Анна - Никколо Амманити
В автомастерской царила темнота. Она попыталась опустить ставню, но та не сдвинулась с места. Выставив перед собой руки, Анна прошла в дальнюю часть помещения, но ударилась коленом о машину, а голенью задела стеллаж с металлическими предметами, который с грохотом опрокинулся на землю. Стиснув зубы от боли, она на ощупь пошла вдоль стеллажей, коснулась грубой стены, нащупала дверь и открыла её. Дальше было ещё темнее. Она опустилась на четвереньки и одной рукой нащупала край ступеньки.
Снаружи раздались выстрелы.
Она села, обняв колени, и взмолилась, чтобы её не успели заметить.
* * *
От первого выстрела все обернулись.
Посреди улицы стоял какой-то толстяк с ружьём в руке, а кто-то ещё, весь согнувшись, бежал к зданию, толкая тачку.
Старшая девочка дунула в свисток, созывая синих детей. Они подняли с земли камни и с криками бросились вперёд.
Микелини, держа ружьё, как мафиози, выстрелил в них тремя оставшимися патронами. Последним он сбил одного, который рухнул в облако пепла.
– Есть…
Он отбросил ружьё и бросился к зданию, но от болезни и избыточных килограммов стал задыхаться. Он повернулся, чтобы посмотреть, где преследователи, и тут его ударили камнем по голове. Она вскрикнул, поднёс руку к виску и споткнулся. Сделав три неровных шага и размахивая руками, чтобы восстановить равновесие, он, как бульдозер, врезался в забор на краю дороги и упал ничком с широко раскрытыми руками. Марио даже не попытался встать. Ухватившись за траву, он уткнулся лицом в тёплую землю и подумал о брате.
* * *
В гараже слышались детские крики.
Спотыкаясь, Анна поднялась по лестнице и оказалась у закрытой двери. Она открыла её и очутилась в вестибюле. Свет пробивался сквозь матовые стёкла. С одной стороны стояли пыльные почтовые ящики, рядом висел пожелтевший листок с датой собрания жильцов, а с другой – знак, запрещающий оставлять без присмотра велосипеды и коляски.
Она попыталась открыть дверь, но та не поддавалась. Не зная, что ещё делать, Анна бросилась вверх по лестнице. На втором этаже квартиры были закрыты. То же самое на третьем. На последнем тоже всё было закрыто.
Они были в вестибюле.
Анна распахнула окно лестничной площадки. Внизу была бетонная рампа мастерской, метрах в пятидесяти дальше – лежало тело Микелини. Слева, в метре от неё, виднелась небольшая терраса.
Они были на лестнице.
Она взобралась обеими ногами на подоконник, оглянулась через плечо, покачнулась на ногах и спрыгнула. Она летела руками вперёд и ударилась грудью о перила, но успела ухватиться за перекладину. Поставив одну ногу на край балкона, она перелезла и заползла внутрь.
Глотая воздух, она захромала по балкону, который огибал всё здание. За углом стояли кондиционеры, котельная и приоткрытая балконная дверь. Он влезла в неё, закрыла ручку и села на землю, тяжело дыша и уставившись на посудомоечную машину и хромированную мусорную корзину.
Они были на лестничной площадке. Они стучали в дверь.
Анна встала, порылась в кухонных ящиках и нашла среди столовых приборов длинный зубчатый нож. Зажав его в руке, она спряталась в углу и приготовилась.
– Идите сюда – я вас убью. Убью вас всех.
Вместо этого она услышал, как они снова спустились по лестнице, и через некоторое время наступила тишина.
Анна прижалась к холодильнику, не выпуская ножа, пока адреналин не растворился в венах. Нужно убедиться, что они ушли. Она открыла балконную дверь и подтянулась на локтях к перилам.
Они шли гуськом по тенистой улице на закат. Девочка, выкрашенная в белый цвет, в бейсболке Микелини на голове, толкала тачку.
Анна вернулась в дом и опустилась на пол, обнимая рюкзак.
* * *
Она решила переночевать тут.
Оказалось, что входная дверь открывается изнутри.
Квартира была в хорошем состоянии. Кроме муравьев и тараканов, никого не было. Тут ей понравилось – квартира была в образцовом порядке. В кабинете, уставленном книгами, диплом в рамке удостоверял, что некто Габриэле Меццопане получил в Мессине степень в области общей медицины.
Доктор находился в гостиной, перед телевизором, в большом бежевом бархатном кресле со спинкой, откинутой вперёд. Он сидел на подушках, а туловище лежало на низком столике, упираясь лбом в стеклянную столешницу. Он хорошо сохранился. Кожа, ещё не отставшая от черепа, казалась мокрой бумагой, высохшей на солнце. Сухие жёлтые волосы, как пакля, обрамляли чешуйчатый череп. Золотые дужки очков покоились на смятых ушах. На нём был полосатый халат, пижама и пара войлочных тапочек. У подлокотника стояла трость, электрический провод от подлокотника заканчивался серым пультом управления с красными кнопками – труп сжимал его в сморщенной руке. На журнальном столике, рядом с головой, лежали затвердевший листок с цифрами и именами и телефон с большими кнопками.
Она прошла в туалет. Вихрь летучих мышей вырвался в окно, на полу, выложенном зелёной плиткой, остались кучи помёта, похожего на чёрные рисовые зёрна.
В кладовке с вениками она нашла походную газовую лампу. Прежде чем включить её, она проверила, что жалюзи опущены. В кухонных шкафах оставались чайные пакетики и пачки с макаронами, полные бабочек. В холодильнике, рядом с чёрной кашей, которая переливалась с полки на полку, стояла банка с соусом.
"Тушёнка Говеди", – гласила этикетка. Анна открыл банку. Зеленовато-чёрная плесень лежала толстым слоем, но она удалила её и поднесла банку к носу. Она не была уверена, что это ещё съедобно, но всё равно попробовала. Мясо было безвкусным, но немного утолило голод.
На полке, рядом с банками с кофе, она нашла бутылку граппы "Нонино". Она отнесла её в спальню, поставила лампу на тумбочку, сняла туфли и подложила пару подушек под спину. Два глотка граппы обожгли и осушили горло.
Она погладила аккуратно натянутые простыни на матрасе.
– Я как королева.
Когда в субботу вечером папа приезжал из Палермо, он всегда привозил сицилийский десерт под названием "кассата", картофельные крокеты и аранчини[5] из кондитерской "Мастранджело". Это называлось "праздником живота". Анна ела руками с бумажного подноса, сидя за низким столиком. После этого отец укладывал
