Хочу твоим первым
"Иногда расплачиваешься за содеянное, а иногда – за то, чего не сделал".
Чак Паланик
Арина
Гордей бьет, не церемонясь. Методично и целенаправленно наносит удар за ударом, удар за ударом.
А Володя...
Боже, я считала его таким умным, спокойным, надежным. Но что же произошло с ним теперь? Что он делает и зачем? Зачем наговаривает на меня? Разве можно так?
Разве можно?
Тем более, когда не может оказать хоть сколько-нибудь достойного сопротивления противнику.
- Нет, Гордей, нет, он обманывает, не было ничего! – кричу я, умоляя Гордея прекратить, и пытаюсь снова ухватить его за плечо.
Но на этот раз он совершенно и абсолютно меня не слышит. Не реагирует, не останавливается. Он...убивает...убивает.
Положение спасает Лизина соседка, боевая крикливая. Если бы не она, то я не знаю...
Но она выглядывает на шум из своей квартиры, и ей хватает всего пары секунд, чтобы понять, что здесь у нас происходит.
Она выскакивает с криками и, в отличие от меня, у нее как-то быстро и ловко получается растащить парней и выгнать всех нас на улицу.
- И нечего тут петушиные бои устраивать, - припечатывает женщина напоследок и захлопывает за нашими спинами тяжелую подъездную дверь.
...
Володя делает пару неровных шагов к скамье и, морщась, прилягивается на нее.
Гордей...стоит, широко расставив ноги и крепко сжимая кулаки. Не сводит пристального взгляда с Володи.
Опасно стоит. Будто вот-вот сорвется и накинется на того снова.
Смотрю на него умоляющим взглядом, хочу, чтобы прекратил, чтобы услышал, чтобы перестал, но он будто совсем не слышит, отгородившись от меня высокой непроницаемой стеной.
Сердце сжимается и кровоточит. Я никогда не думала, что оно может так сильно и нестерпимо болеть.
И, вместе с тем, Володя, на которого сейчас я крайне зла, находится в настолько плачевном состоянии, что кажется почти умирающим и явно нуждающимся в немедленной медицинской помощи.
Не представляю, что сейчас делать и разрываюсь между ними двумя.
- Давай, вызови ему скорую и отвези в больницу, - бросает мне Гордей, отмерев и словно прочитав вдруг мои мысли.
Слегка поворачивает голову и окидывает меня пустым непроницаемым взглядом.
На его лице до жути холодное надменное выражение.
- А там дежурь у его постели, - продолжает, не дожидаясь моего ответа.
- Гордей, зачем ты так!
- Значит, все у вас было с ним, Бельчонок, - говорит и его губы изгибаются в горькой невеселой усмешке.
Не спрашивает, а утверждает. И он...он действительно не слышал моих задушенных, умоляющих криков, в то время, как Володины слова отпечатались в его сознании почти мгновенно.
Мне становится так горько от того, что он поверил настолько быстро, так безоговорочно в эту полнейшую и глупейшую ложь.
И мне бы кинуться к нему снова и в который раз рассказать все как есть на самом деле.
Вот только я отчего-то не могу. Не получается у меня. Ресурс и смелость исчерпаны за то время, что я пыталась безуспешно остановить драку и хоть немного достучаться до него.
Сейчас же...
Я не могу с точностью описать свое состояние сейчас.
Мои легкие будто застывают, словно покрываются изморозью изнутри и снаружи. И не могу больше, как ни стараюсь, доказывать что-то, с жаром объяснять.
Он мне не верит и так смотрит на меня...
Будто я совершила что-то постыдное, хотя я ведь не делала ничего. А он поверил, поверил сейчас же. И теперь словно предъявляет это мне.
Оправдываться снова кажется мне таким унизительным. Таким неправильным и противоречащим всей моей сущности действием.
- Отвечай, - требует Гордей, и я делаю, как он просит.
- Даже если и так, что с того? - вырывается из меня и тут же этот ответ стрелами впивается в сердце, когда я вижу, как еще больше темнеет и мрачнеет его лицо.
Но обратной дороги уже нет.
Может и к лучшему все. Он, наконец, отстанет, как я и хотела изначально. И не будет ни ревности этой оглушающей, ни раздирающей душу боли от его недоверия.
- Значит..., - выдает задушено и замирает.
Смотрит на меня, а я на него, утопая, сгорая, проваливаясь.
Между нами по-прежнему искрит. Я чувствую это притяжение. Оно не способно, как мне кажется, исчезнуть и будет ощущаться всегда.
И одновременно с этим между нами словно разверзлась пропасть, которую не перепрыгнуть и не переплыть.
И все же, все же...
Мне кажется, вдруг, что он готов все равно встречаться со мной, несмотря ни на что...
Но это обман, он больше не считает меня достойной его внимания.
Володин телефон начинает звонить, и тот неуклюже тянется за ним, а Гордей отворачивается от нас и идет к своей машине.
Сам на себя не похож. Походка неровная, будто его штормит, плечи сильно опущены.
Боже, мощным ударом под дых доходит до меня. Что же я делаю? Что я, черт побери, делаю? Что я творю?
На инстинктах я кидаюсь к Гордею и хватаю его за руку.
- Стой, Гордей, подожди, - чуть ли не кричу я, а на глазах снова выступают слезы.
Он разворачивается, смеривает меня каким-то странным, не свойственным ему, буквально ледяным взглядом. От которого вместо тепла веет одним лишь арктическим холодом.
- Гордей, - шепчу я, и шепот застывает в горле, лишь стоит только впитать этот холод. - Я...я...люблю тебя.
- Да неужто?
Я киваю, внутренне сжимаясь.
- Ладно, если так...Ты едешь сейчас со мной и делаешь все, что я захочу, - предлагает, глядя прямо в глаза и, одновременно с этим, словно заново опаляя.
- Все, что я хочу, Бельчонок. А ты знаешь, чего я хочу.
Жестко, недвусмысленно.
Мне кажется, с его губ готово сорваться слово шлюха и поступать со мной он намерен, как с ней.
- Нет, я не поеду. Я...я... не могу бросить его в таком состоянии, - хватаюсь за возможность получить хоть какую-то, пусть небольшую отсрочку.
