева не было, он не сидел настойчиво под дверью, не ломился с вопросами. Даниил исчез из моей жизни, испарился, так же быстро, как песок вытекает из рук, стоит его только поднять. Я корила себя за тоску, за желание его увидеть. Нельзя так. Не с тем, кто предал, кто нагло вторгся в твое сердце и забрал оттуда важную часть. 

В среду я уже спокойно выходила из палаты. Будто приняла, он больше не придет. Однако голова сама крутилась назад, старательно высматривая прохожих. Однажды меня остановила медсестра. Недовольная женщина средних лет была мне как-то не особо рада. 

- Чего разгуливаешь, - фыркнула она, закидывая руки в карманы белого халата. 

- Бока отлежала, - без особого энтузиазма отозвалась, и хотела, уже было идти дальше, как мадам кинула мне в спину. 

- Ненаглядному своему скажи, пусть манерам учится. Мало того, что под дверью ночевал, так еще и огрызается. Ишь какой. 

- Под дверью ночевал? - Резко разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Корить себя снова начинаю, что реагирую подобным образом на слова о Матвееве. Но там внутри, под самыми ребрами, вдруг кольнуло, сладко так кольнуло. 

- Давай, топай в палату, - буркнула под нос медсестра и скрылась в больничных коридорах. Я же устало вздохнула и поплелась к себе. Только сейчас задумалась, почему лежу в одиночной, почему соседей нет. Неужели папа снял для меня VIP-комнату. Странно, что мачеха позволила ему тратить деньги так расточительно. К слову, о тете Любе, за эти несколько дней, она так и не пришла ни разу. Да что уж там, даже не позвонила. Ей было плевать на меня, как и всегда в принципе. Ничего в жизни не меняется. Никогда. 

К вечеру среды я лежала в комнате и рассматривала белый потолок. Мобильный потеряла или мои похитители его выкрали, одному Богу известно, куда он мог деться, поэтому довольствовалась телевизорам, висевшем на стене, и общением с местным персоналом. На этом все. Никаких тебе друзей, подруг, никто не ломился в мои двери проведать. Как я только умудрилась прожить почти 18 лет и остаться одна. 

В четверг я совсем скисла. Даже приход отца меня не обрадовал. Его истории казались неинтересными, а еда невкусной. А может, у меня просто не было аппетита. В итоге это была игра в одни ворота, потому что большую часть времени я молчала. Днем мне сделали капельницу, пытались прочитать нотации, что я слишком много двигаюсь, а затем оставили одну. Впервые была рада оказаться в компании сама с собой. 

Вечером, вернее уже в девятом часу, я снова планировала выйти и пройтись по коридорам. На улицу носа не сунуть, холодно, да и что там делать зимой-то. А так хоть ноги размять можно, да и время, скоротать, которого у меня было несказанно много. И в это самое время противные мысли потоком лезли, извивали толстой веревкой шею и душили, беспощадно душили. Накинула на плечи длинную кофту, которую папа мне вчера привез, сунула ноги в тапочки, и уже собиралась выйти, как дверь неожиданно открылась.